– Что ж, никто не заставлял вас со мной разговаривать, – нанесла она ответный удар. Ее акцент был сильнее, когда она злилась. – Оставайтесь на своей стороне зала и не лезьте ко мне.
Мы оба являлись лишь оболочками самих себя. Я точно знал, почему страдал. Я только что потерял любовь всей жизни или хотя бы самую близкую версию, что у меня когда-либо была. Но какое у нее оправдание?
Вместо того чтобы думать о возможной смерти моей невесты, мой мозг начал выходить из-под контроля. Он будто вращался в бесконечной кроличьей норе.
Грейс любила Пола?
Она хотела бросить меня ради него?
В чем был смысл этой бесполезной измены, если она собиралась выйти за меня? Если хотела уволиться с работы? Пол не был особенно красив, да и обилием серого вещества тоже не обладал.
Как долго это все длилось? Неужели они уже хранили эту тайну в секрете, когда мы все были в Италии?
Ездила ли Грейс в Цюрих по работе все эти дни, недели и месяцы? Или она была с ним?
И где они встречались, когда были одни? Отель? Съемная квартира? Квартира Грейс, про которую она продолжала говорить «на всякий случай»?
Я хотел узнать каждую деталь. Питаться болью, пока не захлебнусь ею.
– Миссис Эшкрофт? – Женщина в белом халате вышла из серебряной двери. Она сняла толстые очки и протерла их краем рукава.
Простушка расправила свое дурацкое платье, выпрямив плечи. Женщина отошла в сторону, жестом приглашая ее войти. Уиннифред кинула на меня еще один испепеляющий взгляд. Мне хотелось сказать ей, чтобы она забыла про фарс с опечаленной вдовой. Она добилась своего. Она молодая красивая вдова с миллионами на банковском счету, и никто не мог обвинить ее. Мечта любого золотоискателя.
Наши взгляды встретились всего лишь на миг. Я надеялся, мои глаза передавали все, о чем кричала каждая моя клеточка в теле.
Ты должна была быть в самолете.
Ты должна была умереть. Ты.
Непримечательная. Незначительная. Незапоминающаяся. Деревенская простушка.
А не моя прекрасная, утонченная и умная невеста.
Не хитрая и соблазнительная Грейслин Лэнгстон. Эффектная женщина, которую понимал только я.
– Пожалуйста, следуйте за мной, – женщина в белом халате проводила ее. Уиннифред быстро подчинилась и вернулась спустя десять минут. Она выглядела мертвенно-бледной, ее плечо ударилось об мою руку, но она даже не заметила этого. Я повернул голову, чтобы проследить за ее действиями. В коридоре Уиннифред рухнула на пол, сгорбившись и расплакавшись. Она продолжала рыдать.
Мне не нужно было спрашивать. Я знал. Она увидела там Пола.
– Мистер Корбин? – Женщина в белом халате снова показалась из дверей.
Я закрыл глаза и прислонился затылком к стене.
Грейс удалось каким-то образом ускользнуть из моих рук. Снова.
Я держал ее недостаточно крепко и близко к себе.
И в этот раз вода не спасла ее.
Часть 2
Глава 11. Уинни
Спустя восемь месяцев
Мама всегда говорила, что самым милым из всего, что я делала в детстве, было то, как я плакала навзрыд из-за песни Дэвида Боуи Space Oddity.
Я имею в виду полномасштабный срыв, приправленный икотой и неконтролируемыми эмоциями.
– Ты была так тронута этой песней, не важно, сколько раз ты ее слышала. Она трогала твою душу. Из-за этого я знала, что ты актриса. Ты позволяешь искусству дотронуться до твоей души. Так что для меня было очевидным, что однажды ты сможешь тронуть этим других.
В эти дни я не могла выдавить и слезинки, чтобы спасти свою жизнь. Рекламы Суперкубка. Драматичные фильмы на телеканалах. Женщины с колясками на улицах. Бездомные люди. Войны, голод, гуманитарные кризисы. Просроченные в холодильнике йогурты, которые любил Пол. Песня Mad World Майкла Эндрюса. Все это обычно входило в список вещей, которые заставляли меня плакать много и долго. Но мое тело совершенно высохло. Оно было в эмоциональной коме, отказываясь производить слезы.
Плачь. Почувствуй хоть что-то, черт возьми! Хоть что-нибудь. Внутренне упрекала себя, когда выбегала из театра, а порыв влажного жара ударял в лицо.
Погода в Нью-Йорке брала от жизни все. Лето всегда было длинным и липким, а зима – белой и жестокой. В последние дни казалось, что весь город таял, словно капли мороженого падали на землю. Но впервые за все время жара не беспокоила меня. Все, что я чувствовала, это легкий озноб из-за потери семи килограммов с тех пор, как я потеряла Пола.
Мои глаза все еще сухие.
– Нет, ты не должна плакать. Ты счастлива, – вслух пробормотала я себе. – Ладно. Возможно, «счастлива» не подходящее описание… Довольна. Да. Ты довольна своими маленькими достижениями, Уинни Эшкрофт.
Один из плюсов Нью-Йорка – никто не будет глазеть на тебя, если ты говоришь сама с собой.
Я шла по Таймс-сквер, не обращая внимания ни на достопримечательности, ни на запахи и праздничное настроение вокруг. В эти дни даже простая ходьба требовала больших усилий.
Мой телефон зазвонил в кармане. Я вытащила его, проводя пальцем, чтобы ответить моему агенту, Крисси.
– Не волнуйся. – Я закатила глаза. – Я не забыла прийти на прослушивание в этот раз.
За последние несколько месяцев я стала очень забывчивой. Все вокруг продолжали уверять меня, что они понимают, но я видела, некоторые люди теряли терпение. Я редко ходила на прослушивания, не приходила на встречи и вообще не очень социально функционировала. Я забывала поесть, позаниматься, перезвонить родственникам и друзьям. День рождения моей племянницы прошел мимо меня, впервые не было никаких щедрых подарков, шариков, сюрприза в виде приезда тети Уинни. Большую часть дней я лежала на диване, смотря на входную дверь в ожидании, что Пол вернется.
Мама с папой говорили, что мне нужно сократить свои убытки. Собрать вещи и вернуться на ферму Малберри-Крик.
Там как раз нашлась работа для меня. Учитель драматического кружка в моей бывшей средней школе.
Мама рассказывала, что моя школьная влюбленность, Риз Хартнетт, работал сейчас там в качестве тренера футбольной команды и мог подергать за ниточки по поводу вакансии. Она уверяла, что это хорошее предложение. Прекрасная, комфортная должность для меня, пока я разбираюсь, как быть дальше. Но идея уехать из нашей с Полом квартиры вызывала у меня мурашки по коже.
К тому же принимать помощь от Риза Хартнетта после нашего неудачного прощания казалось… неправильным.
– Да, я знаю, ты решила почтить их своим присутствием, между прочим, очень великодушно с твоей стороны, – хихикнула Крисси на другом конце провода.
Я прошла мимо толпы туристов, фотографирующихся на фоне рекламных щитов, они смеялись и хихикали, но я оставалась безразличной к происходящему вокруг.
– Как ты узнала, что я пришла? – Я кинула последние несколько долларов в открытый футляр для скрипки уличного музыканта, не замедляя шаг. – Ты что, теперь за мной следишь, мамочка?
– Нет, хотя иногда руки чешутся просто проверить, все ли в порядке. Ты знаешь, я всегда очень волнуюсь.
Проклятая Крисси и ее золотое сердце. Я прекрасно это знала. И, по правде говоря, она была одной из немногих в Нью-Йорке, кто искренне беспокоилась за меня. Она и еще Арья, женщина, которая руководила благотворительным фондом, где я работала волонтером. Большая часть моих знакомых были в Малберри-Крике. Крисси же взяла меня под крыло, когда я впервые подписала с ней контракт. Думаю, она увидела во мне девушку, которой сама была. Молодую и впечатлительную, только вошедшую в жизнь, и легкую добычу для кровожадных акул Нью-Йорка. Она приехала из Оклахомы, а я из Теннесси. Но с одной и той же историей: девушка из маленького города пытается покорить Большое яблоко.
– Что ж, дорогая мисс, к твоему сведению, я в порядке, – объявила я. – Ем овощи и занимаюсь собой.
– Если думаешь, что я куплюсь на это, тебя ждет разочарование. Но мы обсудим эту тему позже. Вернемся к твоему прослушиванию, – решительно проговорила Крисси.
Это было первое прослушивание, на которое я пришла после авиакатастрофы. Единственная роль, которая меня заинтересовала после смерти Пола.
Я хотела эту роль. Она была мне необходима.
– Что насчет моего прослушивания? – спросила я.
– У меня есть новости.
О нет. Так быстро. Неужели я была так ужасна, что они не могли подождать, что так скоро позвонили моему агенту? Этой женщине не место на сцене.
– Слушай, Крис. Я пыталась. Правда пыталась. Я пошла туда и отдала всю себя. Может, я…
– Ты получила роль, малышка! – сообщила Крисси.
Я остановилась посреди дороги. Пара человек врезались в меня сзади, пробормотав ругательства. Останавливаться без предупреждения на тротуаре в Манхэттене было серьезным дорожным нарушением.
Подождите… Я получила роль?
Я пыталась почувствовать наслаждение от новостей. Какое-то чувство удовлетворенности или что-то подобное этому. Но мое тело онемело снаружи, опустело внутри. Я чувствовала себя тонким листом бумаги. Такой светлой и легкой, что меня мог унести порыв ветра.
Поплачь, Уинни.
Я всегда плакала по любому поводу, плохому или нет, можно было запускать целый фонтан из моих слез.
Я пойду на работу! Выйду из дома! Буду ходить на репетиции и учить реплики!
Мне придется стать полностью функциональным настоящим человеком. Но каким-то образом единственное, что я чувствовала, это страх.
– Ты будешь играть Нину, – причитала Крисси, не обращая внимания на мое молчание. – Ты можешь в это поверить? Сладкая мечта каждой актрисы!
Она права. Со времен Джульярда, когда я была еще начинающей актрисой, играть роль Нины было мечтой большинства моих сокурсниц. Прекрасная, трагичная, жаждущая славы девушка из пьесы Чехова «Чайка». Женщина, которая олицетворяет потерю невинности, эмоциональную боль, чьи мечты превратились в пыль.
Так мне подходит. Конечно, я получила роль. Я и есть эта роль