Мои добренькие земляки стали массово продавать свои паи за копейки иногородним, не думая, что будет делать там покупатель земли, что сами остались без сенокосов и пастбищ, которые новый глава тоже уступил незнамо за что каким-то чужакам, которых местные и в глаза не видели, а в суды ходят их юристы, проживающие в Инзерском же районе, помогая им захватывать земли своих отцов и дедов», – подумал с грустью Ильяс Хызыров и стал готовиться к поездке в Уфу.
Туда приглашал его давний друг и учитель Газиз Байрамов. Планировалась встреча с его давними коллегами-земледельцами: Рафитом Абаевым, Гафуром Валеевым, Амиром Узбековым. С ними он и надеялся обсудить вышеуказанные наболевшие вопросы и поискать пути выхода из этой очередной тупиковой ситуации с землёй.
Газиз Байрамов, готовясь к встрече с давними друзьями и знакомыми, стал копаться в истории земельных отношений на территории Инзерского района, в том числе вспомнил историю своих дальних предков, известных конезаводчиков и землевладельцев на табынской земле.
Прапрапрадед Газиза Байрамова был знатным конезаводчиком, имевшим около семи тысяч голов лошадей. Во время Отечественной войны 1812 года он поставлял правительству сотни обученных коней и имел огромные пастбища для них. Но новоявленные заводчики Урала, где плавили чугун и медь, не хотели оформить заброшенные земли в собственность, ибо за неё надо было платить!
Дикие леса, оставшиеся в наследство от предков, тогда не вполне законно перешли в распоряжение заводчиков или правительства, и туда нельзя было даже ногой ступить. Запрещалось собирать ягоды, грибы, охотиться, даже рубить на дрова высохшие или сгнившие деревья, что вызвало возмущение царскими порядками и подбило народ выступить против них. И всё это привело к неспокойным временам с народными волнениями и двумя революциями.
Газиз Байрамов вспомнил, как летом 1851 года помещик Инзерской волости Куприянов и его приказчик избили крестьянина Алексея Иванова и заковали в цепи, а его отца Гавриила – в кандалы. В кровь были избиты в раздетом виде ещё семь крестьян за то, что отказались отработать барщину.
– Бейте их, пусть захлебнутся кровью! – подливал масла в огонь Куприянов. – А грудных младенцев бросайте в воду!
Ещё три крестьянина, ослушавшихся барского приказа, были осуждены и лишены свободы на определённый срок. В апреле 1860 года шестьдесят рабочих завода графини Коссаковской в заводском селе Архангельское, что в центре Инзерской волости, подали жалобу уфимскому гражданскому губернатору, указав на то, что управляющий заводом Зорков и приказчик Клоков не только платят малую заработную плату, но и издеваются над рабочими. По указанию губернатора министр финансов, пригрозив Коссаковской передачей завода под опекунство, распорядился увеличить заработную плату. Также было приказано не трогать крестьян, а производимые ими хлеб, мясо и молоко закупать по установленной цене. Садовые участки крестьян, живших в близлежащих деревнях, также принадлежали заводу, поэтому их обязывали отрабатывать за наём этих заводских земельных участков.
Уставшие от произвола помещиков и заводских приказчиков крестьяне в массовом порядке стали уходить в города. Даже после отмены крепостного права многие крестьяне, бросив свои подушевые наделы, разбрелись по заводам. Очень многие подались в Уфу и Стерлитамак.
Село постепенно приходило в упадок, заводские крестьяне стали перебираться подальше от своих заводов. После издания царского указа от 10 февраля 1869 года «О размежевании башкирских дач для наделения землёю башкир вотчинников и их припущенников и о порядке продажи и отдачи в оброчное содержание общественных башкирских земель» русские богатеи в срочном порядке стали скупать башкирские земли. Спаивая водкой местных мужчин, они оставили многие деревни без земельных владений. Особенно бесчинствовали чиновники и купцы, скупавшие участки в подарок своим жёнам, родственникам, любовницам и маленьким детям.
Местные крестьяне стали поднимать восстания, поджигать помещичьи усадьбы и купеческие дома, а их самих предавать смерти. Учреждённый царским правительством Крестьянский поземельный банк начал выделять кредиты для приобретения земельных участков сроком на 13–55 лет. Чиновники финансового учреждения, скупая за собственный капитал земельные участки, занимались их перепродажей. Земли подолгу не обрабатывались, крупные помещичьи хозяйства постепенно пришли в упадок. Царское правительство не вникало в кризисное состояние села, всё сильнее процветали коррупция и взяточничество.
Скоро сошли на нет и прежде состоятельные помещичьи хозяйства, многие остались без работы и земли. Отсутствие собственности и скота, позволявших выживать, увело многих крестьян в города. А там обычным делом стало воровство, насилие, разбой и убийства.
Земли много, а хозяев уже нет. Заводчики, в том числе и прибывшие из другого государства, не в состоянии были поставить предприятия на собственные средства. Десятки тысяч десятин земли вокруг стали зарастать сорной травой и лесом. Земля пустовала: некому стало сеять, пахать, да и строить перестали, только все кругом воровали и разрушали то, что было ранее построено! Лень было заниматься землёй и скотом, да и работать на селе стало некому.
«Удивительно, всё было как сегодня! Неужели и на этот раз всё так же будет: богатые богатеют, не знают, что делать от безделья и обилия денег! В истории одного Архангельского завода Инзерской волости – история всей тогдашней России», – подумал Газиз Байрамов и, взгрустнув, опустил голову, а мысли текли и текли.
Земли дальних предков Газиза Байрамова не спасли от разорения даже богатейшие люди, которых сегодня модно называть инвесторами, в том числе и известный всему миру Иван Степанович (Жан-Франсуа) Лаваль, французский эмигрант, хозяин местного Архангельского медеплавильного завода Инзерской волости Стерлитамакскогго уезда Уфимской губернии (земля башкир) и Глазовских золотых приисков (земля удмуртов). Он же муж Александры, внучки одного из основателей Архангельского завода Ивана Степановича Мясникова. А мать Александры, дочь Ивана Мясникова – Екатерина, вышла замуж за дворянина Григория Васильевича Козицкого. Того самого человека, который в 1766 году по совету М.В. Ломоносова был избран академиком Российской академии наук, а два года спустя назначен статс-секретарём царицы Екатерины II.
Дочь Козицкого и внучка Мясникова, Александра Григорьевна Лаваль, заказала у французского архитектора Тома де Томона строительство в Санкт-Петербурге дворца площадью в 52,5 тысячи саженей. Она же приобрела поместье «Сябры» в Таврической губернии с пятью тысячами десятин земли и ткацкой фабрикой и, продав их, на вырученные деньги выкупила у прогнанного из страны, но возвращающегося обратно во Францию короля Людовика XVIII титул графини Лаваль. В начале XIX века во дворце графини Лаваль проводили балы с приглашением 600-1000 персон, в которых иногда принимали участие царь и члены его семьи…
Во дворце графини Лаваль находились знаменитые на весь мир картины и скульптуры. Их авторами были мастера из Фландрии, Голландии, Италии и Франции. Здесь же неоднократно читал публике свои стихи А. С. Пушкин. В этом дворце названная в честь Екатерины Ивановны, бабушки Александры Лаваль, Екатерина была обвенчана с декабристом, членом организации «Север» Сергеем Трубецким. После ссылки Трубецкого в Сибирь Екатерина, бросив свой беззаботный и роскошный мир, поехала за ним. Русский поэт Н. А. Некрасов в поэме «Русские женщины» воспел как раз эту графиню Трубецкую. В доме Лавалей 16 февраля 1840 года великий русский поэт М. Ю. Лермонтов рассорился с сыном французского посла Гаранта. Младший Барант вызвал поэта на дуэль, после которой Лермонтов был сослан на Кавказ.
В 1850 году графини Лаваль не стало. Остались четыре дочери: княжна Трубецкая, графиня Лебцельтери, графиня Коссаковская и графиня Борх. В 1851 году Архангельский завод переходит во владение Александры Ивановны Лаваль-Коссаковской. В доме родителей графиня Коссаковская часто встречалась с А. С. Пушкиным. По воспоминаниям поэта, он вообще не уважал её за несносный характер, и она отвечала поэту тем же. Мужем Александры Ивановны был польский писатель, художник, с 1852 года посол Российской империи в Мадридском дворце, граф и очень «дурной и глупый», по мнению Пушкина, человек Станислав Осипович Коссаковский. В 1837 году у этой пары родился сын Станислав-Казимир, будущий любитель польской геральдики и последний владелец Архангельского завода, разоривший его дотла.
Сохранился в копии у Газиза Байрамова документ, выданный графине Коссаковской по результатам проведённой в 1857 году ревизии. Там обозначено, что в селе Архангельского медеплавильного завода Инзерской волости Стерлитамакского уезда Уфимской губернии зарегистрировано 1465 крепостных душ, Русском Зилиме – 458, Фёдоровке – 87, Инзерском выселке – 36, Ирныкше – 698 крепостных душ. Документ также свидетельствует о том, что во владении Архангельского завода 58010 десятин земли, в том числе 47 690 десятин леса, семь рудников, шесть медеплавильных печей, один шплей-зофен, один гармахерский горн, один штыковой, один кирпичный и четыре водных колеса. Ещё указано, что в 1859 году выплавлено 13 591 пуд меди, а в 1861 году – 10 540 пудов. Значит, на предприятии дела уже начали принимать плохой оборот, что привело к закрытию завода в 1901 году.
За более чем 130 лет работы выплавив больше 1 миллиона пудов меди, на монеты из которой можно было выкупить всю морскую армаду Англии и Голландии, завод разорился, оставив для местного населения полуразрушенное предприятие, захиревшее призаводское село без дорог и мостов и каменную церковь, памятник архитектуры XVIII века. В 1934 году её переделали в сельский клуб. А в начале XXI века церковь помог капитально отремонтировать Газиз Байрамов, будучи, без собственного ведома, избранным членом попечительского совета храма Архангела Михаила. При этом Байрамов был и остаётся мусульманином, что говорит о безупречной репутации и авторитете бывшего заместителя главы администрации Инзерского района по социальным вопросам даже спустя двадцать лет после его переезда в Уфу.