– И мистер Гладстон был избран таким же образом, но она мистера Гладстона не одобряла, – опять отрезала с явным удовольствием старая леди.
– Но это доказывает только то, что выборы тут ни при чем, – возразила Шарлотта, – а мистер Дизраэли был очень умный человек.
– И вульгарный, – сверкнула глазами на Шарлотту старая леди. – Он носил ужасные жилеты и слишком много и слишком быстро говорил. Никакой утонченности. Я однажды, как вы знаете, встретилась с ним. Но нет, вы, кажется, об этом не знаете?
– Нет.
– Ну, он был такой, как я сказала. Никогда не мог придержать язык. И думал, что он любезен.
– А он не был таким?
– Ну… возможно, что и был. Но какое это имеет значение?
Шарлотта взглянула на Эмили, и они оставили эту тему.
– А где мама? – спросила Шарлотта и чуть не прикусила язык.
Брови бабушки взметнулись вверх.
– Господи боже, девочка, откуда мне знать? Где-нибудь развлекается, без сомнения. Она просто сошла с ума. – Бабушка оглянулась: вокруг водоворот красок, болтовня, женщины в более легких и гладких, чем прежде, юбках. Широкие плечи платьев украшены воланами, бантами, перьями, прически с тщательно уложенными локонами, украшения из бриллиантов и жемчуга, плюмажи, шпильки с драгоценными камнями, тиары и цветы. – Кто все эти люди, скажи, бога ради? – резко осведомилась она у Эмили. – Я никого здесь не знаю. Представь меня. Я сама скажу кому. – Нахмурилась. – А где, между прочим, твой муж? Почему он не рядом с тобой? Я всегда говорила, что ничего хорошего не получится из брака, если мужу нужны только деньги жены, – и окинула Эмили очень критическим взглядом. – Но, конечно, ты и не была настоящей наследницей. Иначе все сложилось бы по-другому. Тогда бы отец нашел тебе кого-нибудь из хорошей старой семьи. Никто даже не слышал о каком-то Джеке Рэдли!
– Но теперь они услышат, миссис Эллисон, – и Джек оказался непосредственно в поле ее зрения. Он был сегодня необычайно красив и улыбался, словно в восторге от того, что видит ее.
Бабушка все-таки достаточно смутилась, чтобы покраснеть и пробормотать нечто нечленораздельное. Но затем напустилась на Шарлотту.
– Могла бы сказать, что он рядом, дурочка, – прошипела она яростно.
– Но я не знала, что вы собираетесь сказать какую-нибудь гадость. Иначе, конечно, предупредила бы, – прошептала Шарлотта.
– Что? Что ты там бормочешь, девушка? Ничего не слышу. Ради бога, говори внятно. Ваша мать истратила достаточно денег, чтобы учить вас правильной речи и хорошим манерам с самого детства. Лучше бы она поберегла деньги. – И с этими словами она улыбнулась Джеку. – Поздравляю, молодой человек. Я слышала, что вы как будто что-то выиграли.
– Спасибо, – он поклонился и предложил ей руку. – Могу я представить вас некоторым интересным людям? Им, несомненно, будет приятно с вами познакомиться.
– Можете, – милостиво согласилась она, вздернула голову и, не оглянувшись на внучек, перекинула через руку трен и отплыла прочь, оставив Эмили и Шарлотту в одиночестве.
– Если бы кто-нибудь лишил ее головы, я бы это поняла, – сказала шепотом Эмили.
– Я тоже, наверное, не донесла бы на него, – прибавила Шарлотта и медленно повернулась к Эмили как раз вовремя, чтобы усмотреть ту же мысль в ее взгляде.
– Ты действительно думаешь… – начала было Эмили. – Нет, – ответила она на свой же собственный вопрос, хотя не очень убежденно. – Ты считаешь, что есть некто, знающий убийцу? И что кто-то хочет его защитить?..
– Не знаю, – тихо ответила Шарлотта. – Я считаю, что если этот некто любит… ну, например, мужа или отца? – В ее сознании возникли смутные очертания какой-то отвратительной и страшной мысли. – Но как можно жить, зная, что любимый тобой человек способен на подобное? В таком случае это была бы и твоя вина, не только преступника; ведь это все равно как если бы в преступлении участвовала часть твоего собственного существа. Нельзя чувствовать себя обособленной, словно действия любимого человека никак тебя не затрагивают. Если любимые тобой способны на такое, если они впали в безумие, у тебя обязательно появится ощущение, что ты тоже сошла с ума.
– Нет, так не должно быть! – возразила Эмили. – Нельзя обвинять…
– Может быть, это и несправедливо, – продолжала Шарлотта, перебив ее, – но именно такое чувство обычно и возникает. Разве тебе не было стыдно, когда приятельницы начинали обсуждать поведение мамы, видя ее в обществе Джошуа?
– Да, но это… – Эмили осеклась, на ее щеки хлынул румянец. – Да, конечно, и рядом с этим все меркнет. Я понимаю, что ты хочешь сказать. Появляется такое чувство, словно ты содействовала тому, что произошло, и даже самим поведением способствовала ужасному, отвратительному делу. Можно до конца дней своих потом сопротивляться этому страшному пониманию, бесспорным фактам. – Лицо ее сморщилось от жалости. – Но как все это ужасно…
– Думаю, что это вполне могла быть Мина, – тихо ответила Шарлотта. – Она могла бы защитить брата, особенно если это он убил Уинтропа.
– Понятия не имею, кто бы еще мог это сделать? – думала вслух Эмили. – У мистера Карвела нет жены, а относительно кондуктора, его убийства и обстоятельств его жизни ничего не известно.
– А как ты думаешь, миссис Арледж могла знать хоть что-нибудь? – нерешительно спросила Шарлотта, наполовину презирая себя за то, что может высказать такое нелестное предположение насчет Далси. Питт явно ею восхищался – и имел на то все основания. И некрасиво затрагивать в данном случае ее имя.
– Насчет чего? – спросила Эмили. – Сомневаюсь, что у нее есть хоть малейшее представление о том, кто убил Арледжа, иначе она бы сказала Томасу, чтобы раз навсегда все выяснить и больше не иметь дела с полицией. И тогда бы она снова могла вести спокойно свою тайную жизнь.
Шарлотта вытаращила глаза.
– Что ты имеешь в виду? Какая тайная жизнь? Ты так говоришь, словно у нее есть что скрывать.
– О, Шарлотта, иногда ты просто слепа, – сказала Эмили, терпеливо улыбаясь. – У Далси есть поклонник, а может быть, он и не только поклонник. Неужели ты ничего не заметила?
Шарлотта была ошеломлена.
– Нет! И кто же он? Ты уверена? Откуда ты знаешь?
– Я не знаю, кто он, но знаю, что он есть. Это очевидно. – Эмили слегка покачала головой. – Ты когда-нибудь как следует ее видела… я хочу сказать, ты когда-нибудь пыталась взглянуть на нее внимательно?
– На что?
– О господи боже, Шарлотта! – в изнеможении простонала Эмили. – Ты заметила, как она одевается? Все эти изящные мелочи, прелестная траурная брошь, кружева и то, как прекрасно сидит на ней ее черное платье, и как оно выгодно подчеркивает талию, и какие у него модные рукава с буфами… И у нее чудесные духи. И ходит она так, словно знает, что ей смотрят вслед. И даже когда она молчит, есть что-то, – она пожала плечами, – какая-то особая сдержанность в ней, как будто она что-то знает, что-то такое особенное, тайное и очень приятное. Вот уж действительно, Шарлотта, если ты, видя женщину, не можешь распознать, что она влюблена, значит, ты совсем никчемный сыщик. И, кроме того, ничего не понимающая женщина.
– Но я думала, это… – запротестовала Шарлотта.
– Что?
– Ну, не знаю, мужество такое, что ли…
Эмили улыбнулась и кивнула знакомому, который участвовал в избирательной кампании Джека, а затем увлеченно продолжила:
– Не сомневаюсь, что она обладает мужеством и умением держаться, но это все не дает человеку чувства внутреннего удовлетворения, это не повод для беспричинных улыбок и постоянного заглядывания в зеркало и желания всегда выглядеть наилучшим образом – так, на всякий случай, а вдруг с ним встретишься.
Шарлотта опять пристально посмотрела на сестру.
– И как это ты успела столько заметить? Но я видела ее только на заупокойной службе.
– Не нужно часто встречаться, чтобы такое замечать. О чем ты только думала, что ничего не заметила?
Шарлотта покраснела, вспомнив, что тогда чувствовала.
– Не думаю, что это имеет хоть какое-то значение, – ответила она, меняя тему разговора.
– Ну конечно, не имеет, – ответила Эмили и запнулась. – О чем это ты? Что не имеет значения?
– Ну, конечно – кто этот человек! – Шарлотта прерывисто вздохнула. – Эмили, ты думаешь – я хочу сказать…
– Да, – мгновенно ответила Эмили, не обращая внимания на пожилого человека, который очень хотел привлечь ее внимание к своей особе.
Тот оставил свои попытки и отошел.
– Мы должны узнать это, – продолжала Эмили. – Не знаю как, но мы должны узнать, кто этот человек.
– Как ты думаешь, им может быть Барт Митчелл? Наверное, это как раз то звено, которого недостает Томасу.
– Завтра утром начинаем, – пообещала Эмили. – Я подумаю, с чего начать, и ты тоже можешь поразмыслить.
Тут их прервали. Правда, все важное уже было сказано и дальнейший обмен мнениями был бы бесполезен. Появились Кэролайн и Джошуа, одетые очень торжественно. Вид у обоих был возбужденный и радостный.
– О, слава богу, – сказала с огромным облегчением Эмили. – Я уж стала думать, что она вообще не придет, – и пошла поздороваться с матерью, а Шарлотта следовала по пятам.
– Поздравляю, моя дорогая, – сказала взволнованно Кэролайн, целуя Эмили в щеку. – Я просто в восторге. Уверена, что Джек будет замечательным парламентарием, у него такое широкое поле деятельности… А где он?
– Вон там, разговаривает с сэром Арнольдом Мэйбери, – ответила Эмили. Она взглянула на привлекательное и оживленное лицо Джошуа, на его нос с горбинкой и смущенную улыбку. – Я рада, что вы тоже пришли. Джек будет очень рад.
– Ну разумеется, он тоже пришел, – ответила Кэролайн, слегка и немного странно усмехаясь. А затем повернулась к Джошуа, и ее лицо вспыхнуло радостным, горделивым румянцем.
На этот раз странность поведения матери подметила Шарлотта, а Эмили ничего такого не замечала.
– Мама, – медленно спросила Шарлотта, – что ты хочешь этим сказать?
Эмили, нахмурившись, взглянула на сестру – какие глупые вопросы она задает – и уже хотела сделать нетерпеливое замечание по этому поводу, как вдруг тоже поняла, что чего-то недослышала в ответе Кэролайн, чего-то гораздо более важного, чем сами слова. Она выжидательно взглянула сначала на Джошуа, потом на Кэролайн.