— Я объявляю это знаком богов! — выкрикнул он.
— Ты не можешь отказать в проведении заседания из-за каких-то птиц! — сердито возразил Трион.
— Могу, и очень даже легко. Тому есть немало прецедентов. Но я воспринимаю это как добрый знак, ибо именно гуси спасли Рим, когда спали собаки. Это они своим гоготом разбудили защитников Капитолия, когда галлы пытались под покровом ночи пробраться на холм. Сегодня же они указали нам, что мы должны провести заседание Сената в храме Конкордии, богини Согласия. Созывай Сенат, и мы соберемся вторично в священных пределах ее храма. Там мы устраним любые разногласия. Там примем окончательное решение!
Разразившись одобрительными возгласами по поводу столь патриотичного толкования полета птиц, толпа расступилась, уступая дорогу двадцати четырем ликторам, вслед за которыми оба консула прошествовали к храму Конкордии.
Веспасиан догнал Гая на середине Форума.
— Что ты сказал Регулу, дядя?
— Когда я вернулся в дом Антонии, ей принесли записку от Плавтия, в которой тот соглашался с ее требованиями. Более того, он пообещал, что с ним также согласятся тридцать других бывших сторонников Сеяна, которые в данный момент собрались в его доме, правда, при условии, что Антония лично замолвит за них словечко перед императором.
Антония отправила записки всем сенаторам, которые не пришли на утреннее собрание, поскольку не желали стать свидетелями предполагаемой победы Сеяна, в которых велела им в обязательном порядке явиться на повторное заседание, как только их призовут. Она также попросила меня как можно быстрее прийти сюда, чтобы Регул не смог найти предлог и отказать в проведении повторного заседания.
— Например, узреть в полете птиц дурное предзнаменование?
Гай усмехнулся
— Именно. Он с тем же успехом мог заявить, что пролетая над городом, гуси уносят с собой удачу, и потому больше не будет никаких заседаний. Можно подумать, раньше такого не бывало! Бывало, и не раз!
Вместе они дошли до храма Конкордии, позади которого высился красивый арочный фасад Табулярия, где располагался городской архив. Гай вошел внутрь, Веспасиан остался стоять снаружи.
Примерно в течение получаса Веспасиан наблюдал за тем, как в храм подтягиваются сенаторы, в том числе и те, кто проигнорировал утреннее заседание. Сейчас они со всех сторон спешили к храму, уверенные в том, что именно их партия одержит победу. В числе тех, что прибыли последними, были Корбулон и его отец, который оказался удивительно похож на сына. Было заметно, что оба волнуются, не уверенные в том, каков будет исход.
— Веспасиан, что происходит? — нервно спросил Корбулон, когда его отец прошел внутрь храма.
— Если бы ты был на утренних дебатах, ты бы знал, — уклончиво ответил Веспасиан, чтобы еще больше его раззадорить.
— Нам было нехорошо, — высокомерно ответил Корбулон. — Наверно, накануне мы съели несвежих креветок.
— Я бы не советовал тебе есть креветки, если тебе от них всякий раз бывает дурно.
— Ты прав, — буркнул Корбулон, вспомнив, что он уже как-то раз использовал этот предлог в присутствии Веспасиана. — И все-таки, в чем дело?
— Если ты войдешь и проголосуешь за предложение консула, то все будет в порядке, — загадочно ответил Веспасиан.
Сообразив, что ему не пристало расспрашивать кого-то, кто сам не является сенатором, Корбулон фыркнул и направился в храм.
— Призванные Отцы, — донесся изнутри голос Регула, — прошу тишины!
Гул голосов внутри храма тотчас стих. Двери остались открытыми. Веспасиан встал рядом, чтобы наблюдать за происходящим.
— Хотя день уже объявлен благоприятным, — начал Регул, — теперь мы находимся под опекой другой богини и потому обязаны сделать ей жертвоприношение.
По залу пробежал с одной стороны одобрительный шепот, и ропот несогласия — с другой. Трион тотчас вскочил с места, однако прежде чем он успел возразить, Регул заговорил дальше.
— Дабы меня не обвинили в том, что я корыстно толкую знамения, я приглашаю младшего консула принести богине жертву.
Трион с радостью ухватился за это предложение. Прикрыв голову складкой тоги, он шагнул к алтарю. Поскольку в храм Согласия их привел полет гусей, для жертвоприношения также был выбран гусь. Скороговоркой читая над птицей молитвы, Трион быстро свернул гусю шею, после чего вскрыл тушку, чтобы рассмотреть печень. И тотчас же поспешил объявить, что печень в полном порядке — знак того, что Конкордия благосклонно взирает на их сегодняшнее собрание.
— Спасибо тебе за твои труды, консул, — со всей серьезностью поблагодарил Триона Регул и возобновил свою речь. — Об этом заседании нас просил сенатор Плавтий, и поэтому первое слово предоставляется ему.
Регул опустился на свой консульский стул; Плавтий же поднялся, чтобы заговорить.
— Призванные Отцы! — он в театральном жесте вытянул вперед правую руку и обвел взглядом весь зал, включая в некий незримый круг всех присутствующих. — Я попросил вас собраться снова, потому что я, как и многие из вас, неправильно истолковали пожелания нашего императора и тем самым создали взрывоопасную ситуацию.
По залу пробежал одобрительный гул — с таким утверждением были согласные все.
— И потому я предлагаю тщательно разобраться, что он хотел нам сказать. Он попросил нас проголосовать — «должен он или нет быть заточен в темницу». И мы все единогласно истолковали это как желание императора бросить Сеяна за решетку.
И вновь обе партии согласились с его словами.
— Однако заточение гражданина в темницу никогда не признавалось в Риме в качестве наказания. Как же мог император просить нас проголосовать за наказание, которого не существует?
По лицам сенатором пробежало недоумение. Кто-то нахмурил брови.
— Давайте еще раз задумаемся над словами «должен или нет». Говоря так, Тиберий дал нам понять, что решение, что сделать с этим человеком, остается за нами. Мы же, Призванные Отцы, истолковали эту фразу дословно. Выбор состоял вовсе не в том, заточить Сеяна в темницу или оставить на свободе. Нет, наш император порой бывает куда более тонок, чтобы его мог сразу понять даже верный ему Сенат.
Зал наполнился хором одобрительных возгласов. Веспасиан улыбнулся. Последняя фраза была явно вставлена в речь с тем расчетом, чтобы Тиберий ее прочел, когда будет знакомиться с отчетом о повторном заседании.
— Выбор, который предлагал нам наш возлюбленный император, на самом деле не был столь узок. В своей мудрости он знает, что, заточив Сеяна в темницу, мы лишь дадим повод для недовольства, волнений и даже гражданской войны. «Заточение или свобода» — нет, наш выбор был отнюдь не таков. Император имел в виду нечто иное. «Заточение или утрата всех привилегий», «заточение или домашний арест», или здесь в Риме или в провинции, «заточение или отказ в топливе и воде в пределах трехсот миль от Рима», «заточение или изгнание на остров или в далекий город».
Плавтий на минуту умолк, чтобы смысл его слов дошел до слушателей. Один за другим сенаторы начали выкрикивать свои предложения. Кто-то выбирал то или иное наказание, кто-то — снисхождение. Тогда Плавтий повысил голос, заглушая их.
— Или же, Призванные Отцы, — с пафосом произнес он, — «заточение или смерть». И я выбираю второе. Но не смерть римского гражданина, в которой Сеян отказал своим многочисленным жертвам. Нет, пусть это будет смерть врага Рима, смерть через удушение.
Зал взорвался ревом голосов, но Плавтий остался стоять, вскинув руки, ожидая, когда шум уляжется.
— И пусть это будет не только мое мнение, — продолжил он, как только волнение в зале слегка улеглось и его голос стал снова слышен. — Давайте сделаем все так, как надо — в отличие от утренней спешки, чтобы в воле Сената не осталось никаких сомнений. Пусть каждый сенатор встанет и выскажет свое мнение. После чего это предложение будет поставлено на голосование. Если ты, старший консул, согласен со мной, я бы просил предоставить следующее слово моему коллеге, Силию Нерву. Это его право как бывшего консула.
Плавтий сел, а Регул вновь взял бразды правления в свои руки.
— Консул Трион, ты согласен, что мы должны провести полноценные прения?
Трион не стал спорить: он сам требовал этого заседания и сам же совершил жертвоприношение. Поэтому он встал и что-то пробормотал в знак согласия. Впрочем, было видно, что он потрясен услышанным. Его фракция понесла невосполнимую потерю, лишившись в лице Плавтия авторитетного сторонника.
— Прекрасно. Тогда я предоставляю слово бывшему консулу Силию Нерву.
Вперед, слегка вразвалочку, вышел круглый немолодой мужчина.
— Призванные Отцы, я также требую для Сеяна смерти посредством удушения и также проклятие его памяти. Пусть его имя будет стерто со всех памятников и документов и предано забвению, — произнес он и так же слегка вразвалочку вернулся на место.
Со всех сторон донеслись дружные возгласы. Сенаторы поняли, что угодили в ловушку, из которой Сеяна уже не вызволить. Веспасиан, затаив дыхание, наблюдал, как на его глазах срабатывает план Антонии. Регул поочередно, в порядке убывания статуса, одного за другим вызывал сенаторов сказать свое слово. Лишь немногие находили в себе мужество что-то промямлить про снисхождение или хотя бы просить о том, чтобы Сеяну отрубили голову. Большинство высказалось за смерть посредством удушения.
К тому моменту, когда высказался самый младший из более чем четырехсот сенаторов, солнце уже начало клониться к закату, и консулы были вынуждены завершить прения.
Слово взял Регул.
— Призванные Отцы, прежде чем я поставлю вопрос на голосование, осталось высказаться лишь обоим консулам. Консул Трион, твое слово.
Трион медленно поднялся на ноги и неторопливо вышел на середину зала. У него был вид человека побитого, но не сломленного, готового до конца отставить свою правоту, причем единственно доступным способом.
— Призванные Отцы, в течение столетий мы не раз становились свидетелями тому, как человек по той или иной причине предавался гордыне, — голос Триона звуч