И принц рассмеялся визгливым смехом, который быстро перешел в сдавленное хихиканье. Адам досадливо поморщился, косясь на своего спутника.
— В каждом слове так и слышится скорбь по Леонор, да? — усмехнулся Нильс.
— Закрой. Рот, — скрежетнул зубами Адам.
— Да брось! — Нильс подобрался на цепях. — Это ты ее любил, Адам. Ты до сих пор скорбишь по ней так, будто она умерла вчера! А этот подонок… Да ему наплевать! Ты посмотри, он смеется!
Торстен рванулся вперед, вцепился руками в прутья и зарычал, как зверь, раздувая ноздри.
— Замолчи! — велел он совсем другим голосом. — Ты знать не знаешь, каково мне, Альтерман! Представь себя на моем месте! Ни умереть, ни вымолить прощения. Снова и снова предавать смерти невинных дев. У меня был выбор: сойти с ума или научиться смеяться. Знаешь, похоже, я прошел где-то посередине.
Принц снова начал хихикать и медленно опустился на пол. Адам придержал его за локоть.
— Ну-ну, ваше величество, — пробормотал он. — Держитесь…
Нильс не отводил глаз от гримасничающего лица принца.
— Прощения? — переспросил он. — За что? Колдуна, который наслал проклятие, так и не нашли, верно? Да и не было никакого колдуна. Я смотрел заключения Гуггенбергера, хотя мне и не полагалось. Откуда же взялся дракон? Чем вы так прогневили судьбу, Дио, Диаскола?
— Я не знаю! — заорал Торстен. — Я пятнадцать лет задаю себе этот вопрос каждую минуту! Я задавал этот вопрос дракону, но не слышал ответа! Проклятие поразило меня ни за что. Но я держу этот удар. Я стою один, и в лицо мне веет ветер судьбы. Быть может, когда-нибудь, за весь тот ужас, что я терплю, мне воздастся. А вы… Вы, герр Альтерман, однажды утопили в выгребной яме плоды моих усилий. Знаете, чего мне стоило пережить этот год? Когда власть Класена проклинал каждый доходяга в городе? Знаете, каких ресурсов стоило отстроить жилища, выплатить субсидии, вылечить раненых и утешить вдов? Нет, герр Альтерман, вы понятия не имеете. Вам хотелось поиграть в благородного героя. Так и погибайте же, как герой. Стража! Вывести его! Будет буянить — стреляйте в ноги.
Решетку отворили. Четверо стражников вошли внутрь. Двое нацелили винтовки на колени Нильса, двое принялись его освобождать. Одна рука на воле, вторая, теперь черед ног… Напряжение разлилось в воздухе. Стражники ждали неосторожного движения, и Нильс понял, что сейчас не сможет сделать ничего. К тому же здесь Адам, и обе руки он держит в карманах шубы. Мгновения не понадобится ему, чтобы выхватить пистолеты и открыть огонь.
«Ну а ради чего мне беречься?» — скептически спросил себя Нильс. И вместо ответа представил перепуганное лицо Энрики. «Ну помощи же!» — кричала она.
— Руки за спину, лицом к стене, — скомандовал один из стражников.
Нильс подчинился. За спиной руки тут же сковали наручниками с короткой цепью.
— Ну и что, мне отрубят голову? Или повесят? Может, расстрел?
— Интереснее, Нильс, — ответил Адам под аккомпанемент истеричного хихиканья Торстена. — Ты будешь драться с драконом и погибнешь.
Нильса развернули лицом к Адаму и принцу.
— Что? — Нильс переводил взгляд с одного на другого. — Драться с драконом? Чем?
— Голыми руками, — оскалился Торстен. — Какой дурак даст тебе оружие? Мы все хорошо знаем, что ты умеешь с ним делать. Хватит! Тащите его на бойню. Там можно будет снять наручники, но не спускайте с него винтовок.
Под прицелом десятка винтовок Нильса повели мрачным коридором. Каждый раз, как он спотыкался, все замирали, и слышался скрип от скольжения пальца по спусковой скобе. Менее чем в шаге от смерти…
Адам и принц шли сзади, и Нильс решил испытать удачу в последний раз в жизни. Когда-то же эта сука должна улыбнуться и ему.
— Адам, — сказал он, — мне вот что не дает покоя насчет той ночи, когда погибла Леонор. Почему пропала корона?
— Эй, выдайте-ка ему прикладом в затылок, чтоб не разговаривал! — посоветовал принц развязным тоном, но скрыть волнения ему не удалось. Нильс его услышал. Значит, услышал и Адам.
Нильса несильно стукнули прикладом. Стражники понимали, что если его вырубить, то придется тащить, а это дело ой какое нелегкое.
— Каждый год дракон жрет принцессу, но оставляет корону, как насмешку и напоминание. А вот Леонор он съел вместе с короной. Почему?
— Хватит, Нильс, — попросил Адам усталым голосом. — Ты сочиняешь на ходу.
Да, Нильс сочинял на ходу. Но он много думал над всей этой историей, и до своей ссылки в Вирту, и во время нее. Многое казалось странным. Многое стало на место сейчас, после рассказа служанки. И некоторые мысли, некогда оставленные без внимания, теперь поднялись, заострились и полетели к призрачной пока цели.
— А как тебе такой момент: дракон каждый год ест либо одну принцессу, либо разносит весь город, а в первый год сожрал одним махом принцессу и фрейлину. Почему так? Кажется, здесь остались некоторые загадки. Ваше величество, вы никогда об этом не задумывались?
Растолкав стражу, принц выбежал перед Нильсом и, приподнимаясь на цыпочки, чтобы хоть немного поравняться с ним ростом, прошипел:
— Ты, я вижу, не устаешь бередить старые раны? Что ж, герой, я добавлю тебе героизма. Эй, срежьте с него шинель!
Пока стражники кромсали ножами одежду Нильса, превращая ее в черные тряпки на полу коридора, Адам Ханн протиснулся мимо принца и, не оглядываясь, пошел к выходу.
— Адам! — крикнул ему вслед Нильс. — Прошу, хотя бы просто подумай над этими вещами!
Ответом ему послужил хлопок двери.
Глава 17
— Еще раз! Снова! — Церемониймейстер, мокрый, как мышь, дважды хлопнул в ладоши. — О, великий дракон, так тяжело мне еще ни разу не было!
Энрика вернулась на исходную позицию. С ненавистью на нее смотрели все: фрейлины, лакеи, музыканты оркестра, вынужденные снова и снова играть свадебный марш. Энрика же упорно то шла не туда, то останавливалась не там, то вместо «согласна» начинала плакать. То смеяться.
Она сама не знала, зачем тянет время, есть ли в этом хоть какой-то смысл. Куда же пропала Сесилия? Ах, если бы она прибежала сейчас, сказала, что все получилось…
— Госпожа Энрика фрау Маззарини! — ворвалась в зал Сесилия. Ее пытались удержать стражники, но служанку не смог бы удержать и Диаскол. — Ах, простите, что так надолго оставила вас! Что, ничего не получается, да?
Сесилия сориентировалась мигом, увидев измученные лица присутствующих. И тут же уставилась на церемониймейстера:
— Вы что же, герр Броцман, изображаете жениха? Ни в коем случае! Госпожа Маззарини очень целомудренна, и ей ни за что не удастся провести церемонию, если вы — мужчина. Вы же ее смущаете!
Церемониймейстер фыркнул на весь зал:
— Я? Мужчина? Что за глупости! Можно подумать…
— Уходите! — Нахальная служанка оттолкнула его. — Женихом буду я. Если хотите побыстрее покончить с репетицией, слушайте меня!
Церемониймейстер очень хотел спорить, но он также очень устал. Поэтому вытащил из кармана платок, вытер им лоб и махнул — мол, делайте, что хотите. Вняв сигналу, оркестр заиграл медленную и красивую мелодию свадебного марша. Энрика, дождавшись указанного такта, медленно двинулась к улыбающейся Сесилии. Улыбка была какая-то неровная.
«Хоть бы все сложилось, хоть бы все сложилось!»
Она остановилась перед Сесилией. Их пальцы переплелись. Музыка смолкла.
— Энрика Маззарини! — провозгласила Сесилия до смешного низким голосом. — Согласна ли ты выйти замуж за меня, Торстена Класена, дабы пребывать вместе и в жизни земной, и в жизни загробной, доколе смерть не разлучит нас?
— Согласна! — ответила Энрика.
— Идеально! — прошептал церемониймейстер. — А теперь — трогательный поцелуй, и я пойду умирать от разрыва сердца!
Энрика и дернуться не успела, да ей и не было нужды. Инициативу взял на себя ее «муж». Ощутив прикосновение губ Сесилии, Энрика вдруг совершенно успокоилась. «Это явно какой-то бредовый сон, — подумала она. — Уж ТАКОГО точно не может быть в разумном человеческом мире!»
— Какая прелесть, — пищал, корчась на полу, церемониймейстер. — Ах, если бы можно было запечатлеть этот волшебный миг для… Исключительно для истории!
— Извините, — прошептала на ухо Сесилия. — Я просто подумала, что вам было бы противно целоваться с этим… существом.
— Наверное, — пробормотала Энрика, косясь на церемониймейстера. О поцелуе он ее почему-то не предупредил, видимо, полагая сие действо, совершаемое лицами различного пола, не заслуживающим внимания вовсе.
— Мы закончили? — донеслось со стороны оркестра. — До церемонии уж минут двадцать.
— Да-да-да, конечно и разумеется, все вон! — спохватился церемониймейстер, вскакивая с пола. — Слуги! Привести зал в порядок. Девочки! Фрау Маззарини необходимо переодеть и как следует накрасить. Стре-ми-тель-но! Я побежал к Гуггенбергеру за настоящей короной…
Двери распахнулись, впустив красного, злого, обливающегося потом и тащащего за собой обломки стула герра Гуггенбергера.
— Корону украли! — прокричал он и, найдя взглядом Сесилию, ткнул в нее пальцем. — Она!
Стражники из коридора ворвались в тронный зал. Энрику, попытавшуюся было возразить, оттащили в сторону. А Сесилия проявила неожиданную прыть. Увернувшись от ближайшего стражника, она вскочила на трон ногами, вызвав у всех присутствующих возглас оскорбленного негодования. Затем служанка сунула руку в карман передника, выдернула ее обратно с короной, осыпав подбегающих стражников апельсиновыми корками, надела корону на голову и крикнула, глядя на Энрику:
— Нильса Альтермана повели сражаться с драконом, но он просил передать, что очень вас любит!
И, повернув камень, исчезла.
— Сказка, — прозвучал в наступившей тишине спокойный голос церемониймейстера. — Песня. Волшебство. Закройте двери, герры стражники. Никто из здесь присутствующих ничего не видел.
— Как так? — повернулись к церемониймейстеру здесь присутствующие.
— Очень просто. Церемония вот-вот начнется, и ничто, ничто в целом свете не нарушит ее плавного хода.