рвали последним на куски медленно и больно. Так мне кажется, судя по распутанным следам… Но самое главное – все было проделано в полной тишине, ну, может, пару раз по стенам слегка сгромыхало, народ даже проснуться толком не сумел. И все, извольте радоваться. Фарш из Теней и один гад на свободе…
Жестом отдав команду убирать убитого, сыщик полюбопытствовал:
– Что делать будем?
– Искать, что еще. Наследил клиент прилично, Веркер нам разных хитрых амулетов наделал, сможем запах снять. Пошлем молодых стажеров по Городу побегать, может, где наткнутся. Повезет, и зацепимся за свежие следы… Но это – потом. А пока я собираюсь заглянуть в оружейную комнату и прихвачу к револьверу в придачу любимый дробовик. Все же семь картечных патронов в упор и запасные снаряженные барабаны меня больше устроят, чем крохотная пукалка. И тебе рекомендую озаботиться правильной артиллерией. Не дай бог, вылетишь с какого окна ненароком. Отдел закроют, нас на улицу. И сиди с голой задницей в морозы без работы…
Закончив на неожиданно апокалиптической ноте свою речь, Клаккер проскрипел снегом мимо задумчивого руководства и исчез в ярких лучах медленно поднимавшегося солнца.
Поздним вечером весь отдел собрался в полном составе. Охотник за нечистью устроился за любимым безразмерным столом, примостив тросточку сбоку от стула. Гжелика хлопотала у самовара, а Шмель с Веркером ей помогали, перегружая горячую гору пирогов из корзины на большие тарелки. Зицц по привычке дремал на диване, вздрагивая при звяканье посуды. Мирак придирчиво инспектировал расставленные в строгой последовательности чашки: эти бездонные фарфоровые чудовища он купил лично и теперь искренне переживал за судьбу каждой из них. Начальник необычной команды тем временем убирал стопки папок в тумбы, освобождая место на заваленном бумагами рабочем месте. Попутно с этим Шольц косился на верного помощника, с безмятежным видом жевавшего «позаимствованную» сдобу. Наконец, отвоевав от бюрократических завалов крохотный участок, сыщик с благодарностью получил свою первую порцию чая и не утерпел:
– Вижу ведь, что нарыл что-то. Вид такой, будто родник в пустыне нашел. Что, откопали следы?
– Следов нашли много, – стряхивая крошки, проворчал Клаккер. – Я даже в три места на санях скатался, сам посмотрел. Такое впечатление, что наш новый друг решил лично проверить все закоулки, где раньше нечисть гуляла.
– Может, ищет что?
– Может быть, может быть… Хотя мне кажется, что он Город изучает. В одном из подвалов, где наследил, даже ящики передвинул. И так поставил, чтобы человеку с улицы пришлось пробираться по узкому коридору, подставляясь под атаку сверху. Тварям эти коробки – так, лишний раз в темноте укрыться. А вот для нас подобные баррикады большую проблему могут создать. Пришлось даже время потратить, разобрать завалы.
Палач долил себе еще чаю и потянулся за следующим пирогом.
– Это что же выходит, гость ловушки мастерит? Это на кого он охотиться вздумал?
– Я так думаю, что на нас. Вроде бы и причин волноваться нет, вроде бы никак тварь себя еще не проявила, но вот мнится мне, чудится… По наши души прискакала тварь, по наши… Кстати, там, на его последней отметке, еще следы добавились. Кто-то из зубастых ему на хвост сел. Наверное, не мы одни мечтаем чужую шкуру на зуб попробовать.
Сыщик нахмурился: странные новости ему категорически не понравились. Одно дело – заглянувшую на огонек тварь прибить. И совсем другое – ловить толпу зверья, вздумавшего устроить охоту на полицейских и службу Сыска. Все же у Шольца под руководством не полноценный кавалерийский полк, чтобы слаженно отбивать возможные атаки противника.
– Если убийцу Теней чужие преследователи спеленают и домой уволокут, я возражать не буду. Пусть на той стороне с ним разбираются. Здесь мне такое выяснение отношений совсем ни к чему. И так бургомистр прыгает при каждом упоминании о прорывах и резне на улицах. Он еще молодой и на должности только-только задницей к стулу притерся. Чуть что, тут же жаловаться к наместнику бежит: «Они мне не помогают, они порядок в Городе не обеспечивают…»
– С чего ты взял, что его «спеленают»? – Охотник даже перестал жевать, с удивлением разглядывая начальство. – На чердаке же мясо расшвыряли по всем углам.
– Учишь тебя, учишь… Ты же место преступления осматривал. Ну, напряги мозги… Направления атаки, где кто стоял перед смертью, как пытались двигаться… Может, это не настолько очевидно, но как сам говоришь – вот кажется мне, мерещится… Явно загонщики пытались сцапать гостя, а он их резал без жалости.
Клаккер заглотал остатки пирога, прикрыл в задумчивости глаза и начал сосредоточенно двигать челюстями. При этом он шевелил в воздухе пальцами, рисуя одну ему видную картину. Потом застыл на секунду и радостно закивал:
– Фо! Фо! Тофно! Там он, а…
– Прожуй, умник! – засмеялась Гжелика, спасаясь от фонтана крошек. – Тебя можно без оружия против Теней выпускать. Они от стыда за твои манеры сами удавятся…
Но палач уже ее не слушал. Он подпрыгивал на стуле от возбуждения, строя эфемерные планы:
– Так ведь мы можем их всех отловить! Надо только так подшаманить, чтобы беглец задержался на какое-то время. Потом они друг другу хвосты будут драть, а я по-тихому, незаметненько – раз!.. И всю кодлу одним ударом… Осталось лишь сообразить, куда еще эти неугомонные не совались. Где еще отметиться не успели… Зицц, карту давай! Будем вычислять, где шайку повяжем!..
– А пироги? – возмутилась девушка, но Клаккер уже раскатывал на полу бумажный рулон с отметками, закрепляя края папками с документами, позаимствованными со стола сыщика. – На ночь глядя, в мороз! Да и ходишь ты едва-едва, куда тебе против гадости в одиночку?
– Пироги с собой возьму, а гадость мы по-хитрому «спеленаем». Вон, Веркер хвалился, что ловушку замечательную соорудил. Заодно и испробуем. Вечером поставим, утром трофеи соберем… Зицц, не спи, включай мозги! Вот, я монетками сейчас отмечу, в каких дырах гады успели потоптаться. Нужно понять, где их следующая остановка… Думай, добыча уходит, упустим!..
Солнце только-только зацепилось за колючие кончики крыш, когда палач ввалился в темный подвал, гремя за собой широкой стальной клеткой, обитой со всех сторон мелкой серебристой сеткой. Дотащив громоздкое сооружение в центр пустого подземного склада, мужчина тяжело выдохнул и смахнул пот солба:
– Ну, Веркер, ну подсобил… «Отличная штука, гарантию даю, ни зубами, ни клыками…» Да я быстрее сам тут надорвусь, прежде чем какая скотина в дверку сунется… Так, ладно…
Палач выскреб из кармана крохотный обрывок бумаги с чужими каракулями и стал всматриваться в путаные строки, подсвечивая себе фонариком. Потратив пять минут на изучение записки Зицца, вздохнул, обозвал себя болваном и перевернул бумажку вверх ногами.
– Во, теперь понятно. Значит, бывший отстойник, где мелочь куковала. Отсюда вели три тропы в другие части города и еще отнырочек в… Ну придумает же – «отнырочек»… Ладно, значит, дырка в канализацию и сбоку ливневка. И два года назад почти каждый вечер на этих плитах устраивали посиделки наши хвостатые гости. Из чего Зицц делает вывод, что после полуночи обязательно кое-кто отметится. А раз сейчас в Городе никакой крупной скотины не осталось, то этот «кое-кто» будет из новичков. И это – хорошо…
С тем же беззаботным видом Клаккер положил бумажку на крышу клетки, доходившей в высоту ему до плеч, еще раз смахнул пот и с озабоченным видом полез правой рукой за пазуху. Правда, если бы кто-нибудь стоял напротив него, то заметил бы чуть прищуренные глаза охотника. Глаза, мгновенно подернувшиеся льдом ненависти ко всему зубастому, клыкастому и вонявшему Тьмой.
Нащупав рукоять обреза, палач чуть довернул ствол и выстрелил назад прямо через полушубок, затем распахнул дверцу клетки и ввалился внутрь, захлопывая спасительное железо за собой.
Одна тварь завалилась на спину, с удивлением пытаясь слепить лапами разорванную картечью грудь. Две другие заверещали и метнулись вперед, чтобы удариться мордами в переплетение стальных прутьев. Мужчина, неожиданно для самого себя превратившийся в приманку, не стал упускать удобный момент и еще дважды попотчевал чужаков выстрелами из дробовика. А затем уже еле успевал крутиться на месте, раздавая огненные оплеухи во все стороны: в маленькие и большие пасти, ловя картечным ударом мелькавшие мимо лапы, бока и спины. Опустошив в бешеном ритме три барабана, разрядил выхваченный левой рукой револьвер в спешно отступающие смутные силуэты и замер, окутанный клубами сизого дыма.
Упавший фонарик уткнул яркое желтое световое пятно в стену, сгустив темноту в подвале до кисельно-плотной черноты. И там, в этой темноте, сейчас продолжалась странная возня, изредка прерываемая хрипом и падением тел. Клаккер успел перезарядить револьвер и воткнул последний барабан с картечными патронами в дробовик, когда в клетку ударилась мертвая тварь, заставив жалобно скрипнуть изделие Веркера. Но прутья выдержали, подарив охотнику шанс на выживание. Соваться в подвал, залитый чужой кровью и забитый запахами смерти, не имело какого-либо смысла. Сейчас палач не смог бы ни определить, где находится противник, ни почувствовать момент чужого удара. Нужно было ждать и надеяться, что хитрая конструкция мастера-оружейника не позволит Тьме добраться до сидевшего внутри охотника за нечистью.
В наступившей тишине неожиданно громко хрустнуло дерево, и мужчина, баюкавший на руках дробовик, недовольно поморщился:
– А вот это ты зря… Действительно, зря… Понимаешь, пока я ходил с тросточкой, ощущал себя инвалидом. Я даже скажу – подумывал о пенсии, о кресле-качалке в саду. И хромал себе по Городу, показывая всем и каждому, как я устал. Как готовлюсь отойти от дел, подорвав здоровье в бесконечной войне… А теперь – придется забыть и про пенсию, и про милый сад… Я теперь поквитаться должен, зубастый. Потому что трость обошлась мне в четвертной, а на эти деньги можно рабочую семью кормить неделю. Слышишь, гад? Так что придется мне вспомнить старое и кое-кому оторвать хвост. А то привыкли чужое ломать…