. Очевидно, за обедом в нашем местном загородном клубе Пол решил, что будет нормальным рассказать ему о наших проблемах с зачатием.
В конце концов я не доставила товар. У нас была негласная сделка. Свадьба. Малыши. Я до сих пор не выполнила свою часть.
– Он сказал… – Я слышала, как Пол говорит поверх мелодии от фортепиано на другом балконе. – И, я цитирую, ты должна держаться подальше от алкоголя, энергетиков, курения и кофеина. Теперь, когда я думаю об этом, ты и правда пьешь много кофе, не думаешь?
– В двух чашках в день нет ничего страшного. Ты пьешь по четыре Венти[11]. Посреди дня, – я тяжело сглотнула.
– Уинни, пожалуйста. Ты знаешь, я терпеть не могу, когда ты злишься на меня. – Пол поцеловал меня в плечо со спины. – Я просто волнуюсь о нас. О будущем нашей семьи. – Он обнял меня рукой сзади, положив ладонь на мой плоский живот. Меня тошнило.
– Я люблю тебя, хорошо? – Его губы коснулись моего уха.
– Я тебя тоже. Мне просто нужно побыть одной.
– Ладно. Я подожду внутри и подрочу. Видеть тебя в этом платье слишком тяжело.
Как только я услышала, как стеклянная дверь за ним закрылась, то опустила голову и начала плакать. Мои слезы были горячими и яростными. Их было не остановить. Будто тяжести всего мира взвалили мне на плечи. Я хотела прекратить страдания, пытаясь нести их. Я хотела утонуть, позволить этому похоронить меня. Внезапно я устала. Слишком устала для этого ужина, для общения, для всего, на что я подписалась, выйдя за него замуж.
Подняв лицо к солнцу, чтобы мои слезы высохли, я посмотрела вверх. Несколькими этажами выше я заметила другого человека, который сидел на балконе своего номера. Мужчина. Высокий, загорелый и, возможно, старше меня.
Мои руки дернулись. Я собиралась вытереть лицо, чтобы он не увидел моих слез.
Но только потом я поняла, что он смотрел на меня так открыто, с таким живым интересом, поэтому не было смысла скрывать слезы. Меня поймали.
Я встретилась с ним взглядом, побуждая его сказать что-нибудь, что-то сделать.
Он выглядел, как ангел смерти. Не прекрасным. Не домашним. Просто… Отличающимся от всех остальных. В впечатляющем и пугающем плане. Он держал в руках книгу в твердом переплете с фотографией открытого космоса на обложке.
Почему ты здесь в самый важный момент моей жизни? Почему тебе не все равно?
Он поднялся, развернулся и ушел.
Глава 17. Уинни
Винно-красный занавес упал на сцену. Рахим, Слоан, Рене и я мертвой хваткой вцепились в потные руки друг друга. Мы все тряслись. Я могла слышать собственное сердце сквозь крики и аплодисменты.
Ты пережила человеческий опыт. Поздравляю.
– Хей, Нина, – Рахим наклонился и прошептал мне на ухо: – Ты была великолепна. Горжусь тобой.
Издав нервный смешок, я поднялась на цыпочки, чтобы обнять его и потом остальных. Мы только что отыграли наш первый спектакль «Чайка» для широкой публики.
Мало того что все прошло гладко: актерская игра, свет, декорации, музыка, так еще среди зрителей были четыре важных критика.
– Кого ты там заметила? – Слоан выгнул бровь, спрашивая Рене, когда мы вернулись за кулисы, все с красными щеками и взволнованные.
– Журналистов из New York Times, The New Yorker и Vulture. – Рене сняла парик с головы, вытирая пот с брови. – Важные шишки, Слоан. Не помню, когда в последний раз в «Калипсо Холле» было столько людей, не говоря уже о критиках!
– А вы видели рекламу на Таймс-сквер? – Слоан шлепнул себя по щекам, чуть ли не визжа от восторга. – Мой друг прислал мне фото во время антракта. Я чуть на месте не умер. Не могу поверить, что Корбин потратился на такую рекламу. Ему плевать на это место.
– Реклама на Таймс-сквер? – Я кивнула в его сторону. – Он сделал это?
– Да, милочка. – Слоан заключил меня в объятия и покружил на месте. – И он большой и восхитительный. На нем только твое лицо, но все наши имена подписаны. Тебе нужно сфотографироваться с ним по пути в бар.
Арсен баловал мое единственное эгоистичное желание. Одарил меня таким снисхождением, как рекламный щит с моим лицом. Даже несмотря на то, что мы не доиграли тогда в «Новом Амстердаме». Но почему?
Потому что он хочет, чтобы ты рассказала ему все, что у тебя есть о Поле и Грейс. Он не заботится о тебе ни на йоту.
Но было в этом и еще кое-что. У меня есть предчувствие, что Арсен действительно хотел выявить корыстную сторону меня. Чтобы показать мне, что я, как и он, забочусь только о себе. Это заставляло чувствовать себя неловко. По большей части, потому, я думаю, что он прав. Думаю, глубоко внутри меня засела та эгоистичная крупинка. Просто я никогда не выпускала ее.
Был он сегодня здесь? Пойдет ли на афтепати? С этим мужчиной никогда нельзя знать наверняка. Он приходит и уходит, как ему вздумается. Мятежник в костюме.
Я не могла перестать думать о нашем поцелуе. Не уверена, была ли я взволнована, оскорблена, восхищена, или все вместе. Он был таким настойчивым, темным и отчаянным, будто глоток волшебного зелья. Мы не связывались с той ночи, и я продолжала напоминать себе, что это хороший знак. У нас было достаточно времени, чтобы понять, что случилось между нашими возлюбленными. Нет необходимости выстраивать отношения с этим ужасным мужчиной.
Актеры переоделись в одежду для вечеринки. Я натянула джинсы, черный топ без бретелек и нанесла немного блеска на губы. Все это время я напоминала себе, что ненавижу Арсена Корбина. И даже если я хотела увидеть его сегодня, то только потому, что он – главный источник разнообразия в моей жизни в эти дни. Ничего больше.
Рене и Слоан вместе добирались до места встречи. Мы с Рахимом тоже поехали вместе, остановившись по пути перед неоновым рекламным щитом на Таймс-сквер, чтобы я могла попозировать перед ним.
Приехав в «Братство», мы обнаружили, что бар уже был переполнен актерами и съемочной группой, их друзьями и родственниками, и даже присутствовали некоторые люди из индустрии. Мы пробрались к бару. Рахим заметил свою девушку.
– Я пойду, позову Бри и принесу тебе выпить. Какой яд предпочитаешь? – Он сжал мою руку.
– Белое вино. И убедись, чтобы оно было не слишком вкусным. Правда, не могу позволить себе напиться, – попросила я. Мое сердце из Теннесси хотело виски, но после инцидента в «Новом Амстердаме» я подозревала, что со спиртными напитками нам не по пути.
– Одно мерзкое шардоне скоро будет.
Я осматривала помещение, прекрасно зная, кого выискивала. Мысленно дала себе пощечину, чтобы прийти в себя.
Что с тобой не так? Ты точь-в-точь как Нина. Тянешься к невероятно трагическому герою. Тригорин. Непонятый бунтарь, у которого были свои причины для бунта. Павший враг.
Магнитная сила заставила меня посмотреть вправо. Там я увидела его. Он стоял, прислонившись спиной к стене, с бутылкой пива в руке и с нечитаемым выражением лица. Ему так шла элегантность. И вообще ему шло все. Даже… Депрессия? Я не могла ничего поделать и продолжала думать о той ночи: хотел ли он правда прыгнуть тогда в отеле «Пьер» или был просто настолько пьян. Глупая ошибка, как он сказал.
Может, он жалел о поцелуе, случившемся после.
Может, он даже не помнил, что целовал меня. Почему мне не все равно? Я вдова, которая все еще страдала от потери мужа. Мне должно было быть плевать, что он там думал.
В тот момент я заметила, что он не один.
Он пришел с девушкой?
Да, с девушкой. И что? Опять же, тебе все равно, помнишь?
Она стояла рядом с ним, и они что-то бурно обсуждали. Она красивая. Высокая, худая, как спичка, с длинными темными волосами и глазами, напоминающими ночь. В отличие от меня она одета так, чтобы произвести впечатление: в белом платье с облегающим верхом и открытой спиной.
Мой желудок перевернулся. Это не могла быть ревность. Чтобы я? Ревновала? Ха. Я даже не ревновала, когда Пол приглашал всех моих хороших подруг на танец на нашей свадьбе, включая Джорджи, мою сестру. Дважды. Даже когда это перестало быть уместным и стало выглядеть немного странно («Жители большого города!» – так тогда мама посмеялась над этим).
Но эта девушка… Она очень красивая и точно во вкусе Арсена. С темными волосами и загадочная, как Грейс.
– Сюрприз! – Пара рук схватила меня со спины за плечи. Я чуть не задохнулась, повернувшись. Мама, да, мама! Стояла прямо передо мной, широко раскинув руки.
Моя мамочка во плоти! С ее большой улыбкой, широко раскрытыми глазами и короткой презентабельной стрижкой, а еще на ее шее было колье из драгоценных камней, которое придавало ей дорогой вид настоящей первой леди.
– Ириска! Ты моя яркая сияющая звезда!
– Мама! Что ты делаешь здесь? – Я бросилась к ней в объятия, сжимая ее изо всех сил.
– О чем ты? Я бы никогда в жизни не пропустила твою премьеру! Ох, Уинни, посмотри на себя. Кожа да кости! Твой папа был прав, мне нужно было приехать еще полгода назад и притащить тебя обратно домой, – проговорила она, обнимая меня.
Я отстранилась, всматриваясь в ее лицо. Она выглядела так же, как и всегда. Та же одежда, те же волосы, та же улыбка. Меня очень успокаивал тот факт, что мои родители не изменились после моего отъезда.
– Ты останешься? – спросила я, понимая, что если она зайдет в мою квартиру, то увидит, что там до сих пор ботинки Пола, его йогурт и газета, которая ждала его возвращения.
– Ох, ириска, если бы могла. Но у Кенни завтра сольный концерт, а Лиззи прибьет меня, если я пропущу. Не говоря уже о Джорджи, снова слегла со своей аллергией, а папа… О, ну ты и сама знаешь папу! Он никак не может без меня. Я хотела быть для тебя здесь сегодня.
– Когда ты прилетела? – Я держала ее за руки, будто она была галлюцинацией и могла исчезнуть в любой момент.
– Этим утром, – ответила Крисси, вклиниваясь между нами с ее керамическим термосом с чаем для похудения. – Я показывала ей город. Мы не хотели, чтобы ты знала до спектакля. Поняли, что ты и так жутко нервничаешь.