Бакстер положила пингвина на кровать, в замешательстве прислушиваясь к смутно знакомому голосу, который становился все ближе – до тех пор, пока на пороге комнаты не встал Эдмундс с мигающим автоответчиком в руках.
– Элли, пожелай папе спокойной ночи…
Наконец короткий звуковой сигнал возвестил об окончании сообщения, и Бакстер с Эдмундсом остались в гробовой тишине.
– Твою мать… – вздохнула Бакстер и пошла к лестнице.
– Всем покинуть дом! – приказала она.
В дверных проемах появились недоуменные лица.
– Вы не ослышались: всем покинуть дом!
Вместе с недовольными оперативниками она спустилась по лестнице, прошла мимо сидевшего в коридоре Руша, проводила их до выхода и выставила на улицу под дождь. Эдмундс, уходивший последним, остановился у выбитой входной двери и спросил:
– Тебя ждать?
– Нет, – сказала она, благодарно улыбаясь, – поезжай домой.
Когда они остались одни, Эмили, не говоря ни слова, села на грязный пол рядом с Рушем. Он, по всей видимости, был мыслями так далеко, что ничего не заметил. В отсутствие двери яростный дождь принялся заливать дальний конец коридора.
Несколько минут они сидели молча, потом Бакстер все же набралась смелости и решительно заявила:
– Я дерьмо! Полное и безоговорочное дерьмо.
Руш повернулся и бросил на нее взгляд.
– Этот рыжеволосый ботаник, этот зануда, который только что отсюда ушел, – начала Эмили. – Он единственный, кому я могу доверять во всем этом гребаном мире. Вот так. Больше никому. Я не доверяю даже своему парню. Мы уже восемь месяцев вместе, а я по-прежнему ему не доверяю. Я получаю отчеты о его финансах, потому что боюсь, что он может использовать меня, может причинить мне боль или… даже не знаю, что еще. Я жалкое существо, правда?
– Да, – задумчиво кивнул Руш, – действительно жалкое.
Они улыбнулись. Бакстер еще крепче обхватила себя руками, чтобы согреться.
– Это произошло вскоре после того, как мы купили эту развалину, – начал агент, обводя глазами полуразрушенный дом, – поехали в центр. Элли… снова заболевала… ее маленькие легкие… – он умолк, глядя, как дождь в конце коридора набирает силу. – Четверг, 7 июля 2005 года…
Бакстер ахнула и закрыла рукой рот – эта дата прочно сидит в памяти каждого лондонца.
– Мы ехали к врачу на Грейт-Ормонд-стрит. Сидели в метро, как самые обычные пассажиры. И тут все перестало быть обычным. Люди кричали. Кругом дым и пыль, они разъедали глаза. Но все это не имело значения, потому что я все еще держал дочку на руках – она была без сознания, но дышала. Ее маленькая ножка неестественно выгнулась…
Руш остановился, чтобы собраться с духом.
Бакстер не двигалась и молча ждала продолжения, все так же прикрыв рукой рот.
– Потом я увидел жену, она лежала недалеко под грудой обломков, в том самом месте, где на нас обрушилась крыша. Я знал, что спасти ее уже нельзя. Знал наверняка. Но все равно должен был попытаться. Тогда еще можно было вынести Элли. Люди побежали по туннелю в сторону Рассел-сквер. Но ведь без боя сдаваться нельзя, да? Я хватаюсь за эти железные листы без всякой надежды хотя бы сдвинуть их с места, хотя в действительности должен как можно скорее вынести Элли. Везде был дым и копоть: она не смогла с этим справиться. А потом, как это всегда бывает, обваливается еще один фрагмент крыши. Все, кто остался, запаниковали. Я тоже. Я хватаю Элли и бросаюсь в тоннель за остальными, но в этот момент кто-то кричит, что рельсы все еще могут быть под напряжением. И все остаются на месте. Я знаю, что могу вынести ее и спасти, но просто стою и жду, потому что никто не уходит. Никто. Толпа приняла решение, и я бездумно ей подчинился. Я не вытащил ее вовремя. Мог… но не вытащил.
Бакстер не могла говорить. Она вытерла глаза и просто неотрывно смотрела на Руша, удивляясь, что он нашел в себе силы жить дальше после всего случившегося.
– Я знаю, вы обвиняете меня в том, что я бросил Кертис в той жуткой церкви, но…
– Нет! – перебила его Бакстер. – Уже не обвиняю, нет.
Она нерешительно дотронулась до его руки. Ей было грустно, что она такая неловкая, – ей очень хотелось его обнять, но она не решалась.
– У меня просто не было права повторить второй раз ту же самую ошибку, понимаете? – сказал Руш и провел рукой по своим седеющим волосам.
Бакстер кивнула. В этот момент сработал таймер, и в углу зажглась лампа.
– Ну что же, теперь ваша очередь, – с вымученной улыбкой произнес он.
– Я отпустила Волка… простите, детектива Коукса, – уточнила она, – отпустила, и все. Сначала надела на него наручники… Подкрепление было уже на подходе… а я дала ему уйти.
Руш кивнул с таким видом, будто и сам это подозревал.
– Почему?
– Не знаю.
– Неправда, знаете. Вы его любили?
– Не знаю, – честно ответила она.
Руш тщательно обдумал следующий вопрос:
– Как вы поступите, если когда-нибудь встретите его опять?
– По идее, мне полагается его арестовать. Я должна бы его ненавидеть. Убить его своими руками за то, что он превратил меня в такую параноидальную развалину.
– Я не спрашивал вас, что вы должны сделать по идее, – улыбнулся Руш, – Я спросил, как вы поступите.
Бакстер покачала головой.
– Вот честно… не знаю, – ответила она, закругляя свою исповедь. – Расскажите мне о пятне крови на полу у входной двери.
Агент ответил не сразу. Он спокойно расстегнул манжеты на рубашке, закатал рукава и показал запястья – на каждом был глубокий розовый шрам.
На этот раз она его обняла. Ей почему-то вспомнилась мудрость, которой Мэгги поделилась с Финли в тот вечер, когда узнала, что у нее возобновился рак: «Порой то, что чуть нас не убивает, является нам в виде спасения».
Эту мысль Эмили оставила при себе.
– Через пару дней после моей выписки из больницы, – пояснил Руш, – жене стали приходить поздравительные открытки – был ее день рождения. Я просто сидел у двери, читая их одну за другой, и… Но тогда мое время, похоже, еще не пришло.
– Я слишком много пью, – выпалила Эмили, уверенная, что теперь у них с Рушем не должно быть друг от друга секретов, – в общем… ну, много.
Руш засмеялся. Это было явное преуменьшение. Бакстер сначала обиделась, но не смогла сдержать улыбку.
У них обоих все шло наперекосяк.
Несколько минут они просидели в тишине.
– Полагаю, для одного вечера откровений достаточно, пойдемте, – сказала Бакстер, поднялась на ноги, протянула ему замерзшую руку и помогла встать.
Потом вытащила ключи, сняла один из них со связки и протянула агенту.
– Что это? – спросил Руш.
– Ключ от моей квартиры. О том, чтобы оставить вас здесь, и речи быть не может.
Он открыл рот, чтобы ей возразить.
– Вы окажете мне огромную услугу, – сказала она, – Томас будет на седьмом небе от счастья, когда я сообщу, что некоторое время поживу у него. Мой кот уже там. Это идеальная комбинация. Даже не пытайтесь спорить.
У Руша возникло ощущение, что она права.
Он взял у нее ключ и кивнул.
Глава 27
Пятница, 18 декабря 2015 года,
10 часов 10 минут вечера
Руш загружал посудомоечную машину, а Бакстер снимала белье с кровати в другой комнате. Он опасался прикасаться к чему бы то ни было в ее квартире, которой было суждено стать его пристанищем на время расследования дела или до тех пор, пока его не отзовут обратно в США. Его удивило, что в квартире был такой порядок. Руш слышал, как Эмили чертыхалась, пытаясь запихнуть в два небольших портпледа все то, что может понадобиться ей в течение неопределенного времени.
Несколько минут спустя она вышла из спальни, волоча за собой две набитых под завязку сумки.
– Да блин, – ругнулась она, увидев на тренажере спортивный костюм. Схватила его, расстегнула на сумке молнию и сунула в боковой карман. – Все, я ухожу. Располагайтесь. Под раковиной есть туалетные принадлежности.
– Ого! Вы здорово экипированы!
– Ну да, – уклончиво ответила она.
Было не время объяснять, почему она хранит и даже регулярно пополняет гигиенический набор для мужчин – в надежде, что когда-нибудь он все-таки понадобится.
– Ну, чувствуйте себя как дома. Спокойной ночи!
До Руша слишком поздно дошло, что надо бы было помочь Бакстер донести сумки – он спохватился, только когда услышал, как одна из них упала на пол в коридоре и вслед за этим прозвучало особенно яркое ругательство. Решив, что для него будет безопаснее прикинуться глухим, он ушел в спальню. Несколько потрепанных мягких игрушек, наспех засунутых под кровать, заставили его улыбнуться.
Его тронуло, что Бакстер приложила столько усилий, чтобы он чувствовал себя комфортно в ее доме. Он включил ночник и выключил верхний свет, и комната сразу стала немного похожа на уютное гнездышко его Элли. Затем он вытащил три фотографии со своего подоконника и на несколько мгновений погрузился в счастливые воспоминания. Потом, наконец, расстелил на ковре спальный мешок и переоделся, чтобы отойти ко сну.
К Томасу Бакстер приехала в двенадцатом часу ночи. Бросила в прихожей вещи, прошла на кухню и, не зажигая свет, налила себе вина. Она все еще хотела есть – владелец забегаловки, куда она зашла, оказался весьма прижимист – и открыла холодильник в поисках десерта. К ее досаде, Томас в очередной раз решил сесть на диету: нашлись только фруктовые дольки без сахара и бутылка какой-то зеленой слизи подозрительного вида, которой охотники за привидениями наверняка приписали бы сверхъестественное происхождение.
– А-а-а, не ешь, глупости! – заорал, вырастая в дверях, Томас.
Бакстер выглянула из-за дверцы холодильника, удивленно подняв брови. Он стоял перед ней в трусах и клетчатых тапочках, угрожающе вскинув над головой бадминтонную ракетку. Увидев Эмили, он испытал такое облегчение, что чуть не рухнул навзничь.
– Это ты! Ну слава богу, а то я чуть не… – он опустил глаза на свое нелепое оружие. – Чуть не прихлопнул тебя.