— И я тоже, — мрачно отозвалась Энрика. — Давай, постарайся!
Нильс мысленно оценил свои шансы. Что ж… Попробовать-то можно, почему бы и нет. Встал, преодолевая слабость, на пару секунд прислонился лбом к холодной стене. На счет «три». Раз, два…
Он взялся левой рукой как можно выше, правой лишь чуть придерживался. Ногами уперся в снежную стену. Передвигаться приходилось рывками, и каждый раз, после каждой вспышки боли, Нильс думал, что сейчас полетит в пропасть. Но то, что держало его наверху, хоть и едва ощутимо подавалось, отпускать не спешило.
Рывок, рывок, еще рывок, и вот он, тяжело дыша, перевалился через край.
— Слава Дио, получилось! — Энрика подскочила к нему, помогла подняться, касаясь лишь левой руки.
Выпрямившись, Нильс остолбенел. Перед ним громоздилась гора наваленных друг на друга мертвецов. Рукав последней шинели уходил в самую гущу. Великий Дио и презренный Диаскол! Сколько же он провалялся без чувств, если эта сумасшедшая успела сотворить такое?
— Рика, ты больная? — откашлявшись, спросил Нильс. — Тебя в любую минуту могли схватить!
— А ты умирал!
Обуться ей ума не достало. Прыгает с ноги на ногу в тонких чулочках, пытаясь хранить на лице выражение суровой решимости.
Наклонившись, Нильс легко забросил взвизгнувшую скрипачку себе на плечо и пошел к еле заметной тропе.
— Что ты делаешь? — голосила над ухом Энрика. — Поставь меня! Я сама могу идти!
— Можешь, можешь, — проворчал Нильс. — Только мне так спокойней будет.
И она вдруг замолчала. Чудо, не иначе. Повисла безвольным грузом, тихая и неподвижная.
— Нильс, — сказала она лишь минуту спустя.
— Да?
— А ты можешь руку куда-нибудь передвинуть?
Нильсу понадобилось порядком сосредоточиться, чтобы осознать, какую именно часть Энрики придерживает его утратившая от холода чувствительность рука.
— О… Конечно. Вверх или вниз?
— А как тебе будет удобнее держать?
— Честно? Вот так.
Помолчала, будто напряженно размышляя. Потом вздохнула:
— Ладно. Неси так.
Глава 19
Надо было просто подождать два часа. Стиснуть зубы и перетерпеть. Но куда там!
— Что ты делаешь? — спросил Нильс, когда услышал чирканье спичек.
Он лежал на единственной в сторожке койке, тщетно пытаясь забыться.
— Тебе нужно согреться, — ответила Энрика, стуча зубами так, что слова еле различались.
Вывернув шею, Нильс увидел, что она разжигает печурку.
— Рика, перестань! — Он хотел вырвать спички из ее дрожащих пальцев, но лишь только шевельнул правой рукой, как плечо ошпарило болью. Нильс со стоном повалился на спину и закрыл глаза, обливаясь ледяным потом.
— И пулю надо вытащить, — шмыгнула носом Энрика. — Я воды нагрею.
— Кто-нибудь заметит дым, и за нами придут.
— Ой, да ладно, нас так и так убьют! — Очередная спичка загорелась, и Рика ткнула ею в печь.
— Это меня убьют, чего со мной еще делать. А с тебя платье сдерут и бросят солдатне на забаву. Погаси огонь!
Но Энрика огонь не погасила, и вскоре в сторожке сделалось тепло, светло и уютно. В углу отыскался котелок. Энрика нагребла на улице снега и поставила греться.
— Там, внизу, глянь, вроде сухпайки были, — сказал Нильс, отчаявшись спорить.
Энрика глянула и первым делом увидела красный шарфик, привязанный к стволу карабина.
— Я посчитал подлым отправляться на поиски в нем, — объяснил Нильс.
Энрика подняла голову, внимательно на него посмотрела.
— Когда вернёмся… — Она облизнула губы, пересохшие от волнения. — Что ты сделаешь?
— Уволюсь, — без раздумий ответил Нильс.
— А как же долг?
— Теперь у меня другой долг.
Она продолжала молча на него смотреть. Нильс закрыл глаза, не в силах выдержать этот взгляд.
— Фабиано — правитель Вирту, лидер и спаситель. Да, многие на него ворчат, но из ворчания каши не сваришь. По его закону ты обречена смерти. И я, поскольку отрекусь от своей миссии. Но другой палач в Вирту найдётся. А желающих свергнуть Фабиано — нет. Он безупречен, Энрика. Он ведет городок к благочестию и процветанию. А уж как он хитер — это я знаю не понаслышке. Если ему кто-то не по нраву, он найдёт способ от него избавиться. Поэтому не расстраивайся, что не успела выйти замуж. Если Фабиано решил, твоя смерть — вопрос времени. Но теперь ты будешь умирать не одна, это я обещаю.
— Но ведь он же торгует людьми!
— А как это доказать? Кто нам поверит?
— Книга…
— Где та книга?
— У Сесилии…
Опять замолчала. Сидит, свесив ноги в подполье, думает о чем-то.
— Если ты откажешься меня казнить… Тогда ведь тебя самого казнят?
— Или вернут в Ластер, что одно и то же.
Энрика вновь посмотрела в глаза Нильсу:
— Не отказывайся.
Нильс тряхнул головой, полагая, будто ему послышалось.
— Прости… Что?
— Если все равно смысла нет. Пусть он тогда считает, будто ты на его стороне. Помоги Лизе, если сумеешь. Постарайся найти доказательства.
Нильс повернул голову и стал смотреть в стену. Энрика тем временем спрыгнула в подпол, чем-то загремела.
— Осторожно, — прикрикнул Нильс. — Там гранаты, да и вообще…
— Фрукт такой? — высунулась Энрика. — Я аккуратно. Вот, нашла что-то.
Она выложила на пол несколько банок с консервами, упаковку галет, пачку чая.
— Молодец, — кивнул Нильс.
— Так ты обещаешь?
— Что?
— Что если меня кто-то и убьет, то это будешь ты.
Нильс вздохнул. Что за убогий мир, в котором нужно заключать такие договоренности!
— Зачем тебе самой это?
— Честно? Я до последнего буду верить, что ты что-нибудь придумаешь, и даже испугаться не успею.
Выбравшись наружу, Энрика отлила из котелка немного воды в тазик, нашедшийся под койкой. Потом сыпанула в котелок чая.
— А тебе кто-нибудь когда-либо говорил, что ты дура? — полюбопытствовал Нильс.
Энрика рассмеялась:
— Много раз, уже привыкла! Но это не ответ.
— Обещаю. Но при условии, что и ты мне кое-что пообещаешь.
Энрика отвлеклась от банки консервов, которую вертела в руке, и послала Нильсу вопросительный взгляд.
— Обещай, что если погибнешь, так только от моей руки.
Энрика обдумала предложение, щеки ее при этом покраснели.
— Обещаю! — И протянула ему банку с нарисованной на ней круглой розовой свинкой. — Откроешь?
— Не-а, — грустно сказал Нильс. — Ножа нет.
Через несколько минут они пили чай с пресными галетами. Энрика съела чуть не половину большой упаковки, прежде чем насытилась.
— Ненавижу это! — простонала она, повалившись на пол. — А представь, часа три назад я сидела перед столом с таким количеством еды, что можно весь Вирту накормить. И не хотела!
Нильс не нашёлся с ответом. Пожалел, что он — не Рокко, у которого всегда удачное словцо наготове.
— Снимай шинель! — подскочила Энрика. — Давай помогу.
— Нет, Рика, перестань! — застонал Нильс. — Ты же не собираешься правда вытаскивать пулю?
— Еще как собираюсь! — Она уже разрывала у него на плече рубаху. — Я однажды в детстве занозу посадила — знаешь, как загноилось? Мама плакала, говорила, что могла бы без ноги остаться. А тут — здоровенная такая штука! Обязательно надо вытащить… Ой, мама, крови-то сколько!..
Она побледнела, и Нильс уж испугался, что отважная врачевательница сейчас хлопнется в обморок, но обошлось. Энрика отошла, отвязала красный шарфик от карабина и намочила его. Вернулась. Наклонившись над раной, стала протирать. Нильс смотрел на ее сосредоточенное лицо, потом движение чего-то блестящего привлекло внимание. Из ворота платья выскочил серебряный кулончик на цепочке.
— Вот уж не думал, что ты так религиозна.
Энрика посмотрела на кулончик и улыбнулась:
— А, это Лиза подарила. Я и забыла про него сов… сем.
Энрика осеклась, заправляя кулончик обратно, и быстрым, судорожным движением прижала платье к груди.
— Я просто увидел кулон, — пробормотал Нильс и стал смотреть в стену.
Однако когда пальцы Энрики коснулись раны, боль снова заставила повернуться.
— Я ее даже не вижу, — пожаловалась Энрика так, будто Нильс из вредности пулю спрятал. — Сейчас попробую. Ты не кричи только, ладно?
Нильс не закричал. Левая рука дернулась к ране, но силой воли Нильс ее задержал. Поколебавшись, рука опустилась на спину Энрики. И боль сразу утихла — операция остановилась.
— Извини! — Нильс отдернул руку. — Дай мне что-нибудь, сжать…
Энрика дала ему чурочку. Нильс сжал ее до хруста, когда пальцы Энрики вновь проникли в рану. Закрыл глаза, стиснул зубы, понимая, что еще чуть-чуть, и он попросту отшвырнет от себя эту упертую скрипачку.
— Кажется вот! — выдохнула она, наградив Нильса еще одной ярко-белой вспышкой боли. — Почти-и-и…
Боль отключилась мгновенно, одновременно с хлопком двери. Правая рука согнулась в локте, потом разогнулась, отталкивая Энрику. Но она уже и сама отпрянула, вскрикнув.
— Who are you?! — Истерически завопил ворвавшийся в сторожку солдат с автоматом. — Where is our base? What is the f…
Рука сработала быстрее разума. Пока мозг отмечал непонятный говор, бесполезную в зимнем лесу камуфляжную форму зеленого цвета, тёмные полосы на смуглом лице, рука уже прянула вперед, с силой швырнув деревянную чурку.
Крик солдата раздался одновременно со звонким ударом дерева о лоб. Автомат без толку прострочил в потолок, бесчувственное тело рухнуло на пол.
— Попал… — выдала ошеломленно Энрика.
— Мы их, по секрету говоря, потому «попаданцами» и прозвали, — усмехнулся Нильс. — Они, как перенесутся, первые час-полтора шальные, глупые, не соображают. Чем угодно попасть можно.
Дверь приоткрылась, на этот раз медленно и аккуратно. Сначала в нее просунулись два «Desert Eagle», потом — шуба и, наконец, целиком весь Адам Ханн. Нильс почувствовал, как что-то больно толкает его в плечо и, повернув голову, увидел, что это Энрика пытается всучить ему другую чурку.