Ее улыбка становится нехорошей и мрачной. Сердце у меня тревожно екает.
На меня Слоан не смотрит даже краем глаза – только на Дэвида. Причем взгляд у нее откровенно ласковый… а на щеке проступает ЯМОЧКА!
Я порву этого ублюдка голыми руками!
– Меня всегда восхищали твои работы, – говорит Слоан. – Убийца с Южного побережья… Полагаю, ты сдружился с Торстеном, когда жил в Торрансе, верно?
Дэвид ухмыляется, подносит к губам бокал и делает большой глоток, потом ставит его на стол рядом с овощерезкой и скрещивает на груди руки.
– Итак, ты меня вычислила. Не стану говорить, что сильно удивлен.
Слоан пожимает плечами.
– Предпочитаю знать, кто меня окружает.
– Понимаю. Сам такой же. Я давно выяснил твои предпочтения. Ты пришла убить меня?
– Будь так, – говорит она, поднимая пистолет и заглядывая в дуло, – давно бы убила…
Дэвид обшаривает Слоан взглядом с головы до ног. В его глазах отражается все, что он хотел бы с нею сделать.
– Имей в виду, я был здесь пару часов назад, когда этот урод тебя выгнал. Я видел, как ты при этом плакала. Меня не обманешь.
– Хорошая из меня актриса, верно? – Слоан пожимает плечами и, не убирая палец со спускового крючка, упирается локтем в бок и направляет дуло пистолета в потолок. – Я твоей работой тоже полюбовалась.
– Не плети свою паутину, Прядильщица, сама в ней запутаешься. Уж кому, как не тебе, знать. – Дэвид мрачно и зловеще ухмыляется. – Я отключил здесь все камеры.
Он придвигается ближе, но Слоан остается спокойной.
– Ай-яй-яй, Дэвид. Ты, должно быть, обсчитался. Глянь туда, – говорит она, направляя «глок» на камеру в углу комнаты: та смотрит на нас, мерцая красным огоньком. – Это моя. Я с самого начала наблюдаю за тобой.
Дэвид перестает ухмыляться. Слоан, торжествующе улыбнувшись, подмигивает ему.
– Я же сказала: хотела бы убить – давно бы убила.
Стремительным движением она нацеливает пистолет в лоб Дэвиду. Тот застывает, вскинув перед собой руки.
– Бах, бах, бах! – произносит Слоан отрывисто и, расплывшись в улыбке, опускает оружие. – Шучу.
Со своего места я вижу Дэвида только в профиль, но все равно замечаю, как лихорадочно блестят у него глаза. Он очарован ею по самые яйца.
Слоан, судя по снисходительной улыбке, прекрасно это понимает.
– Ты сдружился с Торстеном, чтобы найти меня? – спрашивает она, кокетливо склонив голову набок.
– Скорее, чтобы от тебя спастись. Было подозрение, что однажды ты придешь за мной, поэтому я решил, что если сойдусь с таким же, как я, то будет кем прикрыться в августе, когда люди с нашими привычками… неожиданно отдают богу душу. Разумеется, Торстен не знал, что его подставили. Я притворился его слугой, чтобы дать ему возможность почесать свое эго, красуясь перед парочкой, казалось бы, идеальных жертв. – Дэвид, прислонившись боком к столу, берет свой бокал и заглядывает внутрь. – Знаешь, как говорят: работа в команде – ключ к успеху…
Слоан улыбается.
– Ты прав. Жаль, хороших напарников удается найти не сразу.
Дэвид салютует ей бокалом.
– Верно подмечено.
– Эй, Птичка… – говорю я.
Слоан вздыхает, смерив меня мрачным взглядом.
– Хватит.
– Любимая, послушай…
– «Любимая»? – Слоан склоняет голову набок. Ее глаза в тусклом свете кажутся черными. – Любимая?.. Серьезно? Ты час назад назвал меня долбаной психопаткой и чудовищем. Это не любовь. Это игра. А еще, судя по всему… – добавляет она, проследив взглядом за стекающей со штопора каплей крови, – из нее я выйду победителем.
Я трясу головой. Из горла вырывается придушенный хрип:
– Если бы ты знала, что он намерен с тобой сделать…
– Например, насухую трахнуть в задницу? Ты это имеешь в виду? – Слоан закатывает глаза. – Думаю, я уже доказала, что такое мне не страшно.
Я не чувствую боли в располосованных руках: ее затмевает боль душевная: от разбитого сердца. Слоан смотрит мне в глаза, однако горечи и сожаления в ее лице я не вижу. Лишь брезгливую гримасу.
На Дэвида она смотрит совсем иначе.
– Мне не терпится разнести этот город к чертям, – говорит Слоан, подмигнув.
Тот хищно улыбается в ответ.
Я молю ее одуматься, но меня будто не слышат. Я дергаюсь на стуле, но веревки не поддаются.
Глаза невыносимо жжет. Я ведь знаю, что Дэвид с ней сделает. Сломает ее к чертовой матери. Разрежет на кусочки и съест их у нее на глазах, а потом подвергнет множеству мерзких, невыносимых, мучительных пыток, которые я не в силах вообразить, но все равно представляю во всех красках.
Даже если он позволит ей выйти из ресторана, до утра она не доживет.
– Что ты задумала? – спрашивает Дэвид.
– Давай поскорей закончим здесь и пойдем веселиться. У меня есть парочка интересных планов. Можно, например, заглянуть в «Ателье Кейна».
У меня к горлу подкатывает желчь.
Дэвид ухмыляется и поднимает бокал.
– За предстоящую веселую ночку.
Он допивает остатки кровавого пойла и ставит пустой бокал на стол.
– Вот, возьми. – Словно в замедленной съемке, Слоан поднимает руку и раскрывает ладонь. «Глок» лежит на ней как подношение. – Я не слишком люблю пистолеты.
Сверкнув глазами, Дэвид с предвкушением тянется к оружию, однако не успевает взяться за рифленую рукоять, как Слоан делает резкий выпад вперед. В другой руке у нее мелькает серебристое лезвие.
Дэвид рефлекторно отшатывается. На «глок» брызжет кровь, и пистолет падает на пол. Дэвид тянется за ним, но Слоан быстрее. Еще одним молниеносным ударом она рассекает ему второе запястье. Дэвид рычит от досады, но рык сменяется болезненным воплем, потому что Слоан бьет его под колено, заставляя потерять равновесие.
Падает он прямо на скальпель.
Лезвие вонзается в выемку на горле. Слоан просто держит скальпель под нужным углом – Дэвид сам своим весом рассекает себе шею надвое, пока острие не упирается в челюсть и не застревает в кости.
Он с бульканьем втягивает воздух через разрез. Кровь струей брызжет Слоан в лицо. Она, не моргая, смотрит, как ее противник бьется в агонии.
– Я правда не люблю пистолеты, – повторяет она, хватая Дэвида за волосы и выдергивая скальпель. – Слишком шумно. Никакой эстетики.
И вонзает лезвие ему в глаз. Дэвид силится заорать, но испускает лишь шипящий всплеск алых брызг и валится на пол.
Кровь густой лужей растекается по плитке. Слоан стоит ко мне спиной, наблюдая, как Дэвид судорожно дергает руками и ногами. Вскоре он затихает, но и тогда она остается безучастной, глядя на него сверху вниз, словно желая убедиться, что он больше не встанет.
– Ты живой? – спрашивает она, не оглядываясь: хрипло и очень тихо.
Я гляжу на кровоточащую руку, с которой содрано несколько лоскутов кожи. Изрядно ноют щека и ребра, по которым меня пинали, из руки по-прежнему торчит штопор… В целом все не так уж плохо.
– Определенно выживу. Хотелось бы только поскорей избавиться от веревок.
Слоан молча кивает, не отрывая взгляда от распластанного по полу тела.
– Слоан…
Она не двигается.
– Любовь моя.
Она будто не слышит.
– Э-э-э… Птичка?
По-прежнему никакой реакции.
– Персик?..
Повернув голову, Слоан смотрит на меня через плечо. В крови, забрызгавшей щеки, видны дорожки от слез.
– Я же говорила, что порежу тебя на ремни, если хоть раз меня так назовешь.
– Птичка моя… – слабо улыбаюсь я.
В ее глазах видна тревога, а еще боль, которая выворачивает мне душу наизнанку.
– Любовь моя, я…
– Заткнись! – рявкает она и достает из кармана телефон. После первого же гудка из трубки слышится голос брата.
– Умница. Мой приятель, Коннор, ждет за дверью. Ему зайти? – спрашивает Лахлан.
– Не надо. Хотя за подкрепление спасибо.
– Все хорошо?
– Естественно. – Слоан смотрит на меня через плечо. В глазах у нее стоят слезы, но взгляд, которым меня смерили, поистине убийственный. – Разве что твоему брату-засранцу надо… залатать шкуру. Да и мне пригодилась бы помощь в уборке.
Лахлан хохочет.
– Фионн уже выехал. Для уборки у меня есть пара подходящих личностей – скоро прибудут. А пока Коннор проследит, чтобы в ресторан не вошли лишние. – Лахлан надолго замолкает, а когда снова начинает говорить, голос у него звучит серьезнее и намного теплее. – Спасибо, что присмотрела за моим братцем.
– Вырубай трансляцию. Не хочу, чтобы ты видел, как я режу его на кусочки.
– Сделай милость, лучше поцелуй его взасос, – советует Лахлан.
В ответ Слоан раздраженно хмыкает и сбрасывает звонок, после чего с грохотом швыряет телефон на разделочный стол. Затем поворачивается ко мне, сверкнув глазами и скрестив на груди руки.
– Будем считать, эта партия за мной.
– Согласен.
– То есть у меня три победы.
– Все верно. Спорить не стану.
– И я на тебя ужасно зла!
– Не сомневаюсь, любовь моя.
– Руки так и чешутся что-нибудь тебе отрезать!
– Прекрасно тебя понимаю. Только не член, пожалуйста. И не яйца. И лицо постарайся лишний раз не трогать.
Губы у Слоан дрожат. Суровая гримаса сменяется маской безразличия, но и та вскоре идет трещинами. Алые полосы и точки на щеках придают ей невероятно красивый вид, а слезы рвут мою душу на части.
– Ты разбил мне сердце!
– Знаю, любовь моя. Прости. Мне ужасно стыдно. Ты ведь понимаешь, что я сказал это лишь затем, чтобы вывести тебя из-под удара? Я должен был тебя прогнать, иначе он застрелил бы нас обоих.
В ее глазах блестят и переливаются слезы, собираясь капельками на кончиках ресниц.
– И я заслуживаю, чтобы меня любили! – При каждом слове она тычет в мою сторону окровавленным пальцем. – Я заслуживаю!
Мне до зуда в ладонях хочется обнять ее, хоть на мгновение, чтобы убедиться: Слоан жива и здорова. Просто видеть – этого мало.
– Любовь моя, пожалуйста… сними с меня веревки и давай поговорим нормально.
Слоан морщит лоб, пытаясь удержать на лице маску, но у нее не получается, а когда я чуть заметно улыбаюсь, она и вовсе теряет самообладание, прилипнув взглядом к моему шраму.