— Замолчи! — Энрика пнула по решетке. — Хватит говорить мне всякие гадости. Ты… Ты портишь мне праздник!
— Праздник? — Нильс приподнял бровь.
— Да, праздник! — Энрика вздернула нос. — Представь себе, здесь я нашла свою судьбу!
— О, — кивнул Нильс. — Поздравляю.
— Даже не спросишь, какую?
— А тебе этого хочется?
— Я выхожу замуж за прекрасного принца!
Всем весом Нильс повис на цепях, когда подогнулись ноги. Чего-чего, а такого он не ожидал.
— Постой, — пробормотал он. — За принца? Торстен Класен, так? Сегодня?!
— Конечно, сегодня, — кивнула Энрика. — Его величество, видимо, прослышал о моей беде и твердо решил помочь. Он влюблен в меня, представь себе! Вот так!
Должно быть, она едва удержалась, чтобы не показать ему язык, но Нильс не обращал внимания на злорадные интонации. Он думал. Вскинул голову, огляделся.
— Так значит, я в королевских казематах, — пробормотал он. — Ну да, ну да… Надо было догадаться. Проклятье. Я-то думал, хуже, чем есть, уже не бывает.
Зарычав, Нильс ударил затылком по каменной стене, но тут же успокоился. Уж он-то точно ничего не может сделать. Так чего ради тогда терзаться?
Энрика смотрела на него с жалостью. Бедная дурочка, думает, он о себе печется.
— Адам Ханн просил меня этого не делать, — сказала Энрика, — но я все же рискну. Когда мы с его величеством сочетаемся браком, я попрошу его сохранить вам жизнь.
Нильс захохотал, и Энрике пришлось повысить голос, чтобы он ее услышал:
— Вас освободят и вернут обратно в Вирту, синьор Альтерман! А вы в обмен пообещайте, что никогда не будете меня преследовать! Ну? Обещаете?
Нильс покачал головой, жалея, что не может толком осушить слезы, выступившие от смеха.
— Как… Как вы добры, синьорита Маззарини, будущая фрау Класен. Чем же я удостоился такой чести?
— Не поверите! — пискнул чей-то голосок. — Эта дурында считает, что у каждого в глубине души есть что-то хорошее!
Нильс с интересом посмотрел на карман платья Энрики, откуда, кажется, раздался голосок.
— Мой заклятый друг, — вздохнула Энрика и продемонстрировала Нильсу маленький шарик. — Постоянно издевается и пытается меня убить. У него есть что-то общее с вами, герр Альтерман.
— Энрика! — Нильс подался вперед, натягивая цепи. — Ты — сказочно везучая девчонка. Но включи, наконец, мозги! Оглянись, подумай, это все не просто так! Почему ты здесь? С чего Вдовствующий Принц решил на тебе жениться? Никто здесь не хочет тебя спасать, Энрика! Твое везение вывело тебя в пасть дракону, и если ты прямо сейчас…
— Вы просто злитесь, герр Альтерман, — перебила его Энрика. — Злитесь, что теперь вы — в цепях, а я — свободна. Что вам грозит смерть, а передо мной — светлое будущее…
— Да не светлое это будущее, а пламя в глотке дракона! — закричал Нильс. — Найди Старика, спроси его, что происходит с принцессами Ластера. Только он расскажет тебе правду, если его до сих пор не сжили со свету.
Энрика закрыла глаза и вздохнула, так наигранно и демонстративно, что Нильсу захотелось ее ударить.
— Вы несете ерунду, герр Альтерман. Но даже если вы говорите правду… Объясните, зачем вам выручать меня из этой скверной ситуации? Чтобы самому убить?
И этот простой вопрос опрокинул Нильса в бездну. Он думал, глядя в пол перед собой, а Энрика ждала ответа. Наверное, ей важен был ответ. Как и ему.
— Я не хочу тебя убивать, — сказал Нильс. — Я выполнял долг, будучи палачом. Но теперь я не палач. Теперь я — заключенный. Приговоренный к смерти. А значит, имею, наконец, право быть самим собой. Я хочу, чтобы ты жила, Энрика. Жила и играла свою сумасшедшую музыку. Но если ни Вирту, ни Ластер не могут тебя принять, быть может, ты найдешь свое счастье где-нибудь в другом месте. Мир огромен, ты — везуча и хорошо умеешь бегать. Так беги же. Изловчись, вывернись и — беги…
Помолчав, Энрика сказала:
— Так это и есть настоящий вы, герр Альтерман? Тот, кто хочет, чтобы я жила и играла, чтобы нашла свое счастье?
— Но при всем желании, — ответил Нильс, — я ничем не смогу тебе в этом помочь. Кроме одного совета: разыщи Старика. Спроси его о принцессах Ластера. Мне ты не поверишь, но загляни ему в глаза, и ты поймешь, что он говорит правду.
Энрика, вздохнув, переложила канделябр из одной руки в другую и повернулась, собираясь уходить.
— Я исполню свое обещание, герр Альтерман. Попрошу его величество о вашем освобождении. Понимаю, что вы сошли с ума, но все-таки верю, что вы умеете быть верным слову. Пообещайте, что не тронете меня!
Нильс, сколь мог, пожал плечами:
— Обещаю, — равнодушно сказал он. — Если меня освободят по твоему слову, я обещаю забыть о твоем существовании и никогда не преследовать. Да и с чего бы? Ты будешь замужней, без черной метки, кроме того — в Ластере. Я тебя больше и не увижу. Это легкое обещание, Энрика. Я его сдержу.
Не сказав больше ни слова, Энрика ушла, и холодная тьма окутала Нильса. Он закрыл глаза. Никакой разницы. Тьма внутри, тьма снаружи. Но внутри все-таки оставалась Энрика. В простом пальто, повязывающая ему алый шарфик. «Праздник ведь, — улыбнулась она. — С Новым годом! — и тут же помрачнела: — Завтра не станет Энрики Маззарини…»
— Нет, — прошептал Нильс, покачивая головой в безответной глухой темноте. — Нет, Рика. Уже сегодня…
Глава 15
Стол ломился от великолепных блюд. Жареное мясо, невероятные соусы и салаты, икра, двадцать сортов сыра, один вкуснее другого. Энрика мрачно жевала один кусочек сыра уже минут пять. Стоящая рядом Сесилия отважилась поинтересоваться:
— Быть может, госпожа Маззарини, вам хочется чего-то другого?
«Еще бы! — хотелось воскликнуть Энрике. — Совсем другого! Но у вас такого нету».
— Нет, спасибо, — вздохнула Энрика. — Просто что-то аппетит пропал.
Апельсин, кусочек сыра… Вот и все, голоду конец. А из головы не идет этот обезумевший Альтерман со своими дурацкими пророчествами.
Энрика оглядела помещение столовой. Большое, как и все в замке Класена. Вдоль стен застыли слуги, готовые по мановению пальца убирать одни блюда и ставить другие. Люстра горит сотней свечей, а за огромными окнами уже темно. Энрика бросила взгляд на часы, висящие над выходом из столовой. Они как раз заскрипели, напряглись и выдали один удар. Половина восьмого…
— Быть может, вам угодно десерт? — спросила Сесилия.
— Быть может, — рассеянно отозвалась Энрика.
Как ветер, налетели слуги, стол перед Энрикой опустел, но не прошло и секунды — появилась тарелка с чем-то красным, колышущимся и прозрачным.
— Что это? — Энрика потыкала упругий десерт ложечкой.
— Всего лишь желе, госпожа Маззарини. Сладкое, попробуйте.
Попробовала. Сладкое. Но от склизкого ощущения во рту стало тошно, и Энрика положила ложечку.
— Спасибо вам всем, — поклонилась она опешившим слугам, встав из-за стола. — Но я правда ничего больше не хочу.
Сесилия, взяв госпожу под руку, повела ее обратно в покои. Но до покоев они не дошли. В очередном зале Энрика остановилась у окна и спросила, глядя на редкие огонечки далекого Ластера:
— Скажи, Сесилия, а ты знаешь в замке кого-нибудь, кого называют Стариком?
Энрике показалось, будто служанка шепотом произнесла очень нехорошее слово. Вернее, даже два. Нехорошее выражение, из таких, которыми перебрасывались в Вирту пьяные мужики давным-давно, до того как Фабиано всех «спас» своими диоугодными речами и деяниями.
— Госпожа Энрика Маззарини, — сказала служанка, придя в себя, — а хотите медведя посмотреть?
— Кого? — повернула к ней голову Энрика. — Медведя?
— Ну да. Зверь такой, знаете? Большой, мохнатый. Р-р-р-р-р! — Сесилия подняла руки, скрючив пальцы наподобие когтей, и принялась раскачиваться, изображая медведя. Энрика рассмеялась:
— И зачем мне смотреть медведя?
— Так он же пляшет смешно, — объяснила Сесилия, опустив руки. — Под скрипочку.
«Под скрипочку!» Сердце Энрики нехорошо екнуло. Вспомнилась забытая в коттеджике скрипка Тристана Лилиенталя.
— Медведь? — мрачно переспросила она. — Под скрипочку? А если ему надоест? Поразорвет ведь всех.
— Так он же на цепях, — удивилась в ответ Сесилия.
Теперь вспомнился Нильс. И все уловки Сесилии пропали втуне.
— Ты мне зубы не заговаривай! — погрозила пальцем Энрика. — Есть тут такой — Старик?
— Да мало ли стариков в замке? — заулыбалась служанка. — Тьмущая тьма. Взять хоть герра Гуггенбергера. Хотите с ним поговорить?
Вспомнив злобного человека с мертвым лицом, Энрика дернула плечами:
— Нет, спасибо, с ним я уже говорила. Мне нужен тот, кого называют Стариком. Ты ведь поняла, о ком я? Ну? Как его зовут?
— Лоренс, — буркнула служанка в сторону. Закрутила головой, не подслушивает ли кто, но в зале они стояли одни. — Лоренс Берглер.
Берглер… Несколько секунд понадобилось Энрике, чтобы вспомнить фамилию. Ту фамилию, написанную под золотой скрипкой: «Принцесса Леонор Берглер».
— Он — родственник?
Сесилия кивнула и, вздохнув, шагнула в полымя:
— Отец.
— А ну, пошел вон, поганый недоносок! — раздался из-за двери дребезжащий старческий голос. — Сколько раз повторять? Ни одной рожи видеть не хочу! Будь ты проклят, Адам Ханн! Будь ты проклят! Это твое черное сердце навлекло такую участь на мою прекрасную Леонор!
Сесилия посмотрела на Энрику:
— Вот так он всегда. Кричит, ругается. Только еду берет, да с его величеством иногда разговаривает. В последнее время даже убираться у себя запретил.
К убежищу Старика они пробирались долго, но Энрика наконец начала осваиваться в замке и сообразила, где оно находится, по расположению окон и виду из них. Кажется, Лоренс Берглер обитал в маленькой башенке, причудливым клычком торчащей из тела башни покрупнее.
— Уйдем? — предложила Сесилия.
Энрика вместо ответа решительно постучала в простую деревянную дверь.
— Ты не слышал моих слов, Адам Ханн? — крикнул Старик. — Уходи! Уходи, или я вызову стражу!