– Также известен как Бостонский Палач, – добавляет он.
Я качаю головой.
– Живодер?
Я пожимаю плечами.
– Призрак с Восточного побережья?
Я вздыхаю.
Все эти прозвища прекрасно мне известны, но я предпочитаю не показывать своей осведомленности, хотя сердце в груди замирает, а в венах стынет кровь. Хорошо, что внезапный гость не видит, как вспыхивают у меня щеки. Я много слышала про человека, которому дали эти имена. Судя по всему, он такой же, как и я: охотник, вычищающий мир от дряни, что ползет из самых глубин ада.
Удрученно поджав губы, Роуэн убирает руку.
– Жаль. Я думал, ты про меня слышала… – Шлепнув по коленям ладонями, он встает. – Что ж, видимо, мне пора. Рад знакомству, безымянная пленница, хоть оно и не задалось. Удачи тебе!
Одарив меня напоследок улыбкой, он поворачивается в сторону выхода. Когда странный гость заносит над порогом ногу, я вскакиваю и хватаюсь за холодные прутья решетки.
– Погоди! Постой! Не уходи! Слоан. Меня зовут Слоан. Я Прядильщик!
На мгновение воцаряется тишина. Пространство заполняют жужжание мух и шелест личинок, жрущих протухшую плоть.
Роуэн поворачивает голову и долго смотрит на меня, потом неожиданно оказывается рядом, перед решеткой. Я отскакиваю, но он успевает схватить меня за руку и энергично ее встряхнуть.
– Господи! Я так и знал! Я знал, что они ошибаются. Прядильщик однозначно должен быть женщиной! Кстати, отличное прозвище. А эти твои паутины из лески и вырезанные глаза… С ума сойти! Я твой большой поклонник!
– Э-э-э… – Я силюсь отобрать руку, но Роуэн не отпускает. – Спасибо… Ага…
– Ты сама придумала прозвище?
– Угу.
Я высвобождаю руку и на всякий случай отхожу от полоумного ирландца подальше. Он ухмыляется, и я второй раз подряд заливаюсь краской – благо мой румянец не виден под толстым слоем грязи.
– Глупое, правда?
– Что ты, вовсе нет! Вот Живодер – это глупо. А Прядильщик – очень круто!
Я пожимаю плечами.
– Как в дурацком фильме про супергероев.
– Намного лучше того, что придумывают газетчики. Уж поверь. – Роуэн, склонив голову набок, принимается меня разглядывать, потом кивает в сторону Альберта. – Не зря говорят: в тихом омуте черви водятся. Ну, ты поняла…
Виснет долгая пауза, нарушаемая жужжанием прозрачных крыльев.
– Нет. Не поняла.
Роуэн машет рукой.
– Есть такое выражение, только про чертей. В общем, я пошутил и, как по мне, вполне удачно, учитывая здешний антураж. – Он гордо выпячивает грудь и тычет пальцем в сторону изъеденного мухами трупа. – Кстати, один вопрос: как ты оказалась запертой, если он мертв и твой нож торчит у него из горла? Ты ударила его сквозь решетку?
Я опускаю взгляд на некогда белую рубашку, где под брызгами крови прячется грязный отпечаток ботинка.
– Скажем так: неудачно сложились обстоятельства.
– Хм-м… – Роуэн многозначительно кивает. – И со мной бывало.
– Тебя тоже запирали в клетке рядом с трупом, и по полу ползал вареный рис?
Роуэн опускает голову и с сомнением, нахмурив лоб, глядит на личинок.
– Нет. Такого не припомню.
– Вот и я так думаю, – бурчу я, устало выдохнув. Вытираю с ладоней пыль о грязные джинсовые шорты и на всякий случай отхожу подальше. Меня начинает бесить этот тип, который лишь оттягивает мою медленную смерть от голода. Он явно чокнутый и, судя по всему, не планирует меня выпускать.
Поэтому надо брать дело в свои руки.
– Слушай…
– О, а рис, оказывается, ползает довольно быстро, – говорит Роуэн, больше самому себе, поскольку его взгляд по-прежнему прикован к веренице крошечных белых червяков, которые бойко направляются в мою сторону. Он поднимает голову и опять насмешливо улыбается. – Давай пообедаем?
Я смотрю на него как можно равнодушнее и жестом указываю на свою окровавленную рубашку с отпечатком ботинка.
– Тебя совсем не смущает здешняя обстановка?..
– А, точно! – Он хмуро кивает и подходит к телу Бриско.
Долго шарит по его карманам. Бросает взгляд на раздувшуюся шею и, издав негромкий ликующий возглас, вытаскивает мой клинок, а затем дергает за серебряную цепочку. Та шумно лопается. Одарив меня очередной улыбкой, Роуэн выпрямляется в полный рост и демонстрирует лежащий на ладони ключ.
– Иди помойся. Я найду тебе одежду. А потом спалим эту лачугу дотла!
Отперев дверь клетки, он протягивает мне руку.
– Ну же! Устроим барбекю? Что скажешь?
Кто умеет веселиться…
Роуэн
Прядильщик, значит…
Я сижу за одним столом с Прядильщиком. Охренеть!
Точнее, с Прядильщицей. Охренительно красивой!
У девушки напротив черные волосы и огромные зеленые глаза, а еще веснушки на щеках и покрасневшем носу. Откашлявшись, она делает большой глоток пива, хмуро глядит на свой стакан и отодвигает его в сторону.
– Ты простудилась, – делаю я очевидный вывод.
Слоан настороженно смотрит на меня и обводит внимательным взглядом закусочную. Она заметно нервничает.
Не зря, учитывая обстоятельства.
– Три дня в клетке не прошли даром. Слава богу, хоть вода была… – Она достает салфетку из коробки на столе и шумно сморкается. Перехватив мой взгляд, снова отворачивается. – Спасибо, что выпустил.
Пожав плечами, я поднимаю бокал с пивом, глядя, как она внимательно следит за официанткой, которая несет заказ для других посетителей. Когда мы вошли в закусочную, Слоан сразу показала на столик в самой середине зала. Теперь я понимаю, чем он ей приглянулся. Отсюда видно и центральные двери, и служебный выход, и коридор, ведущий в кухню.
Она всегда такая дерганая или испортила нервы за несколько дней, проведенных в клетке Бриско?
Или, может, это я вызываю у нее страх?
Если так, то умная девочка.
Я неотрывно рассматриваю свою спутницу, нагло пользуясь тем, что она смотрит в сторону. Слоан перекидывает влажные волосы через плечо, и взгляд невольно сползает к ее груди – уже не в первый раз с тех пор, как она вышла из ванной Бриско в футболке с логотипом «Пинк Флойд» и без лифчика.
С торчащими сосками!
Эта мысль бьется в мозгах церковным колоколом.
Фигура у девушки гибкая и подтянутая, даже убогие тряпки, вытащенные из шкафа Альберта Бриско, сели на нее отлично. Слишком длинные штанины мешковатых джинсов она закатала до щиколоток, в шлевки на широкой талии продела импровизированный пояс из двух красных платков, а футболку завязала узлом, оголив живот с проколотым пупком, который виден мне всякий раз, когда она с измученным вздохом откидывается на спинку стула.
А под футболкой торчат соски!
Надо собраться с мыслями. Передо мной Прядильщик, черт побери. Если она заметит, что я пялюсь ей на грудь, то вырежет мне глаза и нанижет их на леску прежде, чем я успею моргнуть.
Слоан ведет плечами, отчего в мозгах еще громче начинает стучать мантра про торчащие соски. Она щупает сустав и чуть заметно кривится от боли. Поймав на себе мой взгляд, хмуро отвечает на невысказанный вопрос, продолжая массировать плечо:
– Он пнул меня ногой. Когда я падала, то ударилась о решетку.
Я невольно сжимаю под столом кулаки, чувствуя неожиданный прилив злости.
– Ублюдок!
– Ну, перед этим я воткнула нож ему в шею, так что беднягу можно понять. – Слоан опускает руку и фыркает, сморщив нос. Вид у нее чертовски милый. – Он успел запереть дверь клетки и даже посмеялся напоследок.
Подходит официантка с двумя порциями ребрышек и картошкой фри. Слоан жадно смотрит на еду. Когда перед ней ставят тарелку, она улыбается, и на щеке проступает маленькая ямочка.
Мы благодарим официантку. Та не спешит отходить, и Слоан вынуждена сказать, что нам больше ничего не требуется. Когда девушка уходит, Слоан хмыкает, и ямочка становится глубже.
– Только не говори, что такое происходит слишком часто и ты давно привык. Иначе я обижусь.
– Ты о чем?..
Слоан указывает взглядом на официантку. Я поворачиваюсь и вижу, что девушка стоит вполоборота и приветливо мне улыбается.
– Ого, и впрямь не замечаешь. Обалдеть! – Слоан качает головой и берется за исходящее паром ребрышко. – Что ж, не пугайся, красавчик. Я не ела целых три дня, желудок сам себя переварил уже не раз, так что мне не до приличий.
Я ничего не говорю, завороженный видом белых зубов, вгрызшихся в дымящееся мясо. В уголке губ выступает капля соуса, Слоан слизывает ее – и я готов сдохнуть на месте.
– Итак…
Приходится кашлянуть, чтобы голос не хрипел. Слоан вопросительно сводит брови, откусывая еще кусочек мяса.
– Значит, Дрозд? – спрашиваю я.
– М-м?
Засунув кончик ребрышка в рот, она обсасывает мясо с косточки, держа ее испачканными в соусе пальцами. Щеки втягиваются – и член немедленно упирается в ширинку.
Только представить, на что способны эти прелестные губы…
Жадно глотнув пиво, я опускаю взгляд в тарелку.
– Я про прозвище. – Надо есть, чтобы отвлечься от некоторых частей тела, настойчиво требующих внимания. – Тебе очень подходит образ черной птички. Незаметная, чуть что – упорхнула, и песня опять-таки… Ты выучила ее в детстве, да? Я слышал, как ты пела в клетке.
Слоан, на мгновение прекратив жевать, задумчиво проводит большим пальцем по нижней губе. Она впервые смотрит мне в глаза, буквально ввинчиваясь взглядом в голову.
– Дрозд – это лично для меня, – говорит она. – А для всех остальных – Прядильщик.
Глаза у нее темнеют, и всего за мгновение она превращается из сексуальной хищной красавицы с текущим носом в злобную и начисто лишенную чувств убийцу с железной волей.
Я киваю.
– Понял.
Возможно, я единственный человек на белом свете, который способен ее понять.
Слоан не сводит с меня застывшего взгляда.
– Что ты задумал, красавчик?
– В смысле?
– Давай не будем со мной играть? Ты появляешься в доме этого ублюдка, выпускаешь меня из клетки, помогаешь зачистить следы и угощаешь ребрышками. При этом я ничегошеньки о тебе не знаю. Так в чем дело? Зачем ты приходил к Бриско?