– Коломоец, ты труп! Тебе конец! Выходи лучше сам! – услышал он.
Простучала очередь на восточной стороне. Там тоже рассредоточились ночные демоны. Разбилось окно на кухоньке.
Иван ударил в пустой проем, чтобы пока не лезли, влетел на кухню, припал к окну. Он видел, как от соседского участка отделились две фигуры, пригнувшись, бежали к дому. Целиться было неудобно.
Коломоец прыгнул в разбитый проем, стал стрелять короткими очередями. Бандиты залегли и начали отползать, огрызаясь из немецких «МР-40». Они отрывисто перекликались, были везде! Целая прорва привалила! Знают, что малым числом Ивана Коломойца не взять!
Боевики открыли шквальный огонь со всех сторон. Билось стекло, крошилось дерево, падали на пол семейные фотографии, фарфоровые статуэтки, зазвенел и покатился медный самовар. Коломоец рухнул на пол, закрыл голову руками. Светопреставление продолжалось несколько секунд. Потом бандиты стали перезаряжать оружие.
Он подхватил автомат, бросился к окну, выходящему на северную сторону. Пустырь, десять метров до ворот. Калитка в них неприкаянно болталась, за ней мерцал поганец в широченных галифе и немецкой кепи.
Он прицелился, отогнал демона от калитки, потом бросился в спальню, куда недавно прилетела граната, стал лупить в окно. Бандиты сюда еще не лезли, чего-то ждали. Потом Иван перебежал в кладовку с оттоманкой. Его автомат затрясся.
Трещал и ломался плетень. Кто-то покатился в бурьян, там засверкали огненные вспышки.
Магазин иссяк. Коломоец вставил новый диск, передернул затвор, побежал на кухню, скрючился под подоконником, дал пару очередей.
Бандиты не ожидали, что встретят такое сопротивление, пришли в замешательство. Они беспорядочно стреляли. Пули рвали занавески над Коломойцем, но буйную голову щадили.
«Может, все же есть Бог на белом свете? – Он сплюнул. – Надо же, какие глупые мысли в башку лезут!»
Повалился шкафчик за спиной, который держался на честном слове.
Иван снова побежал по дому, стрелял из окон, увертывался от пуль, которые носились по хате, словно пчелы. Все же бандиты подбирались к стенам, он не мог их удержать. Они перебегали, прятались под фундаментом в слепой зоне. Коломойцу приходилось экономить патроны – последний диск в автомате.
В спальню снова влетела граната. Хорошо, что в этот момент он находился в горнице. Стены пока держались.
Иван понял, что сейчас полезут, бросился в спальню, где пронзительно воняло пороховой гарью, плавали клубы дыма. Он прошелся очередью по окну и правильно сделал, кого-то зацепил. Бандит вывалился наружу, стал кричать, что его ранили в ногу, а это больно, тысяча чертей!
Коломоец добежал до комнаты, когда опять разразилась пальба. Озверевшие бандеровцы лупили из всех стволов. Гранат у них, похоже, больше не было. Они скрючились под входной дверью, стреляли в район щеколды, чтобы высадить ее.
Иван заметался – обложили, черти! Но ничего, он еще поживет. Они у него попляшут! Не истребите, твари, всех коммунистов!
Дождавшись паузы, Коломоец бросился к лестнице, взлетел на чердак. Он прекрасно знал этот дом, мог ходить по нему с закрытыми глазами. Иван вылез из квадратного люка, покатился по полу. Снизу его не пробьют, он солидный, толстый.
Снаружи бандиты продолжали палить – исключительно для острастки, словно его еще можно было чем-то напугать. Он не чувствовал страха. Делай свое дело, а потом решишь, насколько дорога тебе жизнь.
Повалилась входная дверь под ударами сапог. Несколько человек ввалились в хату, открыли огонь наугад, куда глаза глядят.
– Олухи, он на чердаке! – заорал самый сообразительный мерзавец.
Вся компания, громыхая башмаками, кинулась к лестнице.
Коломоец того и ждал, выдернул чеку, скинул вниз гранату. Ослепительная вспышка сопровождалась громом и немалыми разрушениями. Лестница обрушилась, развалилась на несколько кусков. Кого-то убило, кто-то получил серьезные увечья. Боевики истошно вопили, проклинали вонючего коммуняку. Выжившие палили в люк.
Иван выпустил в черноту скупую порцию свинца. Раненый захлебнулся кровью. Кто-то выползал из-под обломков лестницы, кашлял в дыму, оглашал пространство заунывным стоном.
В магазине еще оставалось немного патронов. Коломоец кинулся к чердачному окну, прижался к раме, аккуратно высунулся. Окно выходило на пустырь перед крыльцом. Разбитые ворота, за ними трава по пояс, дорога. Ржавый остов взорванного трактора, который некому было убрать, телега со сгнившей соломой, глубокий кювет, дальше тьма. В соседских домах ни одна лучина не горела, все попрятались по закоулкам и подвалам.
На помощь он и не рассчитывал. В истребительном отряде числились четыре бойца. Двое погибли. Степка Охрименко не вынес тягот, собрал семью и рванул в Тусковец, вот только, судя по молве, не доехал.
Отдел милиции на другом конце села, там тоже острая нехватка сотрудников. Но бандиты, похоже, наведались и туда. Иван слышал отдаленные выстрелы.
«Вот ты и попался, Иван Максимович. Предупреждали умные люди, будь осторожнее, посмотри, что вокруг творится. Я считал, что смогу за себя постоять. Только сейчас понял, что зря».
Из темноты вылупились две фигуры, засеменили к крыльцу. Он кинул гранату в тот момент, когда они исчезли под козырьком крыльца. Взрывом порвало хлипкую стреху, разметало солому. Обрушились откосы, а вместе с ними и навес. Под обломками стонали раненые.
Коломоец отпрянул от окна. По чердаку снова загуляли свинцовые сквозняки, полетели щепки.
Он дождался тишины, высунулся. Один из раненых бандитов остался на месте взрыва. Полз по пустырю к воротам, оставляя за собой кровавую дорожку.
Коломоец высунул ствол, выпустил короткую очередь. Автомат дернулся, кончились патроны. Впрочем, бандиту хватило. Пули вспороли его спину, он вздрогнул и застыл.
В темноте ругались люди, поливали чердак огнем. Кто-то перебегал, колыхались смазанные тени.
Иван выхватил пистолет, стал стрелять, качаясь маятником в оконном проеме. Пот катился по глазам, их невыносимо щипало. Кто-то идеально подставился. Коломоец выпустил в него последние пули, но не попал, потому как уже практически ничего не видел.
Он отпрянул от окна, привалился к стене. Отчаяние душило его. Иван потер глаза, проморгался, вспомнил кое-что, забрался в подсумок, нащупал на дне среди табачных крошек два патрона. Когда-то Коломоец бросил их в подсумок. Лишние были, а теперь ой как пригодились.
Он быстро вставил их в пустую обойму, передернул затвор, привстал на дрожащих ногах, прижавшись спиной к стене. Зрение вернулось, но он видел лишь часть пространства под окном. В темноте за оградой что-то колыхалось, возились люди.
– Эй, Ванька! – раздался из темноты знакомый голос. – Ты как там? Не спится? Живой еще?
– Живой, – прохрипел он. – Что мне сделается? Бабула, ты, что ли? Во плоти явился, надо же. Чего вдруг?
– Да, засиделся что-то, рановато привыкать к земле! Прогуляться решил перед сном, лично приветик тебе передать, поговорить, прежде чем подохнешь.
– Какая честь. Слушай, Бабула, я польщен. Эх, жалко, что тебя не подстрелил! Сколько я там ваших на сковородку отправил – рыл пять наберется? А то со счета сбился.
– Меньше, Ванька! – Нестор Бабула старательно демонстрировал язвительный тон. – Трое в рай подались, столько же раненых.
– Не забудь их прикончить. Не тащить же на себе эту обузу в такую даль.
– Остришь, Ванька? Ну, давай. Недолго осталось. Эти жертвы стоят такого зубра, как ты. Время, кстати, можешь не тянуть, никого не дождешься. Истребили мы твоих истребителей, только ты остался. Слушай, у тебя никак патроны кончились? – В голосе Бабулы заиграли радостные нотки. – Из ППШ ты отстрелялся, гранаты все извел. Восемь патронов выпустил из ТТ, я считал. Даже себе не оставил. Я прав, Ванька?
– А ты проверь, – хрипло отозвался Коломоец. – Может, отыщется еще парочка.
– Блефуешь, Ванька! – заявил Бабула. – Нет у тебя больше ни хрена, не подумал ты о себе, любимом. Но не волнуйся, мы все сделаем правильно.
Стало как-то подозрительно тихо. Похоже, Бабула и впрямь решил проверить, кончились ли у большевика патроны. Но сам не пошел, отправил бойца. Тот вылупился из темноты, согнутый в три погибели, засеменил через двор.
Коломоец выстрелил через щель в стене, в том месте, где не хватило толстого бруса на обшивку. Бандеровец упал, уцепился за ногу. Иван не устоял перед соблазном и вогнал ему в грудь последнюю пулю. Боевик дернулся и затих.
Сколько их там было? Не переводятся еще мрази!
Бандиты опять начали стрелять, но он уже распластался на полу.
– Все, хватит! – крикнул Бабула. – Я ошибся, Ванька, у тебя еще есть патроны! Прими мое почтение. Я думал, что мы быстрее тебя завалим.
Коломоец подтянул ноги, подполз к стене, начал подниматься. Снаружи послышался женский крик. Сердце Ивана прихватило, он замер, насилу отдышался.
– Ванька, смотри, кто у нас есть! – крикнул Бабула.
Он припал к щели. Вспыхнули фонари. Эти твари отыскали его семью! Видимо, знали, у кого он ее припрятал, не поленились, привели сюда.
Коломоец задыхался, глотал слезы. В круге света обрисовались четыре фигуры. Супруга Иванка – еще молодая, когда-то неунывающая, вся в теле, с распущенными длинными волосами. Дочки Эмма и Лада шести и восьми лет, старенькая матушка Марфа Ивановна. Они тряслись от страха, прижимались друг к дружке. Все босые, в длинных ночных сорочках.
Девочки плакали, обнимали маму за бедра. Морщинистая Марфа Ивановна растерянно переминалась на месте. Иванка отрешенно смотрела перед собой. Волосы спутались, лицо почернело, сорочка была порвана в нескольких местах. Над ней, похоже, уже надругались.
Коломоец стонал, бился в глухом припадке, колотил себя кулаком по голове. Что же он наделал?! Даже спрятать не смог нормально!
– Приятный сюрприз, Ванька! – продолжал Бабула. – Все твое святое семейство. Узнаешь? Что делать-то будем? Пожалел бы хоть родных-то, Ванька.