XXI
В течение Великого поста принялась действовать комиссия «о безбрачных». Василий Иванович Демидов, приняв благословение отца Федора Яковлевича Дубянского, тоже вошедшего в состав этой комиссии, считавшейся «секретною», открыл ее заседание.
В законодательном и вообще в деловом нашем языке каждая пора имела свои особые, весьма употребительные выражения. Грозный, а порою и величавый язык московских приказов, смешавшийся в исходе XVII столетия с достаточным количеством полонизмов, стал отличаться со времен Петра I сильною примесью иностранных слов, преимущественно латино-немецких, но вместе с тем продолжали входить и новые, чисто русские слова, но только с таким им применением, какого они не имели прежде и какое утратили впоследствии, так что теперь они, взятые в употреблявшемся прежде смысле, кажутся нам странными и забавными. Такую участь в особенности испытали те слова, которые служили для означенных юридических и нравственных понятий. Прежде московско-приказное слово «воровство», означавшее решительно все роды преступлений, стало заменяться со времени Петра I выражениями «неистовство», «продерзости», а иногда и «пакости». Образ же действий, в котором обнаруживались такие поступки, стали называть «произвождением», или «упражнением». Поэтому нам не должны казаться странными те выражения, какие встречаются в делах комиссии, состоявшей под председательством Василия Ивановича Демидова, которые теперь совершенно устарели.
Изложив комиссии цель возложенной на нее задачи, Демидов со слезами на глазах упомянул о заботах императрицы относительно добрых нравов ее подданных; он не забыл, между прочим, и указов относительно одежды, карточной игры и езды на определенном числе лошадей соответственно рангам. При этом Демидов высказал, что в рассуждении нравственных «произвождений», или «упражнений», не должно полагать никаких различий между знатными и незнатными персонами; что все одинаково должны жить в страхе Божием, когда они должны будут предстать на Страшном суде Господнем и дать ответ за свои «упражнения» в земной жизни. Далее он упомянул, что развращенность нравов персон как мужских, так и женских, и притом не только «подлого» народа, но и среди знатных персон, дошла до крайних пределов.
– Всемилостивейшей государыне, – сказал Демидов, намекая на похождения Понятовского, – известны столь зверские неистовства, что сердце ее переполнено самых горестных чувствий и что ее величество изволила поручить мне заняться этим делом, которое я и потщусь исполнить, по своей рабской должности, без всякой пощады, не обинуясь никем, кто бы то ни был, и приглашаю членов комиссии действовать с такою же прямотою.
Среди членов комиссии после речи ее президента послышался одобрительный говор, а отец Федор привел всех членов к присяге, составленной президентом применительно к предстоящим им обязанностям, возложенным на комиссию доверием государыни, и Демидов отобрал, по существующему тогда порядку, от своих коллег чересчур грозную подписку в том, что они не будут разглашать тайны совещаний и сделанных комиссией постановлений под опасением лишения живота и чести.
– Прежде чем мы приступим к рассмотрению подлежащих нашему ведению дел, я считаю нужным, – сказал Демидов, обращаясь к заседавшим членам комиссии, – ознакомить ваши превосходительства, ваши высокородия и ваши высокоблагородия с существующими у нас на сей предмет законами.
Говоря это, Демидов взял со стола навитый на небольшой деревянной валик бумажный сверток, так называвшийся столбец – склеенные впродоль листы бумаги, исписанные старинным почерком, так называвшимся полууставом.
– Сия бумага есть указная грамота светлейшего Адриана, архиепископа Московского и всея России и всех северных стран патриарха, а в грамоте сей значится следующее:
«Которая вдова или девка приживет с кем беззаконно и родит ребенка, и тое родильницу молитвою очистив, взять поручную запись, пока обможется, чтоб не ушла, а как обможется, взять на Десятильнин двор и допросить, и бить шелепами обольстителя нещадно и послать его в монастырь на месяц, а быть ему в монастыре в трудах, быть при утрене, обедне и вечерне, и каждый день по сто поклонов творить. С родильницей поступить так же через сорок дней после родов».
Во время чтения этого указа присутствовавший в комиссии архимандрит Иона с важным видом поддакивал головою, а отец Федор только лукаво улыбался.
– Чаю я, – заговорил Иона по окончании чтения, – что сие мудрое учреждение святейшего патриарха и к подлежащим нам делам применить надлежало бы. Указ святейшего патриарха по церковным делам имеет силу государева указа, и доколе таковой указ не отменен, он должен сохранять свое непреложное действие. Шелепа – орудие куда как полезное: костей они не ломают, язв кровавых на теле не налагают – это просто пустяки: холщовый длинный мешок, набитый увлажненным песком. А меж тем от ударения им бывает куда как больно. Следует считать, что он поражает чувствительнее, чем плети и батоги. У нас в монастырях таким истязаниям даже самых отъявленных негодников укрощают и исправляют, и тем частоту нравственную созидают и утверждают. Притом, – продолжал архимандрит, – хорошо еще и то, что в указе святейшего патриарха равное наказание для особ всех рангов полагается, никаких преимуществ знатным персонам не дается. Истязай только равномерно шелепами и тех и других и смотри только, чтобы равную влажность они имели.
– Вот это-то, что никаких изъятий при истязаниях не получается, как я мню, весьма худо, – возразило одно из превосходительств, заседавших в комиссии. – В прежнее время, когда в нравах наших господствовала праотеческая простота, такое уравнение могло быть допускаемо, а ныне знатных персон, особенно из женского пола, бить шелепами непристойно, потому главнейшим образом на всероссийском престоле восседает высочайшая персона женского пола, и при битии шелепами знатных персон женского пола сему нежному полу учинялось бы поголовное бесчестие, а сие едва ли пристойно будет в глазах всей российской нации и всего света.
На такое возражение архимандрит Иона только пробурчал себе что-то под нос. Противоречить такому возражению, где его превосходительство сумело затронуть, хотя и очень нескладно, высочайшую особу, было весьма неловко. Но по выражению лица строгого монаха можно было заключить, что он и хотел-то именно при помощи патриаршего указа добраться до знатных персон.
– Патриаршие указы не имеют ныне никакой силы. Патриарший престол ныне упразднен, будучи заменен Святейшим правительствующим синодом, и верховным судьею этого освященного собора есть, по выражению «Духовного Регламента», царствующие государи, или в настоящее время наша благочестивейшая государыня, вседержавнейшая императрица Елизавета Петровна, от воли коей зависит, признавать или не признавать указы, изданные в прежнюю пору патриархами всероссийскими, и о сем надлежит представить ее величеству наш всеподданнейший доклад, – объявил вполне основательно отец Дубянский.
– Сие замечание его высокопреподобия вполне верно, – отозвался Демидов, к мнению которого присоединились и остальные члены комиссии.
Председатель взял печатную в большой лист и переплетенную в желтую кожу книгу и, развернув «Воинский Регламент Петра Великого», принялся читать громким голосом, с вразумительною расстановкою следующий «артикул»:
«Ежели холостой человек пребудет с девкою, и она от него родит, то оный для содержания матери и младенца по состоянию и платы имеет нечто дать и, сверх того, тюремным наказанием и церковным покаянием наказан быть имеет, разве что потом на ней женится и возьмет ее за сущую жену, и в таком случае их не штрафовать».
– Ну, последнее то, чего доброго, и получше иной раз будет, – самодовольно крякнул отец Иона. – Пожалуй, что такой невольный жених предпочел бы шелепа такому браку. Оттерпелся единожды, да и делу конец, а то по «Регламенту» выходит: женись на той, на которой изначально не имел никакой охоты жениться. По мне, как хотите, так и определяйте, что подлежит делать с блудниками и с блудницами, а я все-таки скажу, что духовный суд будет правильнее, ибо брак и по церковному уставу должен совершаться по обоюдному согласию жениха и невесты, а не подневольно, и патриарший указ правильно поучает, не предписывая никому принудительных браков. По указу этому наказали монастырским заключением и земными поклонами, а там и живи, как хочешь; хочешь – женись, хочешь – нет.
На такие доводы отца-архимандрита члены комиссии не обратили, однако, внимания.
– Ваши превосходительства, – начал опять президент, пересчитывая в последовательном порядке титулы заседавших особ, – к прочитанному мною артикулу «Воинского Регламента» присовокуплено и такое еще толкование оного: «Ежели кто с девицею пребудет и очреватит ее под уговором, что на ней женится, то он сие содержать и на чреватой жениться весьма обязан». Значит, что и такие случаи могут представиться, что для обольстителя брак должен быть непреложно обязателен.
После непродолжительных прений комиссия, за исключением отца Ионы, постановила по ее делам руководствоваться подходящим артикулом «Великого Регламента», то есть не подвергая наказаниям, предписанным в патриаршем указе, в иных случаях принудительно венчать прегрешившего.
– Так, братец, в журнале и запиши, – приказал Демидов сидевшему за особым столиком секретарю.
– А как поступать в случае нарушения брачной верности супругами? О сем мы никаких указаний не сделаем? – спросил один из членов, почтенный старик, женившийся недавно на молодой девушке и потому на всякий случай желавший обеспечить ее супружескую верность законным порядком.
– Ну таких супругов следует предавать суду духовному. Суд сей будет заключать их в монастырь на покаяние, а там будут исправлять их и шелепами, и земными поклонами. Таковой способ исправления к мирским властям не относится, – сказал Демидов. – Нам надлежит только забирать под стражу производящих такие неистовства.
– Справедливо, весьма справедливо, – поддакнул Иона, и на этот раз с ним согласились все члены комиссии.