— Фабиано, надо полагать. А что?
Лиза молча показала в окно. Рокко, приподнявшись, разразился страшными ругательствами.
— Извини, — тут же сказал он Лизе и бросился запирать дверь. Не успел засов задвинуть, как в дверь заколотили.
— Карабинеры его святейшества! — послышался голос Томмасо. — Требую открыть дверь, иначе мы ее вынесем!
— Ты чего злой такой, Томмасо? — удивился Рокко. — Баба, что ли, не дала?
Говоря, он корчил Лизе грустные рожи, давай понять мимикой и жестами, что не он такой, жизнь такая, и приходится говорить с людьми, блюдя престиж. Лиза кивала и сложными ответными жестами поясняла, что понимает и вовсе даже не осуждает, и пусть Рокко уже делает, что ему заблагорассудится, лишь бы все закончилось хорошо.
— Синьор Алгиси, — отозвался Томмасо, — у нас приказ вас арестовать. Вас и вашу супругу. Прошу, не осложняйте нам миссию, иначе придется…
— Нет, ты объясни сперва, чем провинился-то? — воскликнул Рокко. — То, что Гиацинто в нужнике утоп, — это я не виноват, чесслово! Всю ночь, как дурак, дома просидел, шагу за порог не сделал.
Карабинеры за дверью пошептались, после чего Томмасо зачитал обвинение:
— Рокко Алгиси, вы обвиняетесь в убийстве Энрики Маззарини и Нильса Альтермана.
Рокко посерел, Лиза ахнула.
— Постойте…
— Открывайте дверь, считаем до трех. Раз!
— Э! — Рокко долбанул кулаком по двери. — Осади коней! Какое убийство? Чтобы я свою Рику убил? Вы там белены перекурили, что ли?
— Два!
— Томмасо! — взвыл Рокко. — Да что тебе этот толстозадый хрыч наплел? Все…
Одновременно со словом «три» громыхнули выстрелы. Кусок двери вылетел, переломился надвое засов. Рокко успел отпрыгнуть, схватил Лизу и, толкнув в угол, закрыл своим телом.
Карабинеры ворвались внутрь. Армелло, Эдуардо, Томмасо. Непроницаемые лица, оружие наизготовку. Армелло немедленно занял пост у лестницы, бросив беглый взгляд наверх и убедившись, что никого нет. Эдуардо остался у двери. Томмасо вышел на середину комнаты и, направив карабин на Рокко, сухо сказал:
— В сторону.
— В задницу, — возразил Рокко.
— В сторону, я сказал!
— А я сказал — в задницу! Хочешь стрелять — стреляй, пока меня не грохнешь, до нее пальцем не дотронешься.
Рокко кулаками уперся в стены, смотрел на Томмасо исподлобья. Как же глупо все… Ни тебе снадобья никакого под рукой, ни тебе чего. На полке рядом — сплошь травки безобидные. Эх, надо было себе понаделать всяких веселых штуковин массового поражения. А заклинания не дадут ведь произнести. Знают, что когда колдун бормочет, лучше выстрелить, перезарядить и снова выстрелить, чем ждать результата.
— Рокко, — зашептала сзади чуть живая от страха Лиза, — отойди! Он же убьет тебя!
— Ничего, — не отрывая взгляда от Томмасо, процедил сквозь стиснутые зубы Рокко. — Мы там потом с Диасколом порешаем, кто кого по итогу убьет.
Карабин дрогнул. Ага, бесстрашный карабинер, затряслись поджилки-то! Будешь теперь знать, что нельзя колдунов в угол загонять. Они там еще опасней становятся. Ах, если бы Аргенто проснулся!..
Рокко с тоской взглянул на висящие на стене часы. Начало двенадцатого… А колдун-то не раньше полудня встанет, воля у него — железная, а сон — богатырский. Значит, надо время как-то тянуть.
Но не успел Рокко придумать, как потянуть время — в дом хозяйской походочкой вошел Фабиано. Вслед за ним семенил неизменный Ламберто.
Томмасо, покосившись на начальство, приопустил карабин, и Рокко немного расслабился. Лиза вцепилась ему в плечи. «Не отдам, — шепнул он через плечо. — И не думай даже».
«И не думаю, — чуть слышно отозвалась Лиза. — Знаю».
Фабиано спокойно окинул взглядом обстановку, покивал, — мол, так оно и было задумано. Ламберто, прислужливый щенок, пододвинул ему стул, и его святейшество уселось.
— Вы б задницу-то переместили, ваше святейшество, — усмехнулся Рокко. — Стульчик хлипенький. Газики отойдут невзначай — и сами навернетесь, и нам убытки.
— У верховного жреца никогда не отходят газы! — топнул ногой Ламберто.
— Я и смотрю, весь раздулся, — сочувственно кивнул Рокко.
— Ламберто! — Фабиано, еще больше раздуваясь от злости, повернулся к младшему жрецу. — Спрячься в угол и молчи, пока я тебя не спрошу! Этот подлец и так любое дело превратит в фарс, ты ему еще своей глупостью помогать будешь!
Ламберто, злобно сопя, удалился в указанный угол. Фабиано, буквально вколотив его туда взглядом, опять повернулся к Рокко. Даже подпустил на лицо презрительную улыбку.
— Ну что ж, синьор Алгиси, вот и закончилась ваша веселая жизнь.
— Так это она была? — изумился Рокко. — Вот спасибо-то, что объяснили. А я, дурак, думал, траур на селе. Что ж теперь будет-то? Улыбаться с пятницы на субботу запретите, али малую нужду справлять в полнолуние?
Ламберто в своем углу кипел от гнева, но рта открыть не решался. Фабиано же будто и не слышал бравады Рокко. Достал часы, сверился с домашними.
— Вам должно быть любопытно, чем вызван ваш арест. Извольте, поясню. Озадаченный последними событиями, я произвел небольшое расследование, и вот что удалось выяснить. — Теперь Фабиано обращался к карабинерам, глядя на каждого по очереди. Чтобы посмотреть на Эдуардо, дежурившего у входа, ему приходилось поворачивать массивное тело, но он всем своим видом стремился показать, что это ему нисколько не в тягость, а даже наоборот. — Синьор Алгиси тайно от синьора Боселли имел сношения с колдуном Волькером Гуггенбергером…
— Да иди ты в пень! — возмутился Рокко. — Чтоб я Выргырбыра сношал?! Он же ж страшный, что твоя мать, если не хуже! Лиза! — Рокко повернулся к жене. — Честное колдовское — брешет!
— Он не о том, Рокко, — тихо сказала Лиза.
— Простите, синьор Алгиси, вы, кажется, назвали Гуггенбергера страшным? — заинтересовался Фабиано. — Что же в нем вас так напугало?
— Да как — что? — вытаращил глаза Рокко. — Морда мертвая, белая, говорит — будто ядом плюется, а как глянет…
Рокко осекся, сообразив, в какую ловушку его заманили.
— Вы слышали, синьоры карабинеры, — кивнул Фабиано. — Мне сегодня довелось пообщаться с синьором Гуггенбергером, который в точности соответствует прозвучавшему описанию. К сожалению, город Ластер, где живет этот человек, не признаёт Дио и находится слишком далеко, поэтому я никак не смог повлиять на ситуацию. Рокко продал скрипачку Энрику Маззарини, чтобы ее обманом выдали замуж за про́клятого принца и скормили дракону. А когда Нильс Альтерман отправился за ней — вы помните, как синьор Алгиси этому противился? — он самолично заплатил Гуггенбергеру, чтобы тот избавился от Нильса.
Рокко опустился на корточки — просто ноги подкосились. Лиза села рядом, сжимая ему руку. Взгляды карабинеров едва не разрывали Рокко на части.
— Но это лишь часть коварного плана, — продолжал все тем же спокойным тоном Фабиано. — Чтобы заманить Энрику в транспортировочный шкаф, синьору Алгиси пришлось состряпать целую аферу. Как оказалось, мой сын и Энрика Маззарини собирались пожениться. Глупые дети решили, что я буду против, и ничего не сказали. Но синьор Алгиси знал и подговорил свою названную сестру совершить немыслимую подлость. Она околдовала моего сына и женила его на себе. А когда, несмотря на сильное колдовство, мой сын попытался спасти свою возлюбленную, синьор Алгиси не то убил его, не то похитил и спрятал — это единственное, чего я пока не узнал. Но я хочу, чтобы все здесь присутствующие знали: я не намерен торговаться. Синьор Алгиси должен понести наказание за свои ужасающие преступления, и смерть — это еще очень милостиво. Поэтому, синьор Алгиси, не трудитесь, не пытайтесь меня шантажировать. Я готов идти на великие жертвы ради моей веры, ради Вирту.
Рокко, закрыв глаза, усмехнулся. Безупречно! Безупречно, Диаскол его задери! А объяснять сейчас что-то карабинерам — все равно что горохом в стенку кидать. Вон с какой ненавистью таращатся. Еще бы! Энрику-то все любили, а Нильс — какой-никакой командир.
— Встать, — сказал Томмасо.
Рокко посмотрел на него, перевел взгляд на Лизу, которая еще крепче вцепилась в его руку.
— Что будет с ней? — спросил Рокко.
Фабиано, спохватившись, повернулся к Лизе, которая на этот раз встретила его взгляд.
— Да-да, синьора Алгиси… — Фабиано задумался. — Ну, честно говоря, я не знаю, какую именно роль во всем этом играла она. Вполне возможно, оказалась невинной жертвой. Однако это не отменяет фактов: в монастырь она не пошла. Следовательно, никаких денег ее мать не получит. Полагаю, синьора Алгиси может наслаждаться положением вдовы, как и ее мать. Очень жаль…
— Нет! — перебила Лиза. — Все было не так. Я с самого начала помогала Рокко. Все, в чем вы его обвиняете — также моя вина.
— Ты что делаешь, дура?! — завопил, хватаясь за голову, Рокко.
— А что еще должна делать добропорядочная жена, когда правитель города и духовный наставник горожан, не моргнув глазом, клевещет на мужа? — повысила голос Лиза. — Моему слову никто не поверит, изменить я ничего не могу. Так значит, разделю судьбу! Детей у нас нет, бросать некого.
— Синьора! — погрозил пальцем Фабиано. — Вы обвиняете меня в клевете? Будьте благоразумны…
— А то что? — Лиза гордо подняла подбородок. — Два раза казнишь, лживый кусок сала?
Рокко мягко оттолкнул Лизу, подался вперед, глядя в глаза Фабиано:
— Рика и Нильс живы, — сказал он. — Они вернутся в двенадцать часов.
— Ложь, — усмехнулся Фабиано. — Гуггенбергер подтвердил их смерть. Энрику сожрал дракон, это происходит в половине двенадцатого каждый год, в один и тот же день. Нильса казнили.
Рокко вспомнил, как Гуггенбергер, разломав стул, бросился на поиски Энрики. Больше никаких сведений из Ластера не поступало. Что он, Рокко, мог поставить на жизнь Энрики, кроме своей веры?
— Они живы! — повторил он громче. — Какие проблемы подождать полчаса? Вот все и выяснится…
— Что-то я не вижу Ванессу, — перебил Фабиано. — Какую еще гнусность она успеет сотворить до двенадцати? Что вы задумали, синьор Алгиси? Нет, хватит, я не желаю слышать. Взять их обоих. Тащите на площадь и созывайте людей! Пусть видят, что бывает с теми, кто свой карман ставит превыше жизни человека!