— Закоренелый грешник, который служит Дио и является полноправным гражданином Вирту, — осадил жреца Нильс. — Не нужно приплетать лишнего. И кто же свидетельствовал?
Он уже шагал по колее, протоптанной им самим, карабинерами и Ламберто. До Вирту — минут пять. До дома Энрики — десять, если быстрым шагом. Но Нильс не торопился, а карабинеры так и вовсе спотыкались на каждом шагу.
— Хоть это и не ваше дело, — пыхтел Ламберто, увязая в снегу, чтобы двигаться рядом с Нильсом, — отвечу: лично я и Гиацинто Моттола.
Нильс остановился.
— Гиацинто Моттола свидетельствовал против Энрики Маззарини?
— Ну да. А почему это вас удивляет?
— Потому что они собирались пожениться.
— Что?! — Ламберто подпрыгнул. — Сын верховного жреца и грешница, осмелившаяся смеяться над истинной верой? Это какая-то глупая шутка, синьор Альтерман! Синьор Гиацинто сегодня действительно женился, но отнюдь не на Энрике Маззарини. Его избранница — Ванесса, урожденная Боселли!
Эта ночь, казалось, никогда не прекратит удивлять Нильса. Он смотрел на Ламберто, приоткрыв рот.
— Что? Сын жреца — на ведьме?!
— О, нет-нет, синьор Альтерман, — помахал пальцем Ламберто, радующийся остановке. — На благочестивой девушке, которая чудом сохранила приверженность Дио в греховном гнезде колдуна!
Нильс покачал головой.
— Ясно. Ванесса — единственная наследница колдуна. Когда старик умрет или отдалится от дел, Фабиано получит полную власть над городом, так? Духовную и колдовскую.
— Синьор Альтерман! — покачал головой Ламберто. — Мне не нравится ваш тон!
— Да мне вообще ваш голос не нравится. И внешность. Манера говорить и двигаться. Запах.
Ламберто пятился в сугробы, выпучив глаза, а Нильс вдруг почувствовал такую силу, какой не ощущал уже очень давно. Рядом с ним, безмолвные, но решительные, стояли карабинеры, готовые по команде превратить Ламберто в решето.
— С-с-синьор Альтерман, — пролепетал Ламберто. — Вы… Не надо делать того, о чем пожалеете!
— Что же вас напугало, младший жрец? — Нильс наклонил голову, будто пытаясь рассмотреть Ламберто под другим углом. — Неужто я произнес угрозу или оскорбление? Наши симпатии не зависят от нас, и, коли уж вы затеяли высказывать их, я просто поддерживаю беседу. Ну что же вы зашли в такой глубокий сугроб? Снег набился в ваши красивые ботиночки, промокли ваши кружевные носочки. Если вы простудитесь и церковь лишится вашего присутствия хоть на несколько дней — это будет невосполнимая утрата. А если заболеете чем-то серьезным?
Ламберто обернулся. За спиной — снежное поле. Впереди — четверо вооруженных мужчин.
— Синьор Альтерман, — прохрипел Ламберто. — Я не смогу отменить свидетельство.
— Почему же? — ласково спросил Нильс. — Я просто спрашиваю, это ведь обычный разговор, так?
— Разумеется. Но свидетельство записано в книгу Дио, и теперь это не мирское дело, а церковное. На запястье Энрики Маззарини появилась черная метка, и тот, кто дал обет служения, должен исполнить долг. Вы, синьор Альтерман. Вы служите палачом, вы в этом поклялись. Что бы вы ни думали обо всем происходящем, но такова воля Дио. Вы же не станете противиться?
Нильс молча смотрел в перепуганные глаза Ламберто. Вот он, момент выбора. Идти ли дальше по пути, предначертанном Дио, или повторить ошибку? Рев дракона, дымящиеся руины, ненавидящий взгляд девушки и крик: «Зачем? Зачем ты это сделал?!»
Словно прочтя мысли Нильса, Ламберто сказал окрепшим голосом:
— Вы уже делали неверный выбор, синьор Альтерман. Дио, в его великой мудрости, испытывает вас вновь. Докажите свою преданность ему. Смирите неуместную гордыню. Вы, я, Фабиано, ваши подчиненные, — все мы лишь инструменты в руках Дио, и чем меньше строптивости проявляем, тем лучше служим ему.
Нильс молчал, зная, что выбор уже сделан, и его прочли все — и карабинеры, и жрец. Ламберто шагнул навстречу, приподнял и бросил футляр. Нильс его поймал и ощупал. Теперь не осталось сомнений — внутри находилась переносная гильотина.
— Синьор капитан, — прошептал Томмасо. — Да неужели мы…
— Закон должен соблюдаться, — оборвал его Нильс. — Если не можешь служить закону — сдай оружие и уходи.
Он повернулся на резкое движение подчиненного. Томмасо держал в руках карабин, и глаза его горели недобрым огнем.
— Палач здесь — я, — тихо сказал Нильс. — Вам не нужно будет даже смотреть. Просто находиться рядом и обеспечивать безопасность. Исполнение приговора засвидетельствует Ламберто.
— Обеспечивать безопасность? — процедил сквозь зубы Томмасо. — Это родителям ее, что ли, руки выкручивать?
— Не можешь — сдай оружие.
Руки Томмасо дрогнули. Казалось, вот-вот он отдаст карабин, развернется и уйдет. Но нет. Карабин вернулся на плечо, взгляд опустился.
— Ну? — оскалился приблизившийся Ламберто. — Идем исполнять волю Дио?
Состав от похмелья на основе святой воды требовал сосредоточенности и скрупулезности в отвешивании ингредиентов. Но Рокко мешали сосредоточиться несущиеся сверху звуки. Крики, стоны, смех, звон бокалов, визг, грохот. Колдун и девушки веселились вовсю. Когда от очередного не то прыжка, не то падения с потолка посыпалась пыль, Рокко задрал голову и завопил:
— Во имя всеблагого Диаскола, учитель, наложите заклятие Sonus-non-Opus! Я тут деньги зарабатываю!
Крик этот был скорее проявлением отчаяния, чем просьбой, но, тем не менее, звуки приглушились. Хмыкнув, Рокко вернулся к склянкам, зевнул. Десяток порций состава уже готово. А сколько их всего нужно? Рокко покосился на бутыль с основным сырьем. Больше трех четвертей осталось. Ох, точно на всю ночь работы… Разве что схитрить немного?
Оглянувшись на всякий случай, Рокко поднес к губам горлышко бутылки и немного отпил. Святость переполнила его, и он икнул:
— Хорошо пошла.
Святая вода взбодрила не хуже чашки кофе, и Рокко поневоле задумался, как можно сэкономить на кофе… Впрочем, была б нужда. Деньжата у колдуна водились, а кофе на вкус приятнее.
Рокко бросил в колбу щепотку одного, ложечку другого, капнул третьим, нагрел над спиртовкой и, как только серая смесь в колбе стала золотиться, быстро залил все святой водой. Послышался «пых», и над колбой поднялось золотое облачко.
— Двенадцать! — объявил Рокко и перелил состав в следующий пустой флакончик.
Часы на площади только закончили бить, и Рокко сделал еще один перерывчик. Огляделся, думая, как бы отметить свершившийся праздник. На глаза попалась бутылка игристого вина. Темно-зеленая, с пробкой, завернутой в серебристую бумагу, она стояла у ножки стула. А ведь миг назад еще не было.
— Премного вам благодарен, о высокочтимый учитель, — сказал Рокко и будто наяву увидел улыбку колдуна.
Он взял бутылку, сорвал бумагу и попытался было выдернуть пробку, но тут с улицы донесся смех. Подушка из окна вывалилась внутрь, в разбитое окно ворвался холодный ветер и рыжая голова, которая сказала: «Бу!» — и тут же исчезла.
— Где ж тебя носит? — проворчал Рокко, когда открылась дверь. — Садись помогай, я тут замучился уже…
Он осекся, увидев, что Ванесса явилась не одна.
— Гиацинто? — нахмурился Рокко. — Ты какого Диаскола тут забыл?
— Знакомлюсь с семьей супруги, — отозвался тот. — Поздравишь нас?
Молодожены продемонстрировали потерявшему дар речи Рокко золотые колечки.
— Вы что, издеваетесь?! — Рокко вскочил. — Ванесса? Ты зачем…
— Расслабься, братец, — махнула рукой Ванесса, уже примеряющаяся к бутылке в руке Рокко. — Это абсолютно взаимовыгодный брак. Папаня одобрит.
Сверху, даже сквозь Sonus-non-Opus, послышался особо громкий рев колдуна и примешавшиеся к нему стоны заблудших монахинь. Гиацинто, вздрогнув, поднял взгляд, Ванесса же и бровью не повела.
— А Рика? — спросил Рокко.
— Забудь Рику. Я за тебя отомстила. Будет знать, как хвостом крутить, а потом сбегать.
— А я, — добавил Гиацинто, — взвесил твои слова и послушался: отступился. Теперь Энрика — сама себе хозяйка.
— Минут на десять! — захохотала Ванесса, и Гиацинто поддержал ее смехом.
Рокко упал на стул. Рука, сжимавшая бутылку, ослабла, и Ванесса этим воспользовалась. Завладев вином, вцепилась зубами в пробку, но только зарычала от бессилия. А Рокко все смотрел в пространство перед собой, пока в голове его суетились беспомощные цифры. Хоть засчитайся — ничего не изменится. Энрике восемнадцать, новый год сегодня, полночь миновала.
— Ты чего-то приуныл, — заметила Ванесса. — Нет чтоб спасибо сказать.
Гиацинто тем временем осматривался. Ходил, брезгливо перешагивая через кучи мусора на полу, так глубоко засунув руки в карманы, что казалось, пальцы сейчас покажутся из-под полы. То и дело морщил нос и дергал плечами. Жреческому сыночку здесь пришлось не по нраву.
— Почему ты не обсудила это со мной? — тихо спросил Рокко.
— Потому что это — новогодний подарок, глупый, — снисходительно произнесла Ванесса. — Сюрприз, понимаешь?
— Сюрприз, — повторил Рокко и поднял взгляд на Ванессу. — Ты серьезно так считаешь? Подумай над ответом, Несси.
Ванесса нахмурилась. Это прозвище ей не нравилось, и Рокко обычно его не использовал.
— В чем проблема? — с вызовом спросила она.
— Проблему я сейчас буду решать. Но прежде я должен знать, что было у тебя в голове, когда ты в это ввязалась. Ты правда полная дура, что считаешь такой поступок с моей лучшей подругой хорошим подарком, или же ты за что-то мстишь лично мне?
— Я бы попросил! — подал голос Гиацинто. — Соблюдай приличия, когда говоришь с Ванессой. Она моя жена, а ты ей — вообще никто.
— Тс-с-с! — успокоила его Ванесса. — Искорка сама.
Гиацинто улыбнулся во все зубы:
— Ну ладно, Уголек потерпит.
Рокко захотелось извергнуть все завтраки, обеды и ужины, когда-либо им съеденные — настолько отвратительно выглядела эта пара. Искорка и Уголек — о, Диаскол!
Ванесса, сдвинув брови, взглянула на Рокко:
— Вот можешь себе представить — именно порадовать тебя, слюнтяя, хотела. Думала, ты все же колдун, но ты — такое же стадо, как все остальные. Очнись, Рокко! Мы — сила! И люди нам — лишь расходный материал.