«Не смей так про нее говорить!» — хотел возмутиться Нильс, но язык его не послушался. А потом и до головы дошло, что где-то в глубине души он хочет, чтобы Энрика продолжала.
— Почему дрянь? — спросил он. — Она ведь была права. Это я сделал глупость.
— Спасти человеческую жизнь — не глупость, — уверенно сказала Энрика.
— Ценой десятков других жизней…
— Не твоя вина, что все эти люди согласились жить за чужой счет. Невинные горожане? Ха! Эти невинные горожане каждый год умоляют Дио, чтобы кто-то за них умер! Сколько так будет продолжаться? Вечность? Когда количество жертв превысит число жителей Ластера?
— Дракона пытались убить, но это бесполезно, — возражал Нильс. — Другого выбора просто нет. Либо одна жертва в год, либо — смерть всем.
— Так значит, смерть всем!
Нильс смотрел в ее злые и отчаянные глаза и отказывался понимать. Энрика снизошла до объяснений:
— Представь, что этот дракон налетел бы на Вирту. Что, стали бы ему незнакомок скармливать?
Нильс представил дракона в Вирту — это было довольно-таки легко. Но вот остальное…
— То-то, — сказала Энрика. — Вышли бы все вместе — и погибли, раз судьба такая. Ни один человек не должен жертвовать собой ради других, если на то нет его личного желания. И ты не будешь!
— На то есть мое личное желание, — сказал Нильс. — А ты без толку тратишь время.
— И правда, — спохватилась Энрика и взяла прислоненный к решетке канделябр. — Я пойду искать корону и ножи. И все это время я буду думать, как тебя спасти. Я придумаю, слышишь! — Она погрозила канделябром.
— Рика…
— Мы уйдем отсюда вместе, либо никак!
— Рика! Что у тебя с головой? Не надо красть корону. Не надо спасать меня — это невозможно. Просто дождись церемонии, дождись, пока тебя отправят на Жертвенный Уступ, и выбирайся. Для этого тебе понадобятся ножи, сила, мозг и немного удачи. Не делай больше ничего.
— Но я сделаю!
— Но если ты каким-то чудом меня отсюда вытащишь, ты вытащишь палача. И когда мы вернемся в Вирту, если ты будешь незамужней, я отрублю тебе голову.
Вот интересно, она вообще задумалась над ответом? Такое ощущение, будто сразу же ляпнула:
— Ну и пусть. Лучше ты, чем дракон. Ты хотя бы человек. А я своих не бросаю!
Когда она ушла и унесла с собой свет, Нильс покачал головой.
— Это конец, — сказал он в темноту перед собой. — Что эта бестолочь сейчас там натворит…
— Корона, — говорила Энрика, шагая по коридору первого этажа, как хозяйка. Сесилия семенила за ней, сжимая погасший канделябр.
— Простите, госпожа фрау Энрика Маззарини, вы, кажется, изволили молвить «корона»?
— Именно! Где хранится моя будущая корона?
— Зачем вам?
— Померить.
— Но вы вдосталь намеритесь на репетиции, до нее меньше часа!
Энрика остановилась в том самом зале, где оказалась, едва попав в замок. Кое-что тут изменилось. Посреди зала вознеслась гигантская ель, украшенная разноцветными шарами и лентами. Вокруг суетились слуги с длинными шестами, развешивая украшения на верхних ветвях.
Верхушку ели украшала серебряная звезда, поблескивающая в свете люстры. Энрика перехватила такой же блестящий взгляд Сесилии, прикованный к этой звезде, и спросила:
— А ты? — Сесилия вздрогнула, и Энрика улыбнулась ей: — Хочешь померить корону?
— Я?! — Сесилия попятилась. — Помилуйте… Это ведь… Немыслимо!
— Это ведь не ответ. Ты либо хочешь померить корону, либо нет. Если хочешь — давай найдем. Это будет наш с тобой маленький секретик!
Сесилия колебалась, но колебания ее были чисто морального характера. Она ведь не знала, наверное, что представляет собой корона на самом деле.
— Ну… Хорошо, госпожа Энрика, — сдалась Сесилия. — Но только корона хранится у Волькера Гуггенбергера, колдуна. Не знаю, почему…
«Вот и не нужно тебе знать», — подумала довольная Энрика, а вслух сказала:
— Веди!
Сесилия привела ее в мрачную и неосвещенную часть замка. Пришлось даже снова зажигать свечи в канделябре. Сердце Энрики колотилось все чаще. Черные, затянутые паутиной стены говорили, что надо бы замедлить шаг, а лучше вовсе повернуть назад. А тикающие в голове часы, напротив, подгоняли. Сесилия же, кажется, вовсе не чувствовала страха. Скакала себе, напевая под нос песенку.
Остановились у обитой ржавыми полосами железа двери. Энрика в замешательстве уставилась на замочную скважину и хотела было начать что-то о ключах, но Сесилия, не долго думая, постучала.
— Кто?! — донеслось с той стороны.
— Госпожа Энрика Маззарини и ее смиренная служанка Сесилия!
— Ты что творишь? — зашипела Энрика, которой почему-то и в голову не приходило, что колдун окажется у себя. Вот и как теперь выкручиваться?
Однако выкручиваться Сесилия не собиралась. Лишь только герр Гуггенбергер открыл дверь и предстал перед девушками на пороге во всей своей худощавой высокой мертвенности, служанка сделала реверанс и заявила:
— Госпожа Маззарини всем сердцем желает, чтобы я померила ее корону.
Казалось, это невозможно, но безжизненное лицо Гуггенбергера тронула гримаса удивления.
— Чего? — переспросил он. — Ты? Корону? Зачем?! — Этот вопрос уже адресовался Энрике.
Энрика попыталась повторить реверанс, чуть не упала и, стараясь говорить спокойно, ответила:
— Мне кажется, в короне она будет такая миленькая…
Герр Гуггенбергер перевел взгляд на Сесилию, потом — обратно на Энрику.
— Чушь, — сказал он и попытался закрыть дверь, но служанка вцепилась в нее мертвой хваткой.
— Извините, герр Гуггенбергер! — пропыхтела она, упираясь ногами в каменный пол, чтобы не позволить двери закрыться. — Госпоже Маззарини в пределах замка дозволено все-превсе! Если вы хотите ей запретить какую-нибудь чушь, вам придется обратиться за разрешением к его величеству.
Эти слова как будто охладили пыл Гуггенбергера. Во всяком случае, дверь он отпустил, и Сесилия с испуганно-восторженным визгом прокатилась, повиснув на ней, до стены, где спрыгнула и вновь встала рядом с Энрикой.
— Из всех безумных глупостей, сотворенных… — начал было Гуггенбергер, но Сесилия по-свойски отодвинула его с пути.
— Да-да, мы знаем, — сказала она, входя в комнату колдуна. — Где корона, герр Гуггенбергер?
Энрика с опаской смотрела на сжимающиеся кулаки колдуна. Казалось, еще чуть-чуть, и он если не убьет, то поколотит служанку.
Обиталище — или место работы? — колдуна выглядело скучновато. Покатые сырые каменные стены, одно крохотное оконце под самым потолком — не столько для освещения, сколько для вентиляции. Большущий и кажущийся пустым стол из черного дерева посредине. Чуть дальше — смутно знакомый шкаф.
Вдоль стен — полки, где в безупречном порядке расставлены разноцветные скляночки и коробочки. На полу — ни соринки. Энрика даже поежилась от такой чистоты. Как будто не живой человек здесь сидит.
Колдун оттолкнул с дороги Сесилию и, ворча, подошел к столу. Закрыл увесистую книгу, раскрытую далеко за середину, отодвинул блюдо с яблоками, перо с чернильницей и еще одно блюдо — пустое, но испачканное какой-то жидкостью. Потом сел и выдвинул ящик стола.
— Вот, — сказал он, бережно достав оттуда что-то, завернутое в белую тряпку. — Безумно жаль осквернять такое сокровище прикосновением к нечестивой голове жалкой служанки, но ваше желание — закон, фрау Маззарини.
Последние слова герр Гуггенбергер прорычал сквозь зубы. Должно быть, живо представлял в этот момент, как Энрику раздирает на части дракон.
— Корона-корона! — Сесилия прыгала на месте, хлопая в ладоши, пока Гуггенбергер разматывал тряпку. Энрика смотрела на служанку с недоумением. Вроде бы она производила впечатление девушки неглупой, но сейчас вела себя, как ребенок. Специально, что ли, придуривается? Но зачем?
Корона, лежащая на столе герра Гуггенбергера, притягивала взгляд. Металл казался белым. Не то серебро такое, не то — белое золото. Энрика слышала о существовании белого золота, но как оно выглядит — понятия не имела. Однако сдержанный блеск переплетенных металлических струек завораживал. За изгибами узора хотелось следить бесконечно, но все они сходились к одной точке — алому рубину овальной формы.
— Какая красота, — выдохнула Энрика.
Сесилия посмотрела на нее:
— Хотите первой?
— Нет-нет, я успею. Давай ты!
Служанка потянулась к короне, но Гуггенбергер шлепнул ее по руке. Сесилия шарахнулась, чуть не выронив канделябр от неожиданности.
— Не сметь касаться драгоценности, — прошипел колдун. — Фрау Маззарини, вас не затруднит надеть корону самостоятельно, раз уж такова ваша прихоть?
— Разумеется!
Энрика взяла корону осторожно, четырьмя пальцами, и повернулась к Сесилии. Та благоговейно наклонила голову. Водружая корону на нее, Энрика затаила дыхание. Не дай Дио, упадет и сломается…
Но Сесилия, чувствуя важность момента, двигалась медленно, будто в толще воды. Лишь только Энрика убрала руки, она выпрямилась, приосанилась, смешно закатив глаза, будто надеясь разглядеть украшение. Энрика едва удержалась от смешка. Вид у Сесилии был, конечно, уморительный. Служанка в форменном переднике, в руке — канделябр, а на голове, приминая чепец, возлежит корона.
Так, думала Энрика, корона — вот она. А дальше-то теперь что? Как вызволять Нильса? Как спасаться самой? Даже если перенестись сейчас на этот уступ — выбраться она не сможет. Еще чего доброго замерзнет насмерть, дракона не дождавшись. Да и что она тому дракону, если он только жен принцевых поедать желает?
— Все? — Гуггенбергер протянул руки к короне. — Хватит, примерка состоялась!
Сесилия отскочила, бросив странный взгляд на Энрику.
— Как я выгляжу? — спросила она, опасно наклоняя голову влево-вправо.
— Очень мило, — улыбнулась ей Энрика.
Гуггенбергер встал со стула и двинулся за убегающей вокруг стола служанкой.
— Прекратите баловство немедленно, иначе будут последствия!