Тотальное беззаконие отнюдь не противоречило надлежащему ведению делопроизводства в карательных органах казарменного социализма. А что Солженицыну «забыли» сказать об этом — мелочь, эдакий, если хотите, пустяк. Мыслимое ли дело при таком огромном количестве врагов народа цацкаться с каждым из них в отдельности?
РЕАБИЛИТАЦИЯ
Сотрудники Главной военной прокуратуры только–только приступили к рассмотрению заявления Солженицына, когда произошло чрезвычайное событие — состоялся XX съезд КПСС, впервые основательно тряхнувший Главного
Конструктора казарменного социализма. И Солженицын немедленно пишет Н. С. Хрущеву:
«…XX съезд КПСС и речи, произнесенные с его трибуны руководителями ЦК, дают мне смелость обратиться к Вам…
…Единственный протокол моего следствия, составленный без искажения истины и без угроз, был первый. Он состоит из вопроса:
— Расскажите о вашей антисоветской деятельности?
И ответа:
— Я был и остаюсь предан делу Ленина.
Объективное рассмотрение моих писем
и записей, приобщенных к делу, убеждает в этом. Из них с несомненностью явствует, что, воспитанный с детских лет в духе ленинизма, я безоговорочно поддерживал политику нашей партии и Советского государства.
В преступление мне были зачтены содержащиеся в этих письмах высказывания (действительно, резкие) против господствовавшего тогда культа личности, против безмерного восхваления одного человека в ущерб творческому духу марксизма–ленинизма. Но культ личности ныне решительно осужден.
Я, действительно, тревожно переживал тогдашнее состояние наших экономической, исторической и литературоведческой наук, что пронизывает мои письма и записи. Но ныне с трибуны XX съезда товарищами Хрущевым, Микояном и другими членами ЦК признано как раз неудовлетворительное состояние этих наук. Больше не было никаких объективных данных для моего осуждения…
…17.9–55 г. объявлен Указ Верховного Совета об амнистии, по которому я должен был бы быть освобожден хотя бы от ссылки со снятием судимости, — но даже и этот Указ не применен ко мне без всяких на то объяснений.
Я ПРОШУ:
1. Полной реабилитации.
2. Возврата моих боевых орденов.
24.2–56 г. Солженицын А. И.»
В той же тональности были выдержаны письма Солженицына заместителю Председателя Совета Министров СССР Микояну, министру обороны маршалу Жукову и Генеральному прокурору СССР Руденко.
Надо сказать, что реабилитация Солженицына оказалась делом канительным. Причина ее годичной задержки была, по–видимому, не в одной лишь бюрократической волоките, а главным образом в том, что подобные жалобы и заявления в те дни писали многие десятки тысяч невинно пострадавших, тогда как не готовые к шквалу реабилитации органы прокуратуры и государственной безопасности в полном смысле слова изнемогали от перегрузки.
14 июня 1956 года помощник Главного военного прокурора полковник юстиции Прохоров обратился в КГБ с просьбой выполнить некоторые следственные действия, необходимые для принятия решения по жалобам Солженицына.
29 сентября заместитель председателя КГБ генерал–лейтенант (ныне — генерал армии) П. И. Ивашутин утвердил подготовленное старшим следователем капитаном Орловым заключение, согласно которому следовало «возбудить ходатайство перед Генеральным прокурором СССР о внесении протеста в Верховный суд СССР на предмет отмены постановления Особого совещания от 7 июля 1945 года в отношении СОЛЖЕНИЦЫНА А. И. и прекращении его дела по п. «б» ст. 204 УПК РСФСР».
28 декабря Главная военная прокуратура направила в Военную коллегию Верховного суда СССР надзорный протест за подписью генерал- майора юстиции Терехова, где ставился вопрос об отмене постановления ОСО НКВД и прекращении дела Солженицына по п. 5 ст. 4 УПК РСФСР, то есть за отсутствием состава преступления.
И, наконец, 6 февраля 1957 года Военная коллегия Верховного суда СССР (председательствующий — полковник юстиции Борисоглебский, члены — полковники юстиции Долотцев и Конов) вынесла определение, полностью реабилитирующее А. И. Солженицына, о чем его уведомили 2 марта по новому месту жительства: Владимирская обл., п/о Торфопродукт, деревня Мильцево.
КОММЕНТАРИЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТА ЮСТИЦИИ А. Ф. КАТУСЕВА
Можно было обойтись без вмешательства юриста, если бы у истории многолетних злоключений А. И. Солженицына не обнаружилось мало кому известное продолжение, вследствие чего на папке с надзорным производством по делу 2/2 № 369445 рядом с понятной записью «начато 3 февраля 1945 г.» соседствует более чем странная — «окончено 24 января 1974 г.».
Вызвано это тем, что в Прокуратуру Российской Федерации нежданно–негаданно поступило заявление:
«Из сообщения газеты «Комсомольская правда» от 5 сентября 1973 года я узнал, что писатель А. Солженицын занимается антисоветской деятельностью. Учитывая, что он уже ранее привлекался к ответственности за аналогичное преступление и ошибочно был реабилитирован, ходатайствую о привлечении Александра Солженицына к уголовной ответственности по ст. 70 ч. 2 УК РСФСР».
Ниже шли подпись «доброжелателя» — некоего гражданина Р., жителя Москвы, и дата — 5.09.73 г.
Из Прокуратуры России заявление Р. переслали в Главную военную прокуратуру, а там поразились — при чем тут мы? Ведь Солженицын давным–давно не служит в Советской Армии!
Между тем гражданин Р. взялся за Солженицына всерьез — вслед за первым заявлением он 12 ноября шлет грозную жалобу на имя Генерального прокурора страны:
«Более месяца тому назад из Прокуратуры РСФСР мне было письменно сообщено, что мое заявление направлено для рассмотрения в Главную военную прокуратуру.
Однако, в нарушение Указа П. В. С. СССР от 12.04.68 г., о результатах рассмотрения указанного заявления ответа от Г. В. П. я не имею.
Пожалуйста, внушите Главному военному прокурору, что законы Советской власти нужно неукоснительно и точно выполнять».
Из мифологии мы знаем случай, когда во время войны с галлами из–за молчания нерадивых собак защитники древнего Рима едва не пропустили врага и спаслись лишь благодаря истошному крику капитолийских гусей. Здесь напрашивается аналогия — коли правоохранительные органы, по мнению гражданина Р., хлопают ушами, спасение многострадального Отечества вынуждено становиться прерогативой наиболее сознательных его граждан. Знакомая песня?
Прочитав жалобу, тогдашний Главный военный прокурор генерал–полковник юстиции А. Г. Горный поручил сотрудникам пригласить к себе гражданина Р. и разъяснить ему, что вопрос, который он ставит, в настоящее время в компетенцию ГВП не входит. «Что же касается прошлого, — написал в резолюции А. Г. Горный, — то в силу закона к нему возврата быть не может. Р. это должно быть известно».
Последняя фраза генерала Горного нуждается в пояснении. Дело в том, что гражданин Р. большую часть сознательной жизни прослужил — где бы вы думали? — в органах военной прокуратуры.
Находясь в рядах Красной Армии с 1940 года, Р., имевший в ту пору образовательный багаж в объеме шести классов школы, сперва занимался чисто технической работой, а позднее, в 1943 году, стал военным следователем. В 1945 году он закончил заочную юридическую школу, пять лет спустя — Всесоюзный юридический заочный институт и посвятил следственной работе целых двенадцать лет, после него до увольнения в запас (август 1968 г.) в звании подполковника юстиции служил прокурором 7–го отдела Главной военной прокуратуры.
Казалось бы, дипломированный юрист обязан знать, что, будь ты хоть сто раз не согласен с определением Военной коллегии Верховного суда СССР о реабилитации Солженицына, возврата к старому нет. Почему же тогда Р. проявил упорство? Может быть, заочно обретенные и не столь уж прочные знания за двадцать лет выветрились из его головы. Или, что тоже нельзя исключать, он вознамерился таранить Солженицына, полагая, что независимый пенсионер может исходить не из норм закона, а прежде всего из собственных представлений о революционном правосознании. Точного ответа у меня нет, но одно мне совершенно ясно — Р. истово поклонялся Сталину, из- за чего воспринимал Солженицына как сосуд со скверной.
В конце ноября 1973 года Р. пригласили на беседу, в ответ на что он заявил, что «ему нечего делать в ГВП». Тогда ему без обиняков разъяснили, что заниматься старым делом Солженицына никто не собирается и что иного решения по его жалобам не будет.
Трудно сказать, как повел бы себя Р. в дальнейшем, если Вы Солженицына вскоре не выдворили из СССР.
Что впоследствии стало с Солженицыным, известно всему миру. Гражданин Р., естественно, менее популярен, поэтому напоследок скажу несколько слов о его теперешнем состоянии. Недавно один из старейших работников ГВП случайно встретился с Р. на улице, вежливо поздоровался с ним и был неприятно озадачен тем, что Р. не отреагировал на приветствие. «Не обижайтесь, — стеснительно вымолвила жена Р., державшая мужа под руку. — Он и меня не узнает».
Комментировать этот факт, по–видимому, нет необходимости.
Начальник Главного управления контрразведки (ГУКР) «Смерш», заместитель наркома обороны, генерал-полковник В. С. Абакумов
В. С. Абакумов на фронте
В. С. Абакумов на улице Берлина
В. С. Абакумов в побежденной Германии
В. С. Абакумов у памятника Бетховену в Вене
Встречи В. С. Абакумова с избирателями
В. С. Абакумов в служебной командировке
В. С. Абакумов до ареста
В. С. Абакумов. «Матросская тишина»
Письмо В. С. Абакумова «Товарищу Берия Л. П. Товарищу Маленкову Г. М.». Лефортовская тюрьма. 22.08.52 г.
Служебные пометки на письмах В. С. Абакумова
Письмо В. С. Абакумова «Товарищу Берия Л. П. Товарищу Маленкову Г. М.» от 11.10.52 г.
Лицевая сторона конверта письма В. С. Абакумова «Товарищу Берия Л. П.»
Оборотная сторона конверта
Справка о допросе В. С. Абакумова по делу Л. П. Берии