К тому же совершенно нелогично хранение оригинала документа и «плюс трех его копий» в одном месте (кстати, копии были на русском или на немецком тоже?). Копии при необходимости можно легко изготовить, а этой необходимости не могло быть даже гипотетически. Изготовление копий секретного документа про запас — абсурд. Изготовление копий оправдано в случае опасности утраты оригинала, но такой опасности никогда не существовало. Но если это предположить, то копии и оригинал должны были храниться в разных местах. Если же они хранились в разных местах, они не могли быть переданы Смирновым Подцеробу по одному акту одним пакетом. Да и вообще, секретные документы на то и секретные, что их никому показывать не положено, и потому на изготовление копии нужна санкция руководства. Кто же санкционировал копирование — Молотов или Сталин? И почему, спрашивается, спрятав «оригиналы» скандальных протоколов в «особой папке», совершенно забыли про «заверенные копии» в архиве МИДа? В общем, получается, что копии «секретных протоколов» были сделаны Молотовым лишь для того, чтобы Яковлев нашел их спустя полвека.
В открытой электронной энциклопедии «Википедия», на вкладке, где обсуждалась статья «Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом», я встретил весьма любопытную реплику участника дискуссии под ником Alen Zarini:
«Довод Яковлева о наличии акта передачи Смирнов-Поцероб, извиняюсь, но это еще одна глупость, которую невозможно допустить ни одному человеку мало-мальски знакомому с секретным делопроизводством. Секретная и несекретная документация не только передается разными актами, но и храниться должна раздельно, сприложением к каждому особого акта приемки. Обычно секретной и несекретной документацией, вообще занимаются разные люди. Это уж могу сам свидетельствовать, как человек имевший дело с секретным делопроизводством. Кроме того, извиняюсь, а где журнал учета секретной документации?? акт есть, а журнал постановки на учет где? А эти журналы являются документами строгой отчетности и хранятся ВЕЧНО, странное дело, что Яковлев находит акт, который в принципе некому не был нужен, а вот важнейший реестр, единственный документ, который мог свидетельствовать реальность пребывания этого документа в архивах МИДа или правительства нет!».
Возразить на этот аргумент не смог ни один из участников дискуссии на форуме «Википедии».
История со «служебной запиской» Подцероба получила свое продолжение. В книге Ильи Безыменского «Сталин и Гитлер перед схваткой» можно прочесть следующее:
«23 декабря 1989 г. консервативное большинство съезда было настроено весьма агрессивно. Оно отклонило предложение осудить пакт 1939 г. и аннулировать протоколы. Все соображения комиссии о протоколах были отвергнуты, в том числе отвергнуты и доказательства их существования. Лишь на следующий день А. Н. Яковлев смог переубедить делегатов, предъявив им обнаруженный комиссией документ.
Что же содержалось в этом документе, который был известен Громыко еще в 50-х годах, потом положен под сукно? Его главную часть представлял акт, составленный в апреле 1946 г. работниками секретариата Молотова Д. Смирновым и Б. Подцеробом. Акт фиксировал наличие восьми документов, в том числе подлинных секретных протоколов от 23 августа и 28 сентября 1939 г. Акт гласил:
«Мы, нижеподписавшиеся, заместитель заведующего секретариата тов. Молотова В. М. тов. Смирнов Д. В., и старший помощник министра иностранных дел СССР т. Подцероб Б. Ф., сего числа первый сдал, второй принял следующие документы Особого архива Министерства иностранных дел СССР:
I. Документы по Германии
1. Подлинный Секретный дополнительный протокол от 23 августа 1939 г. (на русском и немецком языках). Плюс 3 экземпляра копии этого протокола.
2. Подлинное разъяснение к «Секретному дополнительному протоколу» от 23 августа 1939 г. (на русском и немецком языках). Плюс 2 экземпляра копии разъяснения.
3. Подлинный Доверительный протокол от 28 сентября 1939 г. (на русском и немецком языках). Плюс 2 экземпляра копии этого протокола.
4. Подлинный Секретный дополнительный протокол от 28 сентября 1939 г. («О польской агитации») (на русском и немецком языках). Плюс 2 экземпляра копии этого протокола.
5. Подлинный Секретный дополнительный протокол от 28 сентября 1939 г. (о Литве) (на русском и немецком языках). Плюс 2 экземпляра копии этого протокола.
6. Подлинный Секретный протокол от 10 января 1941 г. (о части территории Литвы) (на русском и немецком языках).
7. Подлинный Дополнительный протокол между СССР и Германией от 4 октября 1939 г. (о линии границы) (на русском и немецком языках).
8. Подлинный Протокол — описание прохождения линии госграницы СССР и госграницы интересов Германии (две книги на русском и немецком языках)…».
Самое важное: в найденном «деле» МИД СССР сохранились копии секретных протоколов, заверенные (без указания должности) В. Паниным. Когда же было проведено сопоставление этих копий с копиями из архива Риббентропа, то было установлено следующее.
1. Тексты по содержанию на 100 % идентичны.
2. Снимались все подозрения (повторявшиеся и М. С. Горбачевым) о том, что, мол, подпись В. М. Молотова сделана латинским шрифтом, следовательно, фальшивка. Молотов русский оригинал подписал кириллицей; зато под немецким текстом (и договора, и протокола) решил продемонстрировать свои университетские познания. Риббентроп оба текста подписал латиницей.
3. Оставшийся у немцев текст и текст Панина отпечатаны на одной и той же пишущей машинке, видимо, принадлежавшей молотов-скому секретариату и предназначенной для самых важных работ.
4. Наконец, что касается подписей самого Панина, то от его родичей было получено подтверждение их аутентичности»[74].
К мелочам я придираться не буду, но настоящий бред Безыменский начинает нести, когда он сравнивает «копии Панина» с фотокопиями из коллекции фон Леша. Разберем его по пунктам:
1. То, что текст «копий Панина» и копий из коллекции фон Леша на 100 % идентичны, весьма радует. Видимо, фальсификаторы научились перепечатывать документы, не путаясь в датах, фамилиях и орфографии. Впрочем, поскольку «копии Панина» никому не показывают, сомнения все же остаются.
2. Очень мне интересно, как «заверенные копии Панина» могли снять подозрения с подписей Молотова, сделанных латиницей? Это каким же придурком надо быть, чтобы утверждать, будто Панин скопировал не только текст «секретного протокола», но еще и подпись Молотова латиницей на копию проставил? Один кретин это написал, тысячи дебилов больше 10 лет читают его книжонку, и никто не понимает, что это полнейшая ахинея! Книжка Безыменского, все же способна внести вклад в науку. В медицинскую. Представления о масштабах старческого маразма она расширила весьма значительно.
3. То, что «панинские копии» изготовлены на той же пишущей машинке, что и микрофильмы фон Леша — это, конечно, открытие. Я считал, что сфотографировать пишущей машинкой нельзя, даже если это машинка «для самых важных работ». Но если отнестись к словам Безыменского серьезно, то фальсификаторы попадают в весьма щекотливую ситуацию: что произойдет, если выяснится, что один из этих документов фальшивый? Если будет установлена подложность «копий Панина», то выходит, что и копии Леша тоже фальшивые, поскольку изготовлены с помощью той же машинки. Если же не акцентировать внимание на том, что оба документа отпечатаны на одной машинке, то даже разоблачение панинских «копий» не подорвет веру в подлинность немецких микрофильмов.
4. Как родичи Панина могут подтвердить аутентичность его подписи — они что, эксперты-почерковеды? Это как раз тот случай, когда можно провести экспертизу, сравнив подпись Панина на «заверенной копии» с его подписью на множестве других документов, тысячи которых сохранились в архивах МИД. Отсюда легко предположить, что подпись Панина никто не удостоверял. Далее рассказ Безыменского обрастает все новыми и новыми подробностями:
«В президентском архиве хранились секретные документы партии. При этом степень секретности архивов была различной: просто секретные, совершенно секретные, далее — особой важности, или— о, эти партийные эвфемизмы! — документыОГ7, /г? е.«особой папки». Собственно говоря, «папок» как таковых не существовало. Это было просто обозначение высшей степени секретности для особо важных решений Политбюро ЦК. Они обозначались в протоколах так: сначала порядковый номер в повестке дня. Затем — чей вопрос (Министерства обороны или МИД и/77.д.). Наконец, краткая формула в скобках: «смотри особую папку». Однако, оказывается, существовала еще одна специфическая степень секретности. Она называлась «закрытым пакетом». Это действительно был большой пакет с соответствующим номером (проставлялся от руки). Он опечатывался или заклеивался в Общем отделе тремя или пятью печатями и обозначался буквой «К» («конфиденциально»).
Именно в таком пакете за № 34 были обнаружены оригиналы секретных протоколов вместе с подробным описанием их «архивной судьбы». Оказывается, что оригиналы секретных протоколов, находившиеся до октября 1952 г. у В. М. Молотова, 30 октября 1952 г. были переданы в Общий отдел ЦК. Почему именно в это время? В это время звезда министра закатилась: еще до смерти Сталина доверия к нему уже не было, внешним знаком чего был арест супруги Молотова Полины Жемчужиной. В VI секторе Общего отдела ЦК протоколу был дан свой номер: фонд № 3, опись № 64, единица хранения № 675-а, на 26 листах. В свою очередь эта «единица хранения» была вложена в «закрытый пакет» № 34, а сам пакет получил № 46-Г9А/4-1/ и заголовок «Советско-германский договор 1939 г.». Внутри пакета лежала опись документов, полученных из МИД СССР, — всего восемь документов и две карты:
1) секретный дополнительный протокол «о границах сфер интересов» от 23 августа 1939 г.;