башки ползут татуировки. Он обнимает за плечи миниатюрную брюнетку. Под ее идеально уложенными локонами блестят перстни на татуированных пальцах. Незнакомец высокий и очень крепкий. Кожаная куртка и толстый свитер не скрывают гору мышц. Глаза хищные, темные и острые, словно лезвие, способное рассечь меня с одного удара. С первого же взгляда ясно, что от этого типа сплошные неприятности.
Иными словами, передо мной стоит Лахлан Кейн собственной персоной.
Я торопливо отворачиваюсь. В этот самый момент к моему столику подходит Дженна, она несет десерт – «Наполеон» с инжиром.
– Извините, можно упаковать торт с собой? И принесите счет, пожалуйста. У меня срочные дела, надо идти.
Дженна ни на миг не теряет улыбку.
– Разумеется. Одну минуту.
– Спасибо.
Я снова кошусь в сторону Лахлана. Тот стоит возле длинного стола в центре зала, где рассаживаются его друзья, оживленно болтая и снимая куртки. Когда я беру с сиденья свое пальто, он поворачивается в мою сторону, и в темных глазах вспыхивает такой яркий насмешливый огонек, что мне становится неуютно.
Наклонившись к столу, я заставляю себя не смотреть в сторону новоприбывших. Накидываю пальто на плечи, с легкой дрожью в пальцах застегиваю пуговицы. Дженна приносит коробку с десертом, я расплачиваюсь, даю чаевые, и официантка уходит к столику Лахлана собирать заказы. Услышав среди голосов ирландский акцент, я понимаю, что настала пора бежать, однако перед этим все-таки вырываю из блокнота рисунок с вороном. Отчего-то хочется оставить здесь частичку себя: в конце концов, это место очень дорого Роуэну. Может, Дженна выбросит рисунок, а может, повесит где-нибудь на кухне, и он будет висеть там у всех на виду даже после того, как я забьюсь в тесную нору и сдохну от отчаяния.
Оставив рисунок на столе, я встаю с дивана и торопливо иду к выходу, но успеваю сделать лишь несколько шагов, как меня останавливает одно-единственное слово.
– Дрозд!
Голос эхом разносится по ресторану. Наверняка все присутствующие повернулись в мою сторону.
Ругнувшись под нос, я набираю в грудь воздух, наполняя легкие до отказа в тщетной попытке избавить щеки от пунцового румянца, медленно поворачиваюсь на каблуках и смотрю в сторону Лахлана, который дьявольски ухмыляется.
И только потом встречаюсь взглядом с Роуэном.
Рукава его поварского халата закатаны до локтей; на безупречно белой ткани виднеется несколько оранжевых пятнышек. Они точно такого же цвета, как и мой суп, и лицо у меня отчего-то заливает румянцем. На Роуэне мешковатые черные брюки, которые ужасно ему идут. А на лице такая смесь растерянности, возбуждения и чего-то еще, что мне становится жарко внутри. Из головы мигом вылетают последние мысли, и я с трудом выдавливаю:
– Привет.
Роуэн, кажется, готов улыбнуться.
…Но нет.
– Мэг! – рявкает он, поворачиваясь в сторону хостес и размашистым жестом указывая ей на меня. – Какого черта?
Мэг замирает как вкопанная, ее лицо стремительно теряет краски, будто из нее через соломинку вытягивают кровь.
– О, господи… Простите, шеф! Я хотела предупредить, но отвлеклась и совсем забыла…
Роуэн смотрит на столик, за которым я только что сидела. К нему с баллончиком в руках и тряпкой идет Дженна. На столешнице, резко выделяясь на фоне черной глянцевой поверхности, лежит белый листок.
– Не трогать! – рычит Роуэн.
Дженна замирает, растягивает губы в улыбке, разворачивается и уходит к бару. Роуэн смотрит ей вслед. И без того хмурый взгляд становится еще мрачней, когда официантка оборачивается к нам и понимающе улыбается.
Роуэн смотрит на проклятый рисунок. Потом на меня.
– Слоан… – Он шагает ко мне, медленно и осторожно, будто стараясь не спугнуть дикого зверя. – Что ты здесь делаешь?
По всей видимости, готовлюсь умереть от стыда.
– Э-э… зашла пообедать?
Синие глаза сверкают, в их глубине вспыхивает мимолетная искра.
– В Бостоне, Птичка. Что ты делаешь в Бостоне?
– Я?.. Приехала по работе. Было важное совещание. Очень важное. Не в ресторане, разумеется. В городе. В Бостоне.
Господи, дай мне силы заткнуться! Становится жарко, шерстяное пальто не дает коже остыть, и такое впечатление, будто кровь превращается в лаву. Между лопаток зудит от пота, и я, чтобы не снимать одежду, предпочитаю шагнуть ближе к выходу, откуда тянет прохладой.
Роуэн, заметив мое движение, замирает на месте и хмурится. Между бровей проступает складка.
– Останься, – говорит он тихо и хрипло. – Посиди со мной.
С моих губ срывается нервный смех. Последнее, чего мне сейчас хочется, – это вернуться за столик, где лежит оставленный мной рисунок, будто я жалкая стеснительная девчонка, безответно влюбленная в первого красавца школы.
Что мне делать? Только одно. Я пячусь к выходу и нагло вру Роуэну в лицо:
– Извини, некогда. Была рада повидаться.
Одарив Роуэна смущенной улыбкой, я поворачиваюсь к дверям, но там стоит Лахлан. Он замер у выхода как часовой, не давая мне пройти. Сделав большой глоток из стакана с виски, этот тип нагло ухмыляется. Я была так занята разговором с Роуэном и борьбой с собственными эмоциями, что не заметила, как он взял стакан, встал из-за столика и зашел мне за спину.
Вот черт!
– Надо же… – говорит Лахлан, не переставая дьявольски ухмыляться. – Сгинь собственной персоной.
Роуэн рычит:
– Лахлан…
– Неужто я вижу неуловимую Слоан Сазерленд? – не унимается тот, взбалтывая лед в бокале. – Я уж начал подозревать, что мой братец тебя придумал. У него всегда было богатое воображение.
– Лахлан, сядь! – рявкает Роуэн.
Я оглядываюсь через плечо: он стоит посреди зала, сжимая кулаки.
– Как скажешь, братец.
Лахлан в шутку салютует ему стаканом и неторопливо идет к моему столику.
– Тронешь рисунок – и я оторву тебе руки, – предупреждает Роуэн.
Лахлан медленно поворачивает голову, одаривает брата ехидной ухмылкой, после чего пожимает плечами и меняет направление движения. Проходя мимо кипящего от злости Роуэна, хлопает его по плечу и что-то шепчет на ухо. Глаза у того темнеют, но он по-прежнему смотрит на меня. Я нервно кошусь по сторонам. Когда снова поворачиваюсь к Роуэну, то натыкаюсь на мрачный взгляд.
– Слоан…
В ресторан врывается прохладный ветер из открытой двери.
– Роуэн! Ты закончил?
В зал заходит роскошная блондинка, за ней по пятам следуют две ее столь же красивые подруги; они оживленно болтают, смеются и излучают уверенность в себе. Блондинка направляется прямиком к Роуэну. Она ловко шагает на высоченных шпильках, демонстрируя загорелые ноги; кожа у нее сияет, будто она только что выпорхнула из дорогого спа-салона. Девушка широко улыбается Роуэну, не замечая, как воздух вокруг твердеет и бьется с неслышным грохотом, пронзая меня осколками стекла.
– Привет, Анна… – обреченно говорит Роуэн.
Женщина, не чувствуя в нем напряжения, обнимает его за шею, потом оборачивается и только сейчас видит меня.
– О, простите, я вам помешала?
Улыбка у нее вполне искренняя. Блондинка пытается понять, кто я такая: недовольный клиент, или ресторанный критик, или, может, поставщик продуктов, хоть на последнего я совершенно не похожа.
Нет, Анна. Я пришла сюда, чтобы сдохнуть от смущения.
– Анна, это Слоан. – Роуэн делает паузу, словно решая, как меня представить, но ничего не придумав, продолжает: – Слоан, это моя подруга Анна.
– Здравствуйте, рада познакомиться, – говорит та, и улыбка из смущенной становится приветливой. – Пообедаете вместе с нами?
У меня перехватывает дыхание. Голос звучит хрипло по сравнению с мягким и вкрадчивым мурлыканьем блондинки.
– Нет, спасибо. Мне пора.
– Слоан…
– Рада была повидаться. Благодарю за обед, кухня у вас прекрасная, – говорю я, тряхнув коробкой с инжирным «Наполеоном», которую хочется выбросить в ближайшую урну, куда и без того полетела вся моя оставшаяся жизнь.
На мгновение я встречаюсь с Роуэном взглядом и немедленно об этом жалею. Обреченность, звучащая в его голосе, отражается и в глазах, сменяясь отчаянием и тревогой. Зрелище ужасное, и сердце мне пронзает острая боль.
Я снова выдавливаю улыбку, уже не думая, какой эффект она произведет. Хочется одного – бежать; так сильно, что приходится контролировать каждый свой шаг по направлению к выходу. И пусть достоинство мне не спасти, по крайней мере, я могу удержаться и не перейти на бег.
Так и происходит. Я ухожу. Иду по улице, куда – не знаю. По дороге неосознанно выкидываю коробку с десертом. По щеке скатывается первая горячая слеза.
Я иду дальше, до самого Касл-Айленда, где останавливаюсь на берегу и долго смотрю на темную воду. Обратный путь до отеля кажется бесконечным, словно из меня выжали последние силы.
Войдя в номер, я первым делом включаю ноутбук и покупаю билеты на ближайший рейс, а затем падаю в кровать и проваливаюсь в тревожный сон.
Есть минутка? Надо поговорить.
Я сажусь в самолет. Давай как прилечу.
Да, конечно. Напиши, когда приземлишься. Удачного полета.
Эй! Как долетела?
Извини. Заработалась. Много дел. Весь день на совещаниях. Напишу, как будет время.
Прости, неделя выдалась ужасно нервной.
И извини, что пришла без предупреждения. Некрасиво получилось.
Десять дней после возвращения из Бостона проходят как в тумане. Каждый раз, когда телефон пиликает от входящего сообщения, сердце рассыпается на части. Я долго сочиняла последний ответ, но, нажимая на сообщении кнопку «Отправить» и кладя телефон экраном вниз, уже думаю, не удалить ли его прежде, чем оно дойдет до адресата. Невидящим взглядом я смотрю на ковер. Телефон на коленях вдруг вибрирует.
Ничего страшного. Жаль, что я не знал заранее. И жаль, что у тебя не было времени остаться.