Взрыв за взрывом. Дракона вколотило в скалу, камни посыпались сверху, с вершины утеса полетели растущие слишком близко огромные сосны. На лету они окутывались огнем и, не долетев до земли, превращались в уголья.
Вертолет больше не слушался команд. Натужно рокотал двигатель, корпус трясло, но земля неумолимо приближалась.
— А я ведь даже не успел никому передать свои знания! — рыдал сзади пьяный принц. — Свою великую мудрость! Эта сука погубила мне жизнь!
Энрика перестала замечать холод. Ей было даже жарко от одного вида огненного боя, развернувшегося в воздухе. Она знать не знала, что это за стрекочущая машина отважно бросается на дракона, но твердо верила в одно: лишь один человек отважился бы направить эту машину в бой ради нее.
Когда же вертолет врезался в стену и начал падать, плюясь в дракона страшными снарядами, Энрика едва сдержалась, чтобы не побежать туда. Нет, нет, ведь и дракон ринется туда, как только очнется.
От грохота взрывов заложило уши. Земля ходуном ходила, но Энрика устояла. Вертолет упал, взметнув облако снега. Много снега. Должно быть, повезло, и свалился в сугроб. Значит, наверное, он выжил. Должен был выжить! Какое он, в конце концов, имеет право умирать, пока жива она?!
Камнепад остановился, однако скала горела, подожженная немыслимой силы огнем. Из разлома, в котором исчез дракон, послышался вой, и вот показалась голова. Она зажмурилась, потряслась, будто не решаясь поверить в происходящее. Потом синие глаза распахнулись вновь, и дракон выскочил наружу.
Энрика набрала воздуха в грудь. Пора. Ее выход. Как бы там ни было, ее оружие пока — самое действенное.
Дракон, сложив крылья и, раздувая ноздри, пошел к утонувшему в снегу вертолету. Он одолел уже половину разделявшего их расстояния, когда грязный звук золоченой скрипки достиг его ушей.
Дракон замер, прислушиваясь. Повернул голову, увидел Энрику и совсем по-человечески застонал. Энрика не сводила с него глаз. Почему-то звучание этой скрипки не отпускает дракона. Манит, заставляет прислушиваться, злиться, страдать и — просить еще.
И Энрика играла еще и еще. Вокруг горели огни, дымились обугленные скалы, резвился холодный ветер, под ногами таял колючий снег. Над всем этим летала музыка, рождаясь здесь и сейчас. Не реквием, но песнь жизни, расцветающей, несмотря на смерть. И дракон, будто заколдованный, медленно пошел к Энрике. Улегся на брюхо. Страшная морда приблизилась, взгляд задумчивых глаз не отрывался от скрипки и порхающего над ней смычка.
— Ты вспомнила эту скрипку, но позабыла меня?
Услышав голос, Энрика вздрогнула и остановилась. Рассеялось волшебство. Дракон приподнялся, одним прыжком развернулся к стоящему слева Адаму Ханну. Адам в одной руке держал пистолет, а в другом, за шиворот, потерявшего сознание Торстена Класена. Энрика несколько раз моргнула, чтобы убедиться: это действительно он. Принц или, вернее, король сейчас больше напоминал котенка, вытащенного за шкирку из воды.
Адам ткнул пистолетом в висок Торстена.
— Что этот выродок тебе сделал? За что ты мстишь ему? Скажи! Давай покончим с ним раз и навсегда. Нет таких грехов, которые нельзя было бы смыть кровью. Ты ведь не ему мстишь, а себе. Мне. Ластеру.
Дракон распахнул пасть, надвинулся на него. Миг — и сожрет обоих, Адама и Торстена. Но Адам не дрогнул.
— Если таков твой выбор, я принимаю его! — закричал он.
Но кое-кто не принял выбора.
Звук выстрела заставил Энрику подскочить на месте. Пуля выбила искру из кожи под самым глазом чудовища. Дракон, утробно рыча, повернул голову и увидел Нильса Альтермана. Прихрамывая, он шел к дракону, держа перед собой пистолет.
— Нильс! — Энрика бросилась к нему.
Нильс даже не взглянул на нее, только остановился и левой рукой приобнял за плечи. Взгляд же его не отрывался от дракона, ствол пистолета слегка двигался, стараясь поймать на мушку глаз.
— Фрау Маззарини! — долетел до них голос Адама Ханна. — Сыграйте что-нибудь.
— Что? — закричала Энрика, отстранившись заранее от Нильса.
— Что-нибудь спокойное.
Спокойное, на такой-то скрипке… Да ей только тишину в осколки разбивать. Но попытка не пытка. Энрика под влиянием непонятного наития принялась исполнять один из гимнов Дио, на этот раз в точности так, как предписывали правила. И дракон будто превратился в статую.
Он стоял и слушал, огромный, непоколебимый. Наклонив голову, почти не дыша. Нильс тоже замер, держа на прицеле огромный синий глаз. Его рука вытянута над самым носом дракона, почти касается чешуи. Ни один из них не отступит, но музыка будто остановила время, и это безмолвное противостояние грозило обратиться в вечность.
Краем глаза Энрика заметила Адама Ханна. Уже без принца и без пистолета он встал справа от нее, и взгляд дракона вдруг обратился к нему. Без гнева, но с каким-то совершенно другим чувством.
— Это я забрал тогда твою скрипку, — тихо заговорил Адам. — Ты так ее любила, а этот подонок выбросил ее, обгоревшую, в мусорное ведро. Я нашел ее лишь чудом. Отнес мастерам, и они сделали все, что могли, обратив ее в памятный сувенир. В память о тебе я написал музыку, реквием, запись которого украсила стену филармонии. И я настоял, чтобы там было написано твое настоящее имя: Леонор Берглер. Для меня ты так никогда и не стала Леонор Класен. Да и для себя — тоже.
Адам одним шагом преодолел расстояние, отделявшее его от дракона и положил руку на тяжелую морду. Морда опустилась от этого жеста, в синем глазу появилась огромная слеза. Сомкнулись и разомкнулись веки, капля потекла по чешуйкам вниз, упала в снег, оставив дымящееся отверстие.
— Хватит, Леонор, — еще тише заговорил Адам. — Достаточно смертей, достаточно боли. Что бы ни произошло в прошлом, впереди — будущее. Вернись ко мне. Ведь все эти годы я ждал тебя, хранил память о тебе. Мы все совершаем ошибки. Но ошибка не должна определять нашу жизнь! И если сейчас ты снова стоишь перед выбором — выбери жизнь. Свою, мою, — нашу жизнь. Она не закончилась, Леонор. Она лишь стала короче на пятнадцать лет. Но разве это хоть что-нибудь значит? Когда я смотрел в твои глаза, каждый миг был равен вечности. Вернись. Я верю, что в твоем сердце еще достаточно любви, чтобы вернуться!
Гимн подходил к концу, и Энрика в панике думала, что делать после. Секундной паузы хватит, чтобы дракон пришел в себя и сожрал Адама. Но если тут же, не прерываясь, начать другой гимн, то не почувствует ли дракон фальши?
Адам Ханн подался вперед и коснулся губами драконьей морды. Энрика вызволила из неподатливой скрипки последнюю нотку и опустила смычок. Больше в игре не было нужды. Творилось совсем другое волшебство.
Нильс опустил пистолет, завороженно глядя, как тело дракона окутывается серебристым сиянием. Все ярче и ярче. Адам Ханн шагнул назад, прикрывая рукой глаза. Энрика зажмурилась и почувствовала, как большие и сильные руки прижимают ее к большой и могучей груди. Чтобы там ни творилось, здесь — точно безопасно. И Энрика, успокоенная этой мыслью, выронила смычок и скрипку, обняла своего палача и замерла, слушая странный звук, исходящий от сияющего дракона. Как будто колокольчик звенит, или даже несколько, но все — в лад. Вот звук исказился, затрепетал и как-то вдруг превратился в стон, в плач.
На душе сделалось тихо и мирно. Энрика отстранилась от Нильса, посмотрела туда, где только что был дракон, но от него остался лишь огромный продавленный след в снегу. А посреди этого следа, сжавшись в комок, дрожала обнаженная девушка. Светло-русые волосы развевались на холодном ветру, почти не удерживаемые серебряной короной с точно таким же рубином, какой украшал корону Энрики.
— Это — она? — шепотом спросила Энрика.
— Да, — шепотом подтвердил Нильс. — Это — Леонор Берглер. С ума сойти…
Адам Ханн, на ходу расстегивая пуговицы, подошел к девушке, стянул шубу и набросил ей на плечи. Девушка вскрикнула и подняла взгляд. Энрика присмотрелась к ее лицу. Милое, почти детское выражение. Глаза ярко-синие, даже в свете гаснущих огней это видно.
Без шубы Адам Ханн выглядел устрашающе. Энрика и подумать не могла, сколько под ней всего. Ножи и тесаки в ножнах расположены так, чтобы удобнее выхватывать. Разных пистолетов — штук десять, не меньше. И еще какие-то штуки, похожие по виду на лимоны из металла, — целыми гроздьями.
— Гранаты, — пробормотал Нильс. — Диаскол меня задери — гранаты! Мы падали в вертолете, а рядом со мной сидела живая бомба!
Энрика покосилась на него, но не увидела на лице злости. Только благоговейное изумление.
— Я как будто спала, — раздался тонкий голос Леонор. — Это все был сон, да? Ведь правда?
Застонал, поднимаясь, принц Торстен. Леонор повернулась на звук и с криком подскочила. Адам поймал ее, прижал к себе.
— Нет, родная, это было наяву. Но теперь все закончилось. И эта мразь больше не должна тебя заботить.
Принц некоторое время тупо смотрел на Леонор. Энрика вдруг испугалась, что он кинется к ней с воплями о неземной любви, но… Принц пожал плечами:
— Чего сразу «мразь»? Я же не знал, что она из этих, почитателей Дио! Представь себе, каково в брачную ночь узнать, что брачной ночи у тебя не будет, и вообще — воздержание еще на пять лет! Ну разумеется, я принял меры! Так кто ж знал, что она так рассвирепеет, застав меня с фрейлиной в новогоднюю ночь, опоздавшего к празднеству всего-то на десять минут!
Но никто его не слушал, даже Леонор. Повернувшись к Адаму, она спросила:
— И что, я убивала? Я правда убивала? Это не было сном?
Адам покачал головой:
— Нет, родная, не ты. Дракон. То чудовище, которое ты по недоразумению впустила в свою душу. А сегодня мы убили дракона. Я, мой друг Нильс и фрау Энрика. С ним покончено. Эй, Торстен! — крикнул Адам, глянув на принца. — Я ведь прав? Нильс Альтерман — герой Ластера?
Принц, понуро топчущийся на месте, махнул рукой:
— Да хоть птица-секретарь, мне все равно! Давайте отсюда выбираться. Кстати, как мы это сделаем? Вертолета нет, идти далеко… О, возможно, уцелела корона! — И он направился к обломкам вертолета. Но остановился на середине пути. На губах его расцвела улыбка: — Погодите-ка… Так что же, я теперь могу любить все, что пожелаю, и не будет никаких последствий?!