Руки перестали дрожать, смычок решительно заметался по струнам. Ужас, дойдя до какого-то предела, перестал высасывать силы и начал отдавать их десятикратно. Энрика предельно ясно поняла, что единственное оружие против этой твари, которое почему-то, вопреки всем доводам здравого смысла, работает, находится у нее в руках. И руки обрели твердость.
Грубые фальшивые звуки рвали гулкую тишину пещеры. Неправильная, нелепая акустика только забивала барабанные перепонки невнятным гулом. «Концертный зал» оказался под стать золоченой скрипке. И только скрипачка выбивалась из этой гармонии. Каждое движение ее было оправданным, каждый порождаемый ею звук — на своем месте, каким бы уродливым ни был. Энрика играла «Реквием» до тех пор, пока не добралась до завершающей части. Той, где звуки должны были таять, постепенно сходя на нет, будто провожая душу Леонор в последний путь.
Энрика не позволила им угаснуть. И дракон содрогнулся всем своим гигантским чешуйчатым телом, когда вместо умиротворенного и смиренного финала скрипка разразилась яростным крещендо. Водопад звуков крепчал, каменные стены издали глухой стон, будто пробуждаясь от тысячелетнего сна.
Дракон заревел протестующе. «Не нравится? — думала Энрика, глядя в ярко-синие глаза. — А ты останови меня! Ну же, вон у тебя какая здоровая пасть. Хлоп — и все. Ни музыки, ни музыкантши».
Дракон раскрыл пасть, но Энрика заиграла еще яростнее, еще отчаяннее, и шагнула вперед. Пасть захлопнулась, а дракон — попятился. Реквием Леонор, превращенный в гимн самой жизни, расцветающей, несмотря ни на что, заставлял его отступать. Почему — этого Энрика не знала. Знала лишь, что в руках у нее оружие, а в сердце — вера. И пока то и другое не отказывается служить, будет и надежда.
Маленькая скрипачка медленно и упрямо двигалась вперед, а дракон — отступал. Пятился, трусливо оглядываясь, время от времени издавая жалкие рыки, тщась напугать, но вызывал только улыбку на губах и решительный блеск в глазах.
«А как же огонь? — думала Энрика, глядя на соперника. — Ты ведь одним дыханием можешь испепелить меня. Что тебе мешает? Чего ты так испугался?»
Один звук подсказывал другой. Энрика представляла себе армию лучников, выпускающих в дракона смертоносные стрелы, каждая из которых вспарывает воздух в своей особой тональности. Выстрел за выстрелом, выстрел за выстрелом…
Пол подпрыгнул под ногами. Энрику подбросило на месте. Не удержавшись, она упала, больно ударившись локтем. Уже лежа сообразила, что слышала грохот, похожий на выстрел из винтовки, но тысячу крат громче и сильнее.
С потолка пещеры посыпались камни. Дракон, одним стремительным движением развернувшись к черному зеву выхода из пещеры, заревел. На этот раз — куда решительнее. Там, снаружи, его ждал противник более сильный и опасный, чем Энрика Маззарини, но почему-то его дракон не боялся.
Еще один взрыв. Рядом с Энрикой с потолка упал булыжник. Чуть правее — размозжил бы голову. По полу пробежала трещина. Дракон, рыча, бросился из пещеры. Оглушительно топали гигантские лапы, но даже в этом грохоте Энрика различала что-то еще. Какой-то постоянный звук, гул, стрекот. Как будто миллион стрекоз одновременно бьют крылами над самым ухом.
Энрика окинула взглядом усеянное скелетами помещение и поднялась на ноги. Пол в пещере теплый, согрет драконом, но вот по ногам потянуло ледяным ветром. Опять туда, наружу, босиком на снег. Она уже привыкла мерзнуть за этот безумный день, потребовавший всех возможных и невозможных сил, и теперь, не раздумывая, шла к выходу. Туда, откуда доносился странный стрекот. Туда, где бесновался и рычал дракон, ревело пламя, рвались неведомые снаряды. Туда, где, судя по звукам, разверзлась сама преисподняя. С тем единственным оружием, которое дал ей Дио.
«Раз, два, три, четыре…» — закрыв глаза, мысленно считал про себя Рокко. Этому его тоже научил Аргенто. Хочешь сохранить сознание после смерти — сразу, как почувствуешь ее приближение, начинай считать, или стихи читать, или молитвы. Главное — полностью сосредоточиться. И тогда, представ перед Дио или Диасколом, смотря по делам твоим, сможешь, авось, о чем-нибудь договориться.
Рокко очень хотел договориться. Лучше даже с Диасколом. И плевать на бессмертную душу. Представлял, как возвращается из преисподней, весь в черном, с неизмеримыми силами, и одним взглядом испепеляет и Фабиано, и Ламберто, и этих троих карабинеров. Потом — потом неважно. Просто кто-то должен это сделать!
Но вдруг раздался звук, который заставил Рокко усомниться в собственной смерти. Как будто босая нога тяжело ступила на скрипнувшую ступеньку. Вот звук повторился. Снова и снова.
Рокко приоткрыл один глаз, потом — второй. Увидел разбитую рожу Фабиано. Жрец смотрел куда-то в сторону. Рокко повернул голову туда и вскрикнул: в воздухе перед ним висели три пули.
Топ, топ, топ… Рокко отшатнулся от пуль и посмотрел на лестницу, по которой медленно, степенно спускался Аргенто в халате.
— Си… Синьор Боселли, — пролепетал Фабиано. — Мы пришли арестовать вашего ученика, а он…
— Пшл вн, — махнул рукой колдун. От этого жеста он едва не упал, но физическая слабость никак не помешала его колдовской силе. Ураган, поднявшийся от движения, подхватил, поднял в воздух одного за другим трех карабинеров, Фабиано и Ламберто, и бросил их через дверь на улицу. Дверь с треском захлопнулась, да так и осталась, несмотря на сломанный засов.
— Вы поплатитесь! — заорал с улицы Фабиано, отплевываясь от снега. — Вы укрываете преступника! Посмотрим, как вы провернете свой фокус, когда сюда явятся все жители Вирту, жаждущие вашей крови, жаждущие отмщения!
— Псмтрм, — кивнул Аргенто и, сойдя с последней ступеньки, ухватился рукой за перила. Недолгий спуск, кажется, его укачал.
Но колдун быстро пришел в себя, потряс косматой головой, икнул и нашел взглядом Рокко.
— Скн ты с-н, — пробубнил Аргенто. — Гд-йэ мйи шл’хи?
«Рокко, милый, — перевел мысленно Рокко. — Не знаешь ли ты, куда подевались три прекрасные девы, услаждавшие часы моего досуга?»
— В церкви, — выдохнул Рокко. — Гиацинто ублажают.
— А. — Колдун зевнул. — Хршо… А я дмал, птрялись…
Шатаясь, как тяжело раненный человек, колдун двинулся в угол, где стояла, прижимая руки к готовому разорваться сердцу Лиза. Буквально повалился на полку рядом с ней.
— Звните, — услышал Рокко. — Счас…
Аргенто Боселли взял с полки пузырек с противопохмельным составом и выпил его залпом. Потом — второй, третий, четвертый. Покончив с последним, выразительно крякнул и тыльной стороной ладони вытер рот.
— Раз в году выспаться не дадут, — пожаловался он Лизе вполне нормальным голосом. — Что за народ? И что ты нашла в этом сопляке? — Он махнул рукой в сторону Рокко. — Вот ведь ничего же сам не может. Как припекло — давай на помощь звать.
— Никого он не звал, — дрожащим голосом возразила Лиза.
— Это ты так думаешь, — фыркнул колдун.
Рокко встретил взгляд Лизы и кивнул:
— Звал. Когда я в опасности, у Аргенто специальная монетка прыгать начинает.
— А если бы он не успел? — ужаснулась Лиза.
Рокко пожал плечами:
— Валялся бы я тут трупом хладным. Но с довольною лыбой, ибо набил перед гибелью рожу Фабиано.
Аргенто тем временем подошел к столу, взял с него блюдо для ведения разговоров и, критически осмотрев, плюнул на него.
— А ну-ка, — сказал он, когда поверхность блюда засветилась, — покажи мне вкратце, чего я там проспал.
«Все, — подумал Рокко обреченно. — Сейчас-то мне и конец придет».
Предчувствуя скорое расставание, он по широкой дуге обогнул колдуна, обнял Лизу и, зарывшись лицом в ее волосы, прошептал:
— Прости меня, Лиза. Но я так сильно накосорезил, что не быть нам вместе в этой жизни.
— Будем в следующей, — погладила его по затылку Лиза.
Аргенто, глядя в блюдо, опустился на стул, взял яблоко и аппетитно захрустел им. Усмехнулся чему-то, показанному блюдом. Нахмурился. Фыркнул. Рокко, затаив дыхание, наблюдал за лицом учителя. Смотрит — будто роман читает.
Наконец, Аргенто отбросил погасшее блюдо и перевел взгляд на Рокко.
— За одну ночь, — начал он, — ты успел отбрехать нас от ответственности за Энрику, провести в колодце трансляцию с Ластером, негодяйским образом подслушать ее, трижды осуществить сложнейший ритуал смены личины, споить монахиню, да еще и жениться на ней.
Рокко пристыженно опустил взгляд.
Аргенто, покачав головой, щелкнул пальцами. На столе перед ним появился лист бумаги, перо, чернильница и печать. Взяв перо, Аргенто что-то написал на листе в самом низу, дыхнул на печать и бережно прижал ее рядом с написанным.
— Держи, — протянул он бумагу Рокко. — Но сделай милость, никому не говори, что я тебя учил. Говори, что самородок. Или самовыродок. Это уж как на язык ляжет.
Рокко трясущимися руками держал в руках исписанную витиеватым почерком гербовую бумагу.
— Это — что? — прошептал он.
— Лицензия твоя, дурень, — вздохнул колдун. — Поздравляю. Взрослый стал, самостоятельный. Давай теперь, крутись, как хочешь, жену обеспечивай.
Распахнулась дверь, в дом влетела заснеженная Ванесса.
— Папка! — крикнула она. — Ты чего так рано встал?
— Подняли, — сказал колдун. — Ну а ты, бестолочь малолетняя, где была, чего видела?
— Кстати, да! — воскликнул Рокко, справившись с потрясением от созерцания вожделенной лицензии. — Где застряла? Меня тут чуть не постреляли по доброте душевной!
— Оно и видно, — усмехнулась Ванесса, с интересом трогая висящие в воздухе пульки. — Пап, оставишь так, а? Все украшение. А я где была… Ну, до церкви с сонным порошком сбегала, а потом — вдохновение началось. Такое, знаете, волшебное чувство, как будто изнутри распирает, и хочется добро творить направо-налево без всякого удержу!.. Ну и, в общем, пошла я и сожгла дом Фабиано.
Рокко радостно оскалился, Лиза ахнула, а Аргенто, грозно нахмурясь, встал и влепил дочери шлепка по мягкому месту.