— У него попаданческое оружие, — вмешался тот, который потерял копье.
— Нет, — бормотал Хранитель Базы. — Нет, нет, нет…
— Попаданческое? — заинтересовался пожилой. — Это какое?
— Необычное! — только и смог сказать стражник. — Такое, знаете… Он из него даже не стрелял, а я все равно чуть не обделался.
Вокруг негромко засмеялись. Нильс напрягся. Все хуже и хуже. Будет лишь один миг, когда они растеряются, и его нужно будет успеть использовать.
— Нет, нет, снова нет…
— Обшмонайте его, — велел пожилой.
— Не нужно этого делать. — Нильс разом отбросил все маски и посмотрел на пожилого холодным, тяжелым взглядом. Тот заморгал и попятился, не осознавая даже, что делает.
— Нет, нет, нет…
Чья-то рука скользнула в карман. Нильс мгновенно перехватил ее, крутанул, сжимая. Затрещали кости, послышался надсадный вопль. От вопля пришел в себя пожилой:
— Мордой в землю его! Наручники!
Нильс выстрелил сквозь шинель и почувствовал, как ударила в руку вылетевшая гильза. На шинели распустился огненный цветок. Вскрикнул, упал пожилой стражник, зажимая рану в бедре.
«Видит Дио, я не хотел», — подумал Нильс, рывком доставая из кармана пистолет.
— Нильс Альтерман! — заорал хранитель Базы и выронил Базу. — Предатель, изгнанник!
Стражники замешкались. Что ж, это они очень хорошо умели делать — мешкать. Нильс же времени не терял: махнул рукой, нанеся рассчитанный удар по стволу карабина ближайшего противника. Карабин выскочил у того из рук, провернулся в воздухе волчком, и Нильс схватил его за приклад. Упал на землю и перекатился, сбивая пламя с шинели, уходя от выстрелов, которые просто должны сейчас последовать.
Бах, бах, сдавленный крик… Идиоты убивают друг друга!
— Гюнтер, Гюнтер! — причитает кто-то.
Нильс вскочил, оттолкнул давешнего знакомца, потерявшего копье, петляя, бросился бежать по улице. Выстрелы. Свистят по бокам пули, но пока Дио милует. Нильс положил на плечо карабин и, не глядя, выстрелил назад. Кто-то закричал, но, судя по голосу, скорее от страха, чем от боли.
Нильс уронил ставшее бесполезным оружие. Впереди — балкон жилого дома. Подпрыгнуть, ухватиться, подтянуться! Влез, упал внутрь. Перепуганные лица женщин — должно быть, служанок, — с той стороны стеклянной двери. Пули выбивают крошку из каменной стенки балкона. Надо же, как расчетливо бьют, негодяи, — не все разом, по очереди, чтобы успевать перезаряжаться. Изначальный план — вскочить и открыть огонь — пришлось отбросить. Сидя, Нильс ногой ударил в дверь. Стекло брызнуло осколками, завизжали служанки. Нильс кувырком вкатился в комнату, встал, сунул пистолет под нос той, что орала потише — средних лет женщине в аккуратном чепчике.
— Черный ход, бегом, — сказал Нильс.
Женщина закивала, бросилась в коридор, вниз по лестнице. Нильс от нее не отставал. Бедная женщина… Чем-то напомнила ему мать. Но сейчас не время для сентиментальных размышлений, сейчас главное оторваться от стражи.
В прихожей Нильс походя сорвал с крючка кроличью шапку с ушами, натянул ее. Там еще висело пальто, но его он брать не стал, даже на глаз размер гораздо меньше.
— Сюда, сюда, герр попаданец! — закричала служанка, отворяя неприметную дверь под лестницей.
— Я не попаданец, — бросил ей на прощание Нильс. — Спасибо!
Дверь захлопнулась за его спиной. Нильс оказался в узком проулке. Слева топот сапог — стражники быстро сообразили, куда бежать. Нильс бросился вправо. Поворот, поворот… По грустному опыту Нильс знал, что такие петляния редко заканчиваются хорошо для убегающего. Он, разумеется, хорошо ориентировался в Ластере, но помнить каждый закуток не мог. Эта способность отличала Адама Ханна, человека, который с закрытыми глазами мог найти в Ластере любое место.
Рядом с головой свистнула пуля, врезалась в стену, и лицо Нильсу посекли осколки. Он не стал задерживаться, метнулся левее, потом — правее и замер, оказавшись в «колодце». Три дома, будто рассорившиеся друзья, стояли, повернувшись друг к другу спинами. Но что хуже всего, посреди «колодца» стоял человек в пышной серо-белой шубе, держа в двух руках пистолеты «Desert Eagle». Лицо мужчины, несмотря даже на длинные усы, казалось почти детским — открытым, наивным, мечтательным. Обычно про таких людей уточняют, что «зато глаза его были холодными и колючими», но нет. Глаза Адама Ханна тоже лучились теплом и добротой.
— Какая приятная неожиданность, герр Альтерман! — улыбнулся он, поднимая оружие. — Не будете ли вы столь любезны освободить мне линию огня?
Рассуждать Нильс решил попозже. Адам явно не собирался пока его убивать, а значит, он — скорее друг, чем враг. Нильс прыжком освободил линию огня и, развернувшись, встал рядом с бывшим сослуживцем.
Восемь стражников единым порывом выплеснулись в колодец и замерли, тяжело дыша, переминаясь с ноги на ногу. Адам Ханн приветствовал их ослепительной улыбкой:
— Добро пожаловать, герры стражники! Всего хорошего, герры стражники!
Восклицательным знаком прозвучал сдвоенный щелчок взведенных курков. Нильс, после небольшой паузы, щелкнул своим. Стражники увидели то, что должны были: страшное и непонятное оружие готовят к стрельбе.
— Это… Это Альтерман, — неуверенно пробормотал хранитель Базы.
— Неужели? — комично приподнял брови Адам. — Считаешь, я не узнаю человека, с которым бок о бок работал пять лет?
— Но… Герр Ханн…
— Герр Альтерман прибыл сюда колдовским путем, перенесясь в пространстве, и попал под категорию попаданцев. Он — в моей юрисдикции. Благодарю за содействие, можете быть свободны.
Иногда Нильс завидовал этой способности друга — говорить и делать все что угодно с таким видом, как будто отвешивает собеседнику комплименты. Это сбивало с толку даже попаданцев.
Стражники ощутимо поникли. Хранитель Базы напряженно о чем-то думал, но все, что сказал, это:
— Я должен буду подать рапорт…
— О, разумеется, герр стражник! — Адам поклонился, не опуская оружия. — Это ваш великий долг перед Ластером. Рапортуйте смело и даже не задумывайтесь о том, как это отразится на мне. Я в полной вашей власти, герр стражник. Пишите рапорт. Ну же! Возвращайтесь в контору и пишите! Что же вы мешкаете?
Хранитель попятился, остальные последовали его примеру. Вот они развернулись и, вяло переговариваясь, скрылись в переулке. Нильс опустил пистолет первым.
— Я что, правда числюсь попаданцем?
Адам излюбленным жестом прокрутил на указательных пальцах пистолеты и резко бросил их в карманы шубы. Повернулся к Нильсу, широко и белозубо улыбаясь, расставил руки для объятия:
— Никем ты не числишься, дорогой друг! Позволь поприветствовать тебя и помочь! Да ты, я вижу, замерз и утомился. Как насчет немного выпить и вспомнить былые деньки, а? Куда хочешь пойти?
— К «Хиллербранду», — тут же сказал Нильс. Слово прозвучало невнятно, ведь его пришлось бурчать в шубу щедрого на объятия Адама Ханна.
Тот отстранился, серьезно посмотрел на Нильса.
— Всецело одобряю выбор. Местечко на отшибе, и вряд ли кто-нибудь там тебя узнает. Пойдем, возьмем извозчика!
— Ужасно. Просто кошмар.
Энрика не поверила ушам и открыла глаза. Руки — в одной скрипка, в другой смычок — опустились. Мужчина во фраке, представившийся Фло́рианом Дре́шером, сидел в кресле и сверлил Энрику суровым взглядом сквозь пенсне.
— Простите?
— Это непростительно. По-вашему, эти заунывные рулады, не скрепленные никакой гармонией, можно назвать музыкой? Искусством? Кто автор этой так называемой «композиции»?
— Никто, — растерянно отвечала Энрика. — Я… Я импровизировала.
Флориан Дрешер несколько секунд смотрел на нее недоумевающе, потом снял пенсне, аккуратно поместил его в нагрудный кармашек, оставив свисать золотую цепочку, и потер лоб рукой.
— Вы — импровизировали? Вы приехали на конкурс скрипачей, известный по всему миру, из какого-то захолустного Вирту, про который не слышал ни один человек в здравом уме, и — импровизировали? Что означает этот «первый разряд» в вашей анкете? Что вы отличаете скрипку от смычка? Остальные виртуозы школы Маззарини, значит, и на это не способны?
В этот момент Энрика хотела, чтобы вместо Флориана Дрешера здесь оказался Нильс Альтерман с гильотиной. Она бы охотно встала на колени и позволила отрубить себе голову. Голова и без того чуть не взрывалась от прихлынувшей к ней крови. Так Энрику еще никто не позорил…
Она стояла, глядя широко раскрытыми глазами на доски сцены под ногами. Бросила беглый взгляд вправо — увидела в полумгле десятки, если не сотни пустых сидений. Представила, что на каждом сидит человек. И вот все они с недоумением смотрят на нее. Никто не хлопает. Поворачиваются друг к другу, шепчутся, пожимают плечами…
— Запомните, фрау Маззарини, если ваша фамилия не Лилиенталь, ваши импровизации на конкурсах никому не интересны. Удачи в следующем году.
Это был приговор. Но прозвучавшая фамилия заставила Энрику вздрогнуть. Лилиенталь! А разве не его скрипку она держит сейчас в руках? Ну да. Так неужели она позволит себе опозорить инструмент?
— Герр Дрешер! — Энрика вскинула голову. — Дайте мне ноты!
Флориан Дрешер моргнул. Достал пенсне, нацепил на нос.
— Дать ноты? Это что — приказ?
— Умоляю вас, дайте ноты! Какие угодно, любую композицию, я сыграю!
— Фрау Маззарини, это не экзамен, меня нисколько не интересует ваша способность читать ноты…
— Дайте! — Энрика топнула ногой, понимая, что не отступится, даже если ее потащит со сцены взвод карабинеров.
Флориан Дрешер вновь убрал пенсне и встал с кресла:
— Я не буду звать стражу, чтобы вышвырнуть вас отсюда. Наслаждайтесь. Как надоест — выход там.
Он скрылся за кулисами. Энрика смотрела ему вслед, раскрыв рот. Да как же так?! Быть не может, чтобы… Нет, может. Провал, оглушительнейший и позорный провал, о котором никогда не узнают отец и мать, но который единственный и убил Энрику Маззарини. Вот и все, чего она стоит — презрительная отповедь педанта от музыки.