Твой голос, словно у ребенка,
Звучит наивно, муки для.
Бессонница
Глухая ночь. Луна ползет, как рак
На голубую мель нечаянно попавший.
В саду шуршит уныло лист упавший
И старые часы твердят упорно «так».
Все люди мертвые. И сонные гробы
Объемлют их. В окне навесы елей,
Ночных цветов пьянящие свирели
И томно важные и старые грибы.
Глухая ночь. Лишь мягко бродит сон
И ворожит и заклинает сладко
И мир творит, где каждый шаг – загадка,
Где каждый миг – властительный уклон.
И сердце ждет и чует вещий знак.
Глухая ночь. Оно глядеть устало
На белый пруд, на блеск лампады алой –
Но медлит сон – чародарящий маг.
«Наши сны – это смутные домы…»
Наши сны – это смутные домы
На искомых душой берегах;
Их огни нам влекуще знакомы.
Мы покинули суетный прах,
Снова радости мучат и жалят,
Снова легкий и сладостный бег –
Скоро сон нас воздушно причалит
О забытый и кинутый брег.
Снова дети, мы верим и чаем,
Снова медленно, тихо поем
И в обителях Отчих играем,
Благодати Отеческой ждем.
Рабской долей к земному влекомы
Оживаем в томительных снах,
Где горят позабытые домы
На искомых душой берегах.
«Я не могу поверить чуду…»
Я не могу поверить чуду
И не устану я искать
И буду вечно и повсюду
Мессию жадно ожидать.
Когда придешь и тихо скажешь:
«Он там иди скорей туда!»
Помыслю: «Ты меня миражишь,
Как берег – зыбкая вода».
Я золотому солнцу чуда
Поверить детски не могу,
Ищу его и жду повсюду
И чуя, трепетный, бегу.
Ты вновь кропишь, далекий Боже,
Закатной кровью вечера,
Но сердцу сирому дороже
Теней задумчивых игра.
Беззвездный мрак и злые ночи
И поиск, поиск без конца
Пути неведомых урочий
К селеньям благостным Отца.
Там, в снах смеяся и играя,
Руками радостно плеща,
Мчу сердце к призрачности рая,
Как камень – меткая праща.
«Пустыня любит муки…»
Пустыня любит муки,
Миражит нам глаза,
Рисует там фелуки,
Где желть и бирюза.
И мы кричим устало:
«Гляди – вода, вода!» –
Над нами солнце ало,
И небо, как слюда.
Мы жаждем тьмы и ночи,
Кончины злого дня,
И голос слаб пророчий
От полудня огня.
Идем… В истоме муки
Закрыли мы глаза –
И вот нас мчат фелуки,
Где желть и бирюза.
«Укажи мне, укажи…»
Укажи мне, укажи,
Кто нам строит миражи,
Расцвечает ярки сны
Соком пьяной белены?
Кто кидает шаткий мост
К островам сверкучих звезд,
Вводить в блещущий чертог,
Где царить единорог?
Мы бездумные плывем
К островам, где царский Дом
Облекает дня закат
В багрянец прощальных лат.
Сон меня заворожил,
Полюбил, преобразил!
На воздушном корабле,
В облаков неясной мгле,
Мчит меня на остров тот
Дымно-пламенный пилот.
Кто сказал ему: «Лети!»
Указал ладье пути?
Кто рисует наши сны.
Май несбыточной весны,
Строит ночи миражи?
Укажи мне, укажи!
Круг повседневности
Солнце. Моторы. И грохот трамвайный.
Гулы. Шуршанье бесчисленных ног.
А наверху – голубой и бескрайный,
Бледный, магический, древний цветок.
Сумрак. Лученье. Поющие светы.
Улицы точно ликующий зал.
Смехи. Улыбки. Наряды. Кареты.
А наверху – бирюза и опал.
Тени. Молчанье. Закрытые двери.
Женщины. Вскрики. Темно и темно.
Прежнее. Страхи и власть суеверий.
А наверху – до истомы черно.
Ярко. Малиново. Гадостно-ало.
Золото. Что-то лепечущий день.
Поднятый занавес – ждущая зала.
А наверху – мед, шиповник, сирень.
16 августа 1913 г.
В Трифоновой церкви
Слышал и я эти ризные вздохи,
Видел я медленно тающий дым.
Веры сбирая последние крохи,
Сладко я плакал печалью томим.
И на шелку желтоокие птицы
Клекоты древние строго хранят,
А за окном – мхи, рубины брусницы,
Голос заблудших и робких ягнят.
Морю подобны простые напевы –
Сладко слезами кропить и кропить
Лик пресвятой и божественной Девы.
Вьющей златую, блестящую нить.
Небо подобно опаловой чаше,
Старцу подобен немолчный падун.
Что они беды и горести наши
Перед лицом праотеческих рун?
Солнце – как пламень немеркнущий глаза
День нескончанный – полярная ночь!
О это ты – светловодная Паза.
Полюса дивного древняя дочь!
Лапландия, река Паза, 1913 г.
«Нам хорошо. Не знаем лиха…»
Нам хорошо. Не знаем лиха
Под сенью чудотворных риз.
Лишь по ночам выходит тихо
На ловлю хитроумный лис.
Но бдит мерцающая рака,
Над ней покров, как скальный мох,
И в небе мантию из мрака
Раздрал бушующий сполох.
Нам хорошо. И так любезно
Входить без совести угроз
Под кровы низенькой трапезной,
Где умилительный Христос
Творит извечные уставы
Прощальной Вечери. Везде
В скалистой тундре пахнут травы
И тихо молятся звезде.
И над болотом свищет тонко
Чего-то ищущий кулик
И кротко, словно мать – ребенка,
Качают тучи солнца лик.
А там, за этой цепью дальней
Пустынно-первозданных гор
Гремит упорный и печальный,
Соленый, плещущий простор.
Нам хорошо. Не знаем лиха
Под сенью чудотворных риз,
Лишь но ночам выходит тихо
На ловлю хитроумный лис.
Ледовитый океан, Печенгская обитель. 1913 г.
Напев келейный
Ладаном сладко овеяны
Теплятся души так жарко,
Отрада нам звон колокольный,
В нас вера пылает так ярко.
Схима и гроб – впереди нам,
Тихая пристань обители,
Мимо проходят все беды,
Светят на нас небожители.
Четками день обозначен,
Тают неслышные годы,
Кроткими Божьими агнцами
Сойдем мы под темные своды.
Ладаном прах наш одымлен
В неба восходит обители,
Отрада нам видеть Отца,
Кротко поют небожители.
22 августа 1913 г.
Читая Жамма…
О Господи, в Твой сельский, скромный дом
Веди меня березовым путем,
Туда, где перед ликами икон.
Кряхтя, творят старухи свой поклон,
Где ал старинный шелк поблекших риз,
Где ласточки забились под карниз,
Где сине тает сладкий вздох кадил,
Летит посланник Божий Гавриил;
На блещущих вратах святая Мать
Не устает златые нити ткать,
А за престолом светочи лампад
Венком неугасаемым горят.
И зелень светловидным клобуком
Покрыла, Господи, твой скромный, сельский дом
И мантия синеющего льна
Бестучно и молитвенно ясна.
Позволь мне видеть блещущий потир.
Где кровь Твоя, спасающая мир,
Позволь и мне смиренно приступить
И крови той молитвенно испить
И, славя тьму божественных щедрот,
Пройти через молящийся народ,
Средь жаркого дыханья деревень,
В зеленую, узорчатую тень.
А вечером, как сумрак огоньки
Зажжет вдоль усыпляемой реки,
Позволь направить мирный мой паром
И плыть опять в Твой сельский, скромный дом.
24 августа 1913 г.
Напев отходный
Тебе не нужны, не нужны
Напевы и пляски иные,
И их колдуны – падуны
И сажити звезд голубые.
Я знаю, закован и хил
Несешь ты разумные цепи
И радуги огненный пыл
Тебе все пестрей и нелепей,
Я знаю, ты робок и трус –
Зачем тебе пламени строки?
И ел тебя похотный гнус
И райские свечи далеки.
Тебе не нужны, не нужны
Зажженные, светлые росы…
И мчат тебя вдаль падуны
И бьют о безумья утесы!
17 августа 1913.