— Какую? Что это за должность?
— А вот это уже глупый вопрос, — ответил Магн и, осушив кубок до дна, наполнил его снова. — Разумеется, на следующей ступеньке карьерной лестницы. Теперь ты один из двадцати младших магистратов.
У Веспасиана загорелись глаза. Он никак не ожидал, что его карьера сдвинется с места, пока Антония ведет подковерную войну с Сеяном. И вот теперь, если она считает, что он вполне может вернуться в Рим и даже подняться ступенькой выше на cursus honorum, «пути чести», было бы великой глупостью упустить такой шанс. К тому же он окажется ближе к Ценис и ему не нужно будет всякий раз с завистью смотреть на брата.
— Отличные новости.
— И да, и нет.
— Как это понимать?
— Это самая непопулярная должность.
— По-твоему, лучше быть помощником эдила и заниматься строительством дорог?
— Кто знает, может, оно и лучше. Потому что ты будешь одним из «триумвири капиталис».
Веспасиан простонал. Он знал, что это такое.
— Боюсь, что да, господин, — с сочувствием ответил Магн. — Одним из трех триумвиров, ответственных за сжигание книг и смертные казни.
ГЛАВА 15
— Мой дорогой мальчик. На тебе лица нет. Ты бледен, как твоя тога, — с тревогой в голосе прогудел Гай, когда смазливый привратник впустил Веспасиана в его римский дом.
— Это потому, что сегодня моя служба Риму свелась к очередному убийству, — ответил Веспасиан, отмахиваясь от услуг очередного германского юноши, коими у Гая кишел весь его дом.
— Энор, принеси нам вина, — приказал Гай рабу, который тотчас убежал выполнять распоряжение своего хозяина. — Входи и садись, Веспасиан.
— Ирония заключается в том, что последние три месяца я делал грязную работу за того человека, которого я, по идее, должен был помочь Антонии уничтожить, — ответил Веспасиан, занимая место рядом с бассейном в просторном атрии Гая. Журчанье фонтана приятно успокаивало нервы. Гай сел напротив. Энор принес им вина.
— И кого же Сеян отправил сегодня к праотцам? — спросил Гай, отпуская раба со смачным хлопком по мягкому месту.
— Имени не помню, — ответил Веспасиан, покачав головой. Затем закрыл глаза и сделал долгий глоток. Вино у дядюшки было отменное. — Знаю только, что он из всадников и имел торговые связи в Египте. Судя по всему, он обманул его отца, Страбона, на тот момент префекта провинции, незадолго до того, как тот умер.
— И шестнадцать лет спустя Сеян решил ему за это отомстить?
— Именно. Обвинив его в измене. Несчастному было даже отказано в законном праве римского гражданина на казнь через отсечение головы. И на моих глазах и на виду у всего Рима палач задушил невинного римского гражданина. И как будто этого мало, семье не разрешили забрать тело для погребения, и теперь оно лежит на ступенях Гемониевой лестницы, и любой, кто только захочет, может надругаться над ним. Это верх позора.
— Успокойся, мой мальчик, ты ведь все равно бессилен что-либо с этим поделать. Лучше благодари судьбу, что Сеян сейчас сосредоточил свои усилия на длинном списке тех, кто чем-то оскорбил его семью в прошлом. Хотя, скажу честно, не проходит и дня, чтобы я не опасался, что у дверей моего дома появится какой-нибудь сопляк-квестор и вручит мне повестку.
— Я бы поостерегся называть Пета сопляком.
— Но ведь он младше меня. В любом случае, в чем собственно обвинили этого казненного всадника?
— В том, что он прибыл в Египет без разрешения императора с той единственной целью, чтобы обмануть законного представителя императора в этой провинции.
— Какой ловкий ход. Кстати, оно у него было?
— На суде он поклялся, что разрешение у него было, и тогда представитель обвинения принес список, составленный сам знаешь кем, список всех всадников, которые обращались за разрешением о въезде в Египет за последние двадцать лет. И что же? Ты не поверишь, но его имени в этом списке не оказалось.
— И это перетянуло чашу весов?
— Да, дядя. И это перетянуло чашу. И никакого права апелляции. Я был вынужден сразу же забрать его на казнь. Имущество семьи будет конфисковано и поделено между прихлебателем Сеяна, который написал донос, и императором. Так что его близкие останутся без средств к существованию.
— Постарайся вспомнить имя этого несчастного, потому что когда ситуация изменится, можно будет попытаться вернуть хотя бы часть отобранного.
— Как? Сеян, судя по всему, вымарал его имя из списка.
— Да, но ведь это не единственный список. В Александрии наверняка имеется дубликат. Иначе как префект позволил бы ему въехать в страну? Когда Сеяна не станет, я попрошу Антонию, чтобы она написала своему другу алабарху…
— Алабарху? — перебил его Веспасиан. — Это слово за последнее время я слышу уже второй раз. Что такое алабарх?
— Александрийский алабарх — это светский глава местной еврейской диаспоры. С его помощью император собирает с тамошних евреев налоги, например, пошлины на ввоз товара. Напрямую Риму евреи платить не хотят, но своему соплеменнику — не возражают, даже если деньги в конечном итоге все равно оказываются в Риме.
— И какие у Антонии с ним отношения?
— У нее в Египте имеются обширные земельные угодья. Алабарх присматривает за ними с того самого момента, как получил назначение на эту должность. Кстати, это не первый алабарх, который имеет римское гражданство. Его получил еще его дед от самого Цезаря.
— Гай Юлий Александр, — медленно произнес Веспасиан, извлекая из памяти это имя.
— Так ты с ним знаком?
— Нет, но нам с Сабином нужно его найти, — ответил Веспасиан и рассказал дяде о последней просьбе умирающего Атафана, чей сундучок до сих пор был закопан для сохранности в его владениях в Козе.
— Сдается мне, что кому-то из вас, мои мальчики, придется получить разрешение на поездку в Египет и отвезти сундук алабарху.
— Ты думаешь, Антония сумеет использовать свое влияние на императора и обратится к нему с просьбой о таком разрешении?
— Я уверен, что когда ее ум не будет занят политикой, она с удовольствием подумает о куда более приземленных вещах и напишет Тиберию. Кстати, коль речь зашла о письмах, то я сегодня получил послание от сестры. Похоже, что твой отец решил заняться банковским делом. Он за разумную сумму выкупил у Помпония концессию на такую деятельность в землях гельветов.
Веспасиан удивленно выгнул бровь.
— Похоже, он решил остаться там надолго! Банкир в Гельвеции! Ну кто бы мог подумать! Какой неожиданный поворот судьбы!
Их разговору помешал стук в переднюю дверь. Смазливый привратник тотчас вскочил со своего табурета и посмотрел в прорезь двери. В следующий миг он ее распахнул, и в атрий шагнул — кто бы мог подумать? — Палл собственной персоной.
— Добрый день, добрые господа! — поприветствовал он Веспасиана и Гая с глубоким поклоном. После чего вручил плащ Энору, который вышел ему навстречу.
— И тебе тоже, Палл, — ответил Гай, не вставая с места. Как ни уважал и ни ценил он управляющего Антонии, перед ним все-таки был раб. — Что привело тебя сюда?
— Две вещи. Во-первых, наконец наступил подходящий момент предъявить императору все собранные моей хозяйкой улики. Сабину и Корбулону уже приказано незамедлительно явиться к ней домой. Антония также просит приехать туда Веспасиана. Магн уже там, поскольку он нужен ей для разных поручений. — С этими словами Палл засунул руку в кожаный футляр с документами, висевший у него на шее, и, вытащив оттуда толстый свиток, передал его Гаю. — Моя хозяйка прислала это тебе на хранение. Это копия письма, которое она написала Тиберию, в котором подробно описывает заговор Сеяна. Она просит, в случае, если наш план провалится и на ее имя ляжет темное пятно, чтобы ты зачитал его в Сенате, даже если это будет стоить тебе жизни.
Гай сглотнул комок.
— Сочту за честь служить ей столь героическим образом, — произнес он, беря свиток, и быстро добавил: — Если конечно в том возникнет необходимость.
— Благородный Веспасиан, нам с тобой пора. Моя хозяйка потихоньку договорилась с двумя твоими коллегами, чтобы, пока тебя нет, они взяли на себя выполнение твоих обязанностей. Нельзя, чтобы кто-то заметил твое отсутствие.
— Спасибо тебе, Палл, — ответил Веспасиан, поднимаясь на ноги. — Подожди минутку. Сейчас я сброшу тогу и переоденусь в дорожное платье.
— Но тогу непременно захвати с собой, мой мальчик! — крикнул ему Гай.
— Зачем она мне, дядя?
— Потому, мой дорогой, что ты предстанешь перед императором Рима, как римский гражданин ты должен быть одет соответствующим образом, ибо иное будет воспринято как оскорбление.
— Что бы ни говорили, но, по мне, он все равно похож на расфуфыренную задницу, — прошептал Магн на ухо Веспасиану, когда в парадные покои в доме Антонии в сенаторской тоге вплыл Гней Домиций Корбулон. Был ранний вечер, и домашние рабы только-только закончили зажигать лампы в изящно обставленном зале с высоким потолком.
— А мне почему-то кажется, что в его глазах ты по- прежнему неотесанный, неграмотный мужлан, — ответил Веспасиан уголком рта, улыбаясь вошедшему Корбулону.
— Это потому, что он сам — расфуфыренная задница.
— Веспасиан! Как я рад видеть тебя! — воскликнул Корбулон, взяв Веспасиана за локоть. — Говорят, ты вот уже восемь месяцев, как вернулся из Фракии. И ни разу даже за это время не заглянул ко мне в гости!
— Рад видеть тебя, Корбулон, — ответил Веспасиан, и главное, от чистого сердца, чего никак от себя не ожидал. — Извини, но помешали дела.
— Да-да, я наслышан. Сеян не дает своим триумвирам ни минуты отдыха.
— Боюсь, что так оно и есть. Но на мое счастье, он не слишком охоч до чтения, и нам, по крайней мере, не приходится сжигать книги.
— Да-да, все верно, — уклончиво ответил Корбулон, — шутки, как правило, доходили до него с великим трудом, — после чего презрительно посмотрел на Магна. Хотя вместе им пришлось хлебнуть лиха, Корбулон так и не сумел преодолеть предрассудков своего класса и считал ниже своего достоинства замечать рядом с собой плебеев.