– Ты лучше скажи, что в слободе случилось.
– Я же докладывал… Что? Нет?.. Странно… Одним словом, работяги прикормили там стаю мелочи. Те крыс таскали, на помойках возились. Но ни детей, ни взрослых не трогали. Заодно территорию охраняли, крупных хищников не пускали. Более-менее спокойно было. Да и я приглядывал… Теперь надо будет разбираться, чтобы не набедокурили с перепугу. Хорошо еще, что авторитет успел заработать. Разок рявкнул – и сразу тишина и спокойствие.
– Мда… – Столь неожиданное сосуществование с темными силами поставило Шольца в тупик. – А как же премиальные?
– Ну, я везде не успею, Город-то огромный. А так – лупоглазые даже умудрялись знаки давать, когда что-то серьезное затевалось. Да и много ли на них заработаешь, горсть меди от силы. Я с местными унтерами за двух залетных монстров куда как больше получил. А теперь – пока все снова устаканится…
– Ладно, иди, миротворец… А я доклад писать и бургомистра успокаивать… Черт, что за паршивая должность, ни дня покоя. И каждый вечер – бесконечные совещания… Тьфу на тебя…
Потом по углам шептались, будто Клаккер отловил кого-то из ушастой мелкоты и долго что-то втолковывал перепуганной роже. Затем пинком отправил обратно на мусорку. Но чтобы палач водил шашни с Тенью? Да ни в жизнь! Наговаривают, не иначе.
Уже поздно вечером здоровяк присел на лавку напротив мрачного бородача, только что прикончившего бутылку перцовки. Полюбовавшись на зло блеснувшие глаза, охотник вздохнул и сгрузил с подноса ужин, выстроив рядом с опустевшей бутылкой вереницу полных товарок.
– Мне тут сказали, что с людьми разговаривать надо. Якобы это помогает на мир смотреть шире, не искать врагов там, где их нет. Не возражаешь? – И широкая ладонь разлила по стопкам первую порцию настойки.
– Надо же, сам господин великий воин, защитник Города и опора правопорядка… И за что мне такое счастье, – ехидно отозвался Мирак, но рюмку убирать не стал, наоборот, опрокинул содержимое внутрь и занюхал хлебной коркой.
– А что так злобно-то? Я тебя не обижал, гадостей не говорил.
– А вот хочется мне так. – Мозолистая рука стряхнула крошки с мохнатой бороды, затем потянулась к бутылке. – Не люблю я тебя. Твоего начальника еще с младых ногтей помню, он в чинах рос на моих глазах. Правильный сыщик, ничего плохого не скажешь. И ради крючкотворства никогда людей не зажимал, всегда по делу. А ты – выскочка. Пришел, тесаком машешь, народ баламутишь.
– Я его – народ – спасаю, – попытался поправить Мирака палач, но тот лишь отмахнулся.
– Это ты так думаешь. А народ – он разный. Может, кто и в самом деле в такой помощи нуждается, неспособен отпор Тени дать. А кому-то вся эта беготня – одно смущение умов и нервотрепка. Сколько раз ты с обысками по чужим подвалам врывался? Не сосчитать. И у нас – неделю на тебя почти убил. В каждый угол забрался, больных перебаламутил. И что? Нашел изверга, что бедолагу угробил?
– Нашел. Только доказать не могу. – Клаккер отложил вилку и вперил трезвый взгляд в собеседника. Тот ответил тем же. – Ты и угробил, родимый. Деньги за это получил, а старикана прихлопнул.
Санитар помолчал, потом протянул, цедя слоги:
– Вот даже как. Я и смертоубивец. Раз – и в бандиты записали. В душители… А ради чего хоть, не подскажешь?
– Так ради денег. В этом Городе других причин, как правило, нет. Ну, по семейным делам иногда кровь пускают. Но обычно – за звонкую монету.
– И я – ухлопал бедолагу. Чтобы озолотиться, так сказать. Много хоть заработал?
Палач помолчал, но решил идти и дальше напролом. Благо, разговор получался интересный, нужно было плеснуть керосинчику в костер:
– Две тысячи получил. Копейка в копейку. Вот уж не знал, что так Вардис блатных рассердил. Неплохо отстегнули, как думаешь?
– Я думаю, что ты – дурак, – совершенно спокойно отозвался Мирак и отодвинул пустую стопку. – И не хочу с тобой трапезничать. Проваливай… Я старику штаны загаженные менял, мыл его, бедолагу. А ты мне тычешь, будто я пациента на тот свет отправил… Они мне – как дети малые, свои, родные. А всякая дрянь подзаборная будет меня еще работой попрекать и наговаривать… Проваливай. Туда, где ты этой гадости нахватался. Хоть в карательный отряд, головы рубить, хоть еще куда.
– Ку-да?! – Кровь ударила в голову палача, и он смял ножку вилки, будто бумажку. – Куда это мне проваливать?
– Сам знаешь. Что, Имперская пехота наши жизни спасала, да? Знаю я, чем вы там занимались… Каратели…
Курьер нашел Шольца в кабинете бургомистра, где они только что поставили итоговую точку в совместном докладе.
– Господин старший обер-крейз, ра…
– По делу! – одернул молодого человека сыщик, ощущая набегающий вал неприятностей.
– Вас просят в «Козырные тузы». Хозяин просит. Ваш помощник там с посетителем сцепился, заведение почти разгромили… А может, и не почти…
Как было достаточно Клаккеру только рявкнуть на мелкую нежить, чтобы навести порядок, так и Шольцу понадобилось лишь перешагнуть через поваленные лавки, чтобы два бузотера обмякли в чужих руках и перестали срывать голоса в яростном реве. Посмотрев на переломанную мебель и остатки посуды, начальник отделения Сыска и Дознания кивком поздоровался с бледным хозяином заведения и скомандовал:
– Оба – ко мне. Немедленно. И чтобы ни звука по дороге, а то за себя не ручаюсь… Вам, уважаемый, оценить ущерб и прислать письмо. Я покрою убытки. Если кого из уважаемых горожан зацепили, пока молодчиков успокаивали – жалобу мне, я разберусь и компенсирую…
И лишь в кабинете Шольц позволил себе дать волю бушевавшей внутри буре:
– Идиоты! Два пустоголовых идиота! Вы что, совсем с катушек слетели? Один с нечистью хороводы водит, другой на старости лет в драку влезает, словно шпана подзаборная. Вы что? Какого дьявола?!
– Да он меня карателем назвал! А меня – убийцей! А… – хором заголосила парочка, одергивая рваную одежду. Но хозяин кабинета не стал дальше слушать, лишь припечатал ладонью по столу и рявкнул, перепугав до смерти дремавшего в клетке крока:
– Ша!.. Обалдуи… А выяснить на словах не могли, да? Чтобы носы друг другу не разбивать и скамейками горожан не разбрасывать? Нет, когда мама с папой вас мастерили, силушки влили без меры, а с головой как-то не сложилось… Специально для тебя, убивец, говорю. Один раз говорю, повторять не буду… У Мирака семья на фермерских заделах жила. Когда там бунтовать вздумали и послали Императора далеко и с помпой, генералы войска ввели. Для подавления мятежа. И не разбирались: кто зачинщик, кто просто рядом стоял. Кучу народа в пеньковых галстуках развесили отсюда и до границы… Понятно теперь, почему он солдат ненавидит? И плевать ему, что ты в это время пиратов давил совсем в других землях, а потом подыхал, спасая рабочих от набега нечисти… Поздно его переделывать, он для себя мир на белое и черное уже поделил.
– Откуда я знал, – прохрипел Клаккер, трогая языком верхний клык. Похоже, в этот раз ему достался достойный соперник, и чудо, что все зубы целы.
– Говорить надо, а не кулаками махать! – завелся было Шольц, но палач лишь парировал в ответ:
– А я чего делал, по-твоему? Как раз и подсел пообщаться. Вот и…
– Значит, учиться тебе еще надо, как с людьми разговаривать… Так, теперь о тебе.
Сыщик устроился в кресле, вытер платком вспотевшее лицо и буркнул тоном, не допускающим возражений:
– Я тебя, Мирак, доктору рекомендовал. И не пожалел ни разу за все годы. Крупп считает, что на тебе лечебница держится… Колись, что за деньги и откуда. Очень неприятно совпало все со смертью Вардиса.
Санитар долго молчал, буравя тяжелым взглядом полицейского, потом обмяк и глухо ответил, с трудом выдавливая из себя слова:
– Лили на содержание. Семья заплатила.
– Какая Лили? Кражомирская?
– Она…
– Вроде у тебя с ней дружба была, если я правильно помню.
Бородач опустил голову и еле слышно пробурчал:
– Была. Даже хотели к фермерам бежать, там тайно обвенчаться. Но потом она пару себе нашла среди знакомых отца. К венцу дело шло… Да не сложилось… Доктор так и не смог объяснить, чем она переболела. Но хоть телом и выздоровела, а ум утратила напрочь. Два года дома держали, потом в лечебницу отдали. Я там ее и встретил.
– Старшую дочь Кражомирских? Надо же, – изумился сыщик, бросив мокрый платок на столешницу. – Вот не подумал бы… Точно, болтали люди. И ты теперь за ней ухаживаешь?
– Да. Уже больше десяти лет. Раз в год семья переводит на содержание, я эти деньги трачу по чуть-чуть, чтобы хватило. Поначалу от меня шарахались, а потом привыкли. Несостоявшийся муженек сразу удрал, семья старается забыть о проблемах. Так – всем удобнее. И дочь под присмотром, и языки лишний раз не треплют… Но я бы и бесплатно за ней ухаживал, что мне эти деньги… Жаль только, что за все годы никого так и не признала. Моя Лили…
Клаккер выпучился на санитара, потом не удержался и спросил:
– Эта бабушка, да? Ты все не хотел к ней пускать? Со второго этажа… Как ее…
– Ей тридцать девять… Бабушка, скажешь тоже… Сдала сильно за последние месяцы, Крупп говорит, болезнь вернулась. И ничем помочь не может…
Палач молчал, потупив взор, потом подошел к Мираку и пробормотал:
– Слушай, я же не знал… Думал – вот она, ниточка. Вот покойник, вот человек с деньгами. И сложилось все же в одно… Ну, прости. Я ведь не сыщик, так только, железками махать… Хочешь – вот ударь меня. Я даже сдачи не дам. Ударь, только зла не держи. Я же по глупости…
– Да пошел ты…
Санитар медленно натянул шапку и устало спросил Шольца:
– Я еще нужен?.. Ну, тогда бывайте… И я в самом деле не знаю, кто это пациента угрохал. Не было у нас посторонних. И свои к нему не заходили… – И уже открыв дверь, повернул голову и бросил напоследок: – Ты, это… За «карателя» тоже прости. Я не знал, что ты из строевых частей. У меня ваши парни многих знакомых тогда от нечисти отбили… Так что я это тоже, сгоряча. Да…