Терпеть не могла лгать. Не только из-за моральных убеждений, но и потому, что из меня ужасная лгунья. И все из-за по-настоящему плохой памяти. Но никому нельзя было знать, что связывало нас с Арсеном. Мне не хотелось, чтобы меня жалели, шептались за спиной и судили. Но больше всего я не хотела, чтобы другие думали плохо о Поле. Точно не тогда, когда даже я до сих пор не могла переварить мысль, что он изменял.
Крисси отложила свою вилку и пристально посмотрела на меня. Ее взгляд был таким же выразительным, как у моей мамы, когда я еще в старшей школе сбежала к Ризу на свидание сразу после воскресной службы.
– Уинни, нам нужно поговорить.
– О, я знаю эту реплику. – Я разломила еще один кусочек хлеба, макнула его в оливковое масло с уксусом и закинула себе в рот, после чего продолжила: – Ты не можешь расстаться со мной, Крис. Ты моя единственная подруга в этом богом забытом городе.
– Тебе нужно двигаться дальше, – она оставалась серьезной.
– Двигаться дальше? – Я подавилась, застигнутая врасплох этой идеей. – Прошло меньше года!
Она не могла серьезно предлагать мне снова встречаться с кем-то. Может, она имела в виду, что мне нужно завести домашнее животное или больше выбираться из дома. Не то чтобы эти идеи казались более привлекательными, чем знакомства. Ничего не казалось привлекательным с тех пор, как Пол погиб. Но они хотя бы были не такими возмутительными, как свидания.
– Только не начинай. – Крисси сделала глоток ее далеко не ароматного чая для похудения. – Пол не был каким-то мучеником. Он был подонком, который изменял.
– Это чистые домыслы. Мы не знаем точно, – защитилась я.
– Мы знаем. – Крисси хлопнула крышкой термоса, поставив его на стол. – Только ты не знаешь. Все вокруг прекрасно знают. Они просто не говорят ничего, потому что ты и так многое пережила.
Думали ли мои родители и сестры так же? Что Пол изменял мне?
– У тебя нет причин сидеть и оплакивать его. Заказывать еду для него, придерживаться тех же привычек, – убедительно сказала Крисси, быстро повернувшись в своем кресле, чтобы подозвать к нам официанта. Ее глаза не отпускали мой взгляд.
Ага. Крисси либо спалила мою традицию с Полом заказывать доставку, либо нет.
– Послушай, – вымученно простонала я. – Даже если он изменял мне, что я все еще не признаю, у нас все равно с ним была своя история. Мы прошли через многое. Я просто не могу его забыть. Это не так просто.
– Об этом я и говорю! Еще одна причина, почему тебе нужно жить дальше. Если он так поступил с тобой после всего, что вы пережили, то мне жаль, но он не достоин ни прощения, ни скорби. Никто не будет тебя винить, если ты пойдешь по своему пути.
Восхитительная еда на вкус ощущалась, как грязь во рту. Официантка протянула между нами чек. Я собиралась уже взять его, но Крисси оказалась быстрее. Она ухмыльнулась, поиграв бровями и положив кредитку в черный кожаный футляр с чеком, и передала обратно официантке.
– Дело в том, что тебе нужно двигаться дальше, пока мир вокруг не начал вращаться без тебя. Тяжелые времена никогда не длятся вечность, милая. А вот тяжелые люди… – Крисси похлопала меня по руке, пока официантка спешила вернуть ее кредитку. – Жизнь прекрасна и непредсказуема, и она не будет ждать, когда ты решишь влиться в нее. Тебе нужно прыгнуть в воду с головой. И что потом? Потом убедись, что ты произвела фурор.
Через час я зашла в «Калипсо Холл» на репетицию. Так как театр был закрыт до дневного спектакля, Джереми, наш охранник по будням, открыл для меня дверь.
– Мисс Эшкрофт. Хороший день, не так ли? – поприветствовал он меня.
– Самый лучший, Джереми. Вот, возьми. Надеюсь, это сделает твой день приятнее, – улыбнулась я в ответ, передавая ему печенье и кофе, за которыми зашла в итальянское местечко, прежде чем прийти сюда.
– Вы слишком добры для этого города, Уиннифред, – вздохнул он.
Я уже собралась идти за кулисы.
– Эй, слушайте, мисс Эшкрофт! Вы видели это? Впечатляюще, правда же? – Джереми отчаянно помахал рукой, останавливая меня.
Я развернулась, столкнувшись лицом к лицу с чем-то, что удивительным образом не заметила, когда зашла в здание. Это был постер «Чайки» во всю стену. Вместо того чтобы показать всех актеров, на изображении крупным планом были я с Рахимом.
«Чайка» Антона Чехова
В ролях: Рахим Фаллаха, Уиннифред Эшкрофт, Рене Хиндс и Слоан Барански.
На фотографии я смотрела прямо в камеру, а Рахим стоял позади, что-то шепча мне на ухо. Это прекрасно, нежно и эротично. Но никакого восторга или удовольствия от этого я не почувствовала. Мое сердце не замерло и не стало биться чаще. Это вершина моей карьеры. Что-то, из-за чего бы прежняя я подпрыгнула от волнения, крепко обняла Джереми, поцеловала постер, начала делать фотографии и отправлять всем, кто был записан у меня в телефоне.
Я чувствовала себя такой пустой, что хотелось кричать, лишь бы заполнить чем-то свое тело.
Пролей слезу. Хотя бы одну. Докажи себе, что ты можешь. Ты же актриса, черт возьми!
– Отлично, мисс Эшкрофт. – Джереми наклонил шляпу в мою сторону. – Вы заслужили.
Каким-то образом я справилась на репетиции. У меня не случилась истерика из-за того, что меня нисколько не тронул постер. Смогу ли я когда-нибудь снова чувствовать хоть что-то? Радость? Наслаждение? Ревность? Ненависть? Я согласна на все.
Рахим был в приподнятом настроении. Он торопился полюбоваться нашим постером во время перерыва.
– Как грустно, что это место настолько запущенное, что мы так радуемся всего лишь постеру. – Рахим цокнул, снова рассматривая себя на огромном листе во всю стену. – Знаешь, как много денег они потратили на рекламу от Hamilton?
Лукас ходил на репетициях, словно павлин. Похоже, впервые за последние двадцать лет на премьеру в «Калипсо Холл» придут настоящие критики. Он улыбался и смеялся вместе с технической бригадой, не ругался, когда двое звукорежиссеров уходили пораньше, и обнял сценографа, когда она случайно сломала реквизит.
Когда репетиция закончилась, Рене и Слоан поспешили на любительскую постановку их общего друга, премьера которой назначена на сегодняшний вечер.
– Увидимся завтра, Уинн. О, и моя девушка передала благодарности за совет с печеньем. – Рахим поцеловал меня в щеку, также собираясь уходить. – Желток и коричневый сахар? Находка!
– Скажи ей, что может звонить мне, когда захочет! Внутри этой штуки много подобного. – Я постучала по виску. – Но помни, не делись секретами со своим валяльным клубом!
Он рассмеялся, поворачиваясь и направляясь к выходу. Я же пошла в свою гримерку.
Это крошечная комнатка за кулисами, но она вся моя. Я закрыла дверь позади себя, прижавшись лбом к холодному дереву, и сделала глубокий вздох.
– Ты в порядке. Все в порядке, – вслух сказала я себе.
– Я бы поспорил, – протянул кто-то позади, заставляя меня подпрыгнуть на месте. – Не многие люди, которые разговаривают сами с собой, считаются нормальными.
Голос, хриплый и насмешливый, принадлежал лишь одному человеку, который вызывал во мне хоть какие-то чувства в эти дни. Чистая ненависть, если быть точнее. Я увидела Арсена, сидящего на ободранной желтой кушетке скрестив ноги, такой весь из себя неприступный император.
– Мистер Корбин, какой сюрприз. – Мое сердце бешено заколотилось внутри. Впервые за последние месяцы я почувствовала его, и мне не нравилось, что этот измученный мужчина, словно сошедший из стихотворений Байрона, был тому причиной. – Что привело вас в мою скромную берлогу?
– У меня перерыв между встречами. Я подумываю купить квест-комнату в Брайант-парке, сделанную в стиле средневекового подземелья. Подобное, похоже, сейчас в моде.
– Спасибо, что поделились информацией. Это многое значит. А теперь позвольте мне быть более конкретной. Что вы делаете в МОЕЙ комнате? – Я собрала волосы в хвост.
– Ваша комната? – Он скептически изогнул бровь. – Я и не подозревал, что вы так яростно оберегаете ее. Не единственный ребенок в семье, не так ли?
Да, но я не собиралась подыгрывать ему, делясь этой информацией о себе. Кроме того, я терпеть не могла его тон. Всегда такой дружелюбный и насмешливый одновременно, будто он мог терпеть меня больше, чем я его.
– Вы тоже выросли с сестрой. Хотя не могу сказать, что вы относились к ней по-братски. – Я сложила руки на груди, прислонившись спиной к двери. – Давайте перейдем к сути. У меня еще есть дела сегодня.
– Не знал, что вас обучают сарказму в Божьей стране, Простушка. – Он провел рукой по своему красивому бедру, и я всеми силами сопротивлялась желанию проследить взглядом за его движением. – Думаю, пришло время обменяться заметками о случившемся той ночью. – Теперь он положил руку на спинку дивана и снова продолжил: – Все, что мы узнали впоследствии. Я покажу мои, вы – свои, так сказать.
– Мне не хочется, чтобы вы мне что-либо показывали. – Я поморщилась.
По правде говоря, мне хотелось этого. Очень. Не посчитать, сколько раз я обдумывала, стоит ли позвонить этому человеку и спросить, что он узнал. Но я так же не доверяла его намерениям, учитывая наши короткие встречи.
– Как много раз нужно произнести «Аве Мария» за ложь, Уиннифред? – его губы растянулись в ухмылке.
– Я не вру.
– Нет, вы врете, – его ухмылка стала шире. – Я знаю, потому что ваши губы двигаются.
– Даже если бы я хотела обменяться заметками, – я закатила глаза, – откуда мне знать, что вы скажете правду? Вы можете солгать мне, чтобы досадить. Что, если я выполню свою часть сделки, а вы как-то откажетесь от нее?
– У меня нет особого интереса в том, чтобы причинить вам боль, – спокойно уверял он меня. – Как и не избавлять вас от боли. Я просто хочу составить наиболее точную картину о случившемся.
– И вы хотите получить информацию от, цитирую: «стервы, охотящейся за золотом»? – Мне не удалось скрыть обиду, говоря это.
– Уиннифред, дорогая! – Он откинул голову назад, заливаясь смехом. Мне, правда, захотелось его заколоть. Прямо в горло. – Только не говорите, что обиделись. Милая моя, то, что вы охотитесь за золотом, принесет вам только дополнительные баллы в копилку от меня. Не забывайте, я работаю на Уолл-стрит, где жадность приветствуется и прославляется.