Р и Франции, своих союзников.
В те дни посол Великобритании в Берлине, сэр Невилл Гендерсон, не вылезал из МИДа, просил информировать его о дислокации немецких войск на чешской границе, призывал к благоразумию и осторожности.
Аппетиты Гитлера пугали генералов. Они понимали, что в случае вмешательства Англии и Франции германская армия потерпит сокрушительное поражение в Чехословакии. Никто не хотел войны. Число заговорщиков среди военных и дипломатов росло.
Высшие генералы рейха разработали план. Как только поступит приказ напасть на Чехословакию, Гитлер будет арестован, предстанет перед судом по обвинению в безрассудной попытке вовлечь Германию в европейскую войну. В стране объявят военную диктатуру, сформируют временное правительство.
Глава заговора, начальник штаба сухопутных войск генерал Гальдер решил отправить в Лондон своего тайного эмиссара, чтобы выяснить реальную позицию британского правительства и при необходимости предложить свой вариант сохранения мира – арест Гитлера. Тайным эмиссаром, доверенным лицом Гальдера стал военный дипломат Максимилиан фон Хорвак.
Перед отлетом в Лондон Макс был спокоен и задумчив. Он обнял Габи и сказал:
– Когда все будет позади, поедем на Лазурное побережье, есть один чудесный отель в маленьком городке под Ниццей…
Она долго не могла оторваться от него, целовала, сдерживая слезы. Она знала, что английский посол Гендерсон во время недавней встречи в МИД заявил: «Англия не станет рисковать ни единым своим солдатом из-за Чехословакии».
Макс вернулся через пять дней. Его принимали главный советник британского МИД сэр Ванситтарт и опальный политик Уинстон Черчилль. Они обещали сделать все от них зависящее.
Близким другом Макса и непосредственным начальником Габи был глава секретариата Эрих Кордт, тоже участник заговора. У Эриха сложились доверительные отношения с послом Гендерсоном, они часто играли в гольф. Эрих по секрету рассказал, что после визита тайного эмиссара в Лондон Гендерсон получил указание от Зонтика «достаточно сдержанно предупредить Гитлера».
– О чем? – не веря своим ушам, спросила Габи.
– О нас, – ответил Эрих со злой усмешкой. – Дело в том, что господин премьер-министр верит, будто ему самим Провидением предначертана высокая миссия договариваться с диктаторами, наш вариант мешает его высокой миссии, он решил устранить конкурентов, сдать нас. Гендерсон с трудом убедил господина премьер-министра, что такой поступок джентльмену не к лицу.
Следующим тайным эмиссаром стал родной брат Эриха, Теодор Кордт, советник германского посольства в Лондоне. В начале сентября он встретился с лордом Галифаксом и сообщил, что нападение на Чехословакию планируется на 1 октября. На съезде в Нюрнберге Гитлер произнесет речь с открытыми угрозами в адрес Чехословакии. Если в ответ Англия и Франция твердо заявят о своей позиции, германская армия выступит против Гитлера и ее поддержит немецкое население, потому что никто не хочет войны. Лорд ничего вразумительного не ответил.
На съезде в Нюрнберге орал Геринг: «Жалкая раса пигмеев-чехов угнетает культурный народ, а за всем этим стоит Москва и вечная маска еврейского дьявола!»
Гитлер тоже орал, как всегда, проклинал чехов, но ни словом не обмолвился о своем решении напасть на них, только призвал правительство Чехословакии «справедливо отнестись к судетским немцам».
Заговорщики планировали арестовать Гитлера, когда он вернется в Берлин из Нюрнберга. Но Гитлер отправился в Мюнхен, и в это время пришла телеграмма. Премьер-министр Чемберлен предлагал фюреру срочно встретиться, чтобы найти способы мирного решения проблемы.
Устраивать путч, арестовывать Гитлера, когда британский премьер летит к нему на свидание, заговорщики не решились. Осталась надежда, что Чемберлен отклонит непомерные требования Гитлера, и тогда, как только фюрер вернется в Берлин, он будет арестован.
15 сентября Чемберлен впервые за свои шестьдесят лет решился лететь на самолете, так не терпелось ему встретиться с Гитлером и осуществить свою высокую миссию. Британцы единодушно восхищались мужеством премьер-министра, великого миротворца. «Таймс» публиковал восторженные оды Невиллу Чемберлену в прозе и стихах. По возвращении мистер сказал журналистам:
– Несмотря на твердость и жестокость, которые, как мне показалось, я прочел на его лице, у меня сложилось впечатление, что передо мной человек, на слово которого можно положиться.
В день визита Габи впервые услышала из уст своего сдержанного, интеллигентного мужа поток невообразимой брани в адрес мистера миссионера. Между немецкими ругательствами мелькали странные слова, вроде бы русские. Габи уже достаточно хорошо изучила русский, но таких слов не знала.
– Это что? – спросила она. – Переведи!
– Не для твоих ушей, – ответил Макс.
Через неделю мистер миссионер опять прилетел, на этот раз свидание состоялось в маленьком живописном городке Годесберге на Рейне. Личный переводчик фюрера Пауль Шмидт, тоже участник заговора, составил отчет для МИД. Надо отдать должное мистеру Зонтику, в начале переговоров его несколько смутили наглый напор и непрерывный истерический поток речей. Гитлер уловил напряжение, сбавил тон, пошел на мелкие уступки и сумел очаровать мистера Зонтика. Прощались они тепло, Чемберлен сказал, что у него появилось чувство, будто между ним и фюрером установились доверительные отношения.
Вернувшись в Лондон, премьер-министр выступил по радио.
«Как бы мы ни сочувствовали маленькому народу, вступившему в войну с сильным соседом, мы не можем только из-за этого вовлекать в войну всю Британскую империю. Если нам и придется воевать, то по более серьезному поводу».
Ну а что же французы? Что Москва? И, наконец, сами чехи?
Премьер-министр Франции Деладье во всем был солидарен с Чемберленом. Президент Бенеш выдерживал колоссальное давление англичан и французов, они требовали принять все условия Гитлера и твердили, что в противном случае Чехословакия станет виновницей кровавой европейской бойни. Чешская армия была хорошо вооружена и готовилась дать отпор немецкой агрессии. Из Москвы еще в июне пришло сообщение от посла Шуленбурга: «СССР вряд ли окажет помощь капиталистическому государству».
Гитлер вернулся в Берлин 24 сентября. Заговорщики назначили дату путча – 29 сентября.
В игру вступил Муссолини. Он предложил свое посредничество в переговорах. 28 сентября в палате общин Чемберлен заявил:
«Какое бы мнение благородные члены палаты ни имели о синьоре Муссолини, я верю, что каждый приветствует его мирный жест. Господин Гитлер приглашает меня встретиться с ним в Мюнхене завтра утром. Он пригласил также синьора Муссолини и месье Деладье».
Утром 29-го, именно в тот день и час, когда заговорщики планировали арестовать Гитлера, занять силами войск рейхканцелярию, главные правительственные учреждения и министерства, Гитлер вместе с Муссолини встречал в Мюнхене дорогих гостей, премьер-министров Англии и Франции.
Переговоры проходили в спокойной, доброжелательной атмосфере. Гитлер излагал свои требования. Премьеры слушали. Только один раз, когда Чемберлен спросил что-то о правах чешских фермеров, Гитлер сорвался и заорал:
– Наше время слишком дорого, чтобы тратить его на такие мелочи!
Больше мистер миссионер не перебивал фюрера.
К вечернему заседанию соизволили пригласить чехов, но не в зал, а в соседнюю комнату. Доктор Войтех Маетны, посол Чехословакии в Берлине, и доктор Хуберт Масарик, сотрудник МИД, просидели в этой комнате восемь часов в полной неизвестности. Наконец поздно вечером советник Чемберлена сэр Гораций Вильсон ознакомил их с основными пунктами четырехстороннего соглашения. Чехи попытались протестовать, но сэр Гораций оборвал их и быстро вышел из комнаты.
В половине второго утра Гитлер, Чемберлен, Муссолини и Деладье (именно в таком порядке) поставили свои подписи под Мюнхенским соглашением. Теперь немецкая армия могла беспрепятственно ступить на территорию Чехословакии и оккупировать Судетскую область. После подписания фюрер и дуче удалились, и тогда, наконец, в зал позвали чехов, чтобы ознакомить их с текстом договора.
Джованни Касолли был в Мюнхене, в свите дуче, оттуда заехал в Берлин, позвонил Габи.
Стояло бабье лето, теплые сухие дни. Они встретились в Тиргартене. Ося рассказал, как светились глаза фюрера и раздувались щеки дуче, когда они спускались по ступеням Фюрерхауса после подписания договора, как зевал Чемберлен, возвращаясь в свой отель. Деладье выглядел мрачным и подавленным. Кто-то из толпы журналистов спросил, доволен ли месье соглашением, месье ничего не ответил.
– Ну а что же Сталин? У них ведь был договор с Бенешем? – спросила Габи.
– Был, – кивнул Ося.
– Поляки и румыны не пропускают Красную армию через свои территории на помощь чехам?
– Поляки не пропускают, а вот с румынами нарком Литвинов договорился.
– И что?
– Ничего, как видишь… Ладно, Габи, у нас мало времени. Как твой муж?
– Держится, верит, что появится еще один шанс. Удар, конечно, жуткий. Все развалилось. Теперь никто из генералов возразить фюреру не посмеет, а уж об аресте речи быть не может. Гениальный фюрер хапнул очередной лакомый кусок так же легко, как Рейнскую зону и Австрию, без единого выстрела, не пролив ни капли немецкой крови. Скажи, это правда, что Бенеш клюнул на удочку Гейдриха и передал Сталину миф о заговоре в Красной армии?
– Не знаю. Вполне возможно. Искренне поверил и счел своим долгом предупредить, они ведь были союзниками.
– Тупые чехи сами себе роют могилу, – пробормотала Габи.
– Прости, я не понял.
– Так… вспомнила пьяный треп одного полковника СС.
– Зонтик тоже хотел предупредить Гитлера о заговоре, – заметил Ося. – Это напрямую касалось твоего мужа. К счастью, хотя бы одна подлость Чемберлена не удалась, а то из мистера миссионера он превратился бы в мистера убийцу.