– Засекай, – произнес я.
И я мог слышать в голове, как она ответила мне. «Три, два, один. Вперед!»
Я сделал еще шаг, потом еще. Я почти дошел. Еще один шаг… И на этот раз моя нога не дотронулась до твердой поверхности. Под ней лишь воздух. Я закачался. Потерял равновесие. Наклонился влево. Все случилось так быстро. Воспоминание, как Грейс упала, ударило в меня.
Слезы. Мольба. Тишина.
Через несколько секунд я разобьюсь в лепешку.
Тебе не следовало это делать, идиот.
Я падал.
Из ниоткуда прямо в мою руку вонзились острые отчаянные когти. Они порвали мой костюм, вернув в безопасное место.
Мое тело ударилось о твердую поверхность. Пол балкона. Беспорядочное месиво из конечностей. И не все они принадлежат мне. Некоторые из них маленькие, худые и горячие, совсем чужая кожа.
Считай это благословением, придурок. Ты не мертв.
Я открыл глаза, перекатившись на спину. Я приподнялся на локтях, чтобы увидеть своего спасителя.
Ангельское лицо появилось в поле моего зрения. Знакомое, ангельское и абсолютно точно взбесившееся.
– Теперь ты превзошел себя, тщеславный дурак! – рычала Уиннифред, сжимая мой галстук-бабочку в руке и тряся кулаком перед моим лицом. – О чем, черт возьми, ты думал? Что случилось бы, не будь меня здесь? У меня нет слов, чтобы описать тебя!
Она возвышалась надо мной, ее лицо красное, как помидор, глаза такие большие, что я мог видеть свое отражение в них.
– У тебя нет? – спокойно спросил я, лежа на полу так, будто это было самое удобное место во всем здании. – Тогда вот возможные варианты: идиот, придурок, мерзавец, дурак, слабоумный, безрассудный ублюдок, последнее технически из двух слов, но…
Она попыталась дать мне пощечину. Я без усилий поймал ее запястье, останавливая ее. Пьяный или нет, мои инстинкты редко подводили. Я встал, ее тонкое запястье все еще сжимали мои пальцы. Она смотрела на меня с чистой ненавистью. Она сияла в ее сапфировых глазах. Меня начинало волновать, что я не мог ненавидеть ее так, как должен был. Она простушка. Эпизод в моей жизни. Ничего больше.
– Уверен, тебе еще представится возможность ударить меня, но это время пока не наступило. Так что ты говорила? – Я искренне улыбнулся, когда мы встали друг напротив друга.
Она вздрогнула от моего прикосновения, отдернув руку.
– Ты подлец! – выплюнула она мне. – Скажи, о чем ты думал. Давно у тебя эти мысли? Никто не берет и просто так не встает на перила! Особенно в темноте! Когда я увидела тебя в окне, то подумала…
Она плевалась словами, словно ядом и гневом, ее голос доносился до одного уха и вылетал через другое. Я не самоубийца. Очень пьяный? Конечно, но это далеко за пределами желания навредить самому себе. Тем не менее Уиннифред смогла спасти меня, в то время как мне не удалось спасти Грейс. Дважды.
Мои глаза были по-прежнему сосредоточены на ее губах. Розовых, аккуратных и сочных. Она невозможно сладкая. Это сочетание добродетели и гнева нужно признать греховным. Такие девушки больше не рождаются. Особенно в Манхэттене. Может, мой разум медлительный, но мои ощущения остры, и я сразу узнавал возможность, когда видел ее.
Мои губы неуклюже врезались в ее. Я обхватил ее затылок и притянул к себе. Предупреждение Арьи стало далеким воспоминанием. Как и «Калипсо Холл», и тот факт, что мы оба любили других людей и эти люди мертвы. Реальность перестала существовать, единственное, на чем я был сосредоточен, это человек передо мной.
Она мягкая, сладкая и другая. Настолько другая, что я не мог закрыть глаза и представить, что она Грейс, как хотел. Никакого намека на алкоголь. Ни горького привкуса перебора парфюма. Она вся – это яблочные ириски и ленивые летние ночи в Теннесси. Она – церковные колокола, сладкий чай и кусочек пирога.
Все, на что я обычно хмурился.
Наши языки танцевали. Она сжимала в кулаках воротник моего смокинга, будто я мог сбежать. Я никуда не сбегу. Мне хотелось забрать ее, отвести к себе в квартиру и трахать до потери сознания. Я хотел девушку, которая ела персик так, будто она была запретной Лолитой в лучах итальянского солнца на Ривьере, источающая безрассудную сексуальность.
Безрассудная сексуальность. Господи. Кто я? Мне необходимо выкинуть эту женщину из моих мыслей, срочно!
Мои большие пальцы находились на ее щеках, под ее ресницами, когда я углубил поцелуй, оттеснив ее и прижав спиной к стене…
Уиннифред отстранилась от меня, как только ее спина коснулась камня. Со сбитым дыханием она подняла руку и дала мне пощечину. В этот раз моя правая щека отлетела вбок. Чертовски жгло. Я провел ладонью вдоль щеки, улыбаясь.
– Ты точно заслужил этого, – прошипела она.
– Когда ты права – ты права, Простушка. Возвращаясь к твоим словам, я не самоубийца. Однако я вдребезги напился, что объясняет, почему я оступился, – проговорил я, наклонив голову.
– Оступился? – она чуть не задохнулась от гнева. – Ты крупно переступил черту!
– Ты ответила на поцелуй. – Я посмеялся, но все-таки сделал шаг назад. Сексуальный маньяк не та роль, которую я хотел бы попробовать.
– Я этого не делала! – Она виновато покраснела. Упс. Второй раз я вытаскивал Уиннифред из ее зоны комфорта степфордской жены[9].
– Что на этот раз раздражает тебя в моем существовании? – любезно спросил я. – И, пожалуйста, давай без заявлений, что тебе не понравилось. Твои пальцы на ногах подогнулись в босоножках, и я почувствовал, как по всей твоей коже побежали мурашки.
Она сузила глаза, пытаясь понять, куда и как наносить следующий словесный удар. Мы играли. Но в отличие от моих игр с Грейс это конкурентоспособно, но не смертельно. Мы оба хотели победить, но я нисколько не беспокоился, что она могла отравить или убить меня в процессе. Самое главное во всем этом, у нас была одна конечная цель – мы оба хотели узнать о возлюбленных, которые оставили нас.
– Знаешь. – Она мило улыбалась, смахивая пыль с моего пиджака. – Я забыла упомянуть в «Новом Амстердаме», что у меня есть комната, полная вещей Пола, и я ее еще не открыла. Он попросил меня никогда туда не заходить, прежде чем погиб. Интересно, сколько мы там можем найти вещей, связанных с Грейс? – Она смотрела на меня своими голубыми глазами и добавила: – Варианты безграничны.
– И ты говоришь мне об этом только сейчас? – Моя хватка на ее талии усилилась. У меня не было времени, чтобы подумать, какого черта я все еще держал эту надоедливую женщину.
– Моя ошибка, я должна была придерживаться вашего графика, мистер Большие Мозги? – Она поймала мои руки, убрала их с талии, отвернулась и ушла посреди разговора. Я направился за ней. Она открыла дверь, чтобы снова зайти в шумный зал. Я шел за ней по пятам, завороженный. Она изящно проскальзывала мимо танцующих. Я же толкался и локтем пробивал себе путь, стараясь не отставать от нее. Мы словно голодный кот и очень умная мышка.
Через пятнадцать секунд мы вышли из бального зала. Уиннифред вызвала лифт и повернулась в мою сторону.
– Почему астрономия? – требовательно спросила она.
– Почему астр… – Я стоял между ней и дверьми лифта, сбитый с толку. – Не меняй тему. Расскажи мне про ту комнату.
– Я буду делать, что захочу. Ты не в выгодном положении.
– Как же ты это поняла?
– Потому что ты хочешь узнать больше о том, что случилось с Грейс и Полом, а я же боюсь правды.
Я не верю ей. Думаю, она так же озадачена тем, что произошло между нашими возлюбленными. Но переубедить ее не получится.
– Как ты вообще поняла, что я заинтересован в астрономии? – я вернул разговор снова к ней. Я хотел спросить это еще в «Новом Амстердаме».
– Ты всегда с книгой по астрономии под мышкой. Одна была в Италии, когда ты был на балконе, и другая, когда ты впервые пришел в «Калипсо Холл». Будто это твой якорь. Она приземляет тебя, да?
– Это не талисман, – усмехнулся я.
– А я думала, что талисман. – Она выгнула бровь.
– К счастью, тебе платят не за то, что ты будешь думать, а за то, что будешь цитировать строки, написанные лучшими мыслителями.
– Да брось. – Она вскинула руку. – Если бы ты думал, что я настолько глупая, ты бы не хихикал, как школьница, каждый раз из-за моих шуток. Теперь расскажи мне о своем увлечении астрономией.
Она не собиралась отпускать эту тему. Я мог пойти ей навстречу.
– Астрономия – это физика, а физика абсолютна. Это факты, а значит, реальность. Некоторые люди обращаются к Богу за ответами. Я обращаюсь к науке. Мне нравится тайна космоса. И мне нравится ее разгадывать. Подумай только, Земля взорвется через семь миллиардов лет. К этому времени большая часть жизни на планете, вероятно, вымрет. Тому, кому посчастливится выжить, придется наблюдать за тем, как Солнце поглощает Землю после того, как мы войдем в фазу красного гиганта и расширимся за пределы нашей нынешней орбиты. На данном этапе было бы неплохо иметь план Б. Определенно никого из нас здесь не будет, чтобы следовать ему, но мысль, что ты и я могли бы стать частью решения, – это меня волнует.
И тогда я понял, что никто никогда не спрашивал меня о моей любви к астрономии. Грейс относилась к моим книгам, моему диплому, моему увлечению так, будто они были пластиковыми растениями дома. Риггс и Кристиан большей частью игнорировали это. Папа никогда не понимал очарования ни в чем, что не могло принести ему много денег.
Уиннифред же действительно было интересно.
Лифт открылся. Мы оба зашли внутрь. Я понятия не имел, куда мы шли. Вообще-то я не знал, куда именно идет она. Эта женщина не даст мне увязаться за ней, куда бы ни направлялась.
– Почему же ты выбрал хедж-фонды? Почему не НАСА? – Она изучающе смотрела на меня.
– Я с самого детства знал, что унаследую состояние Корбинов и все, что прилагается. Чтобы не разрушить семейное наследство, мне нужно было работать в сфере финансов.
– Ты волнуешься за наследие вашей семьи?