облюдать даже в отпуске. Но вот остальное… про остальное можно временно забыть. Потому неудивительно, что многие строили на это время самые радужные планы, главным в которых было – оказаться как можно дальше от паладинских казарм, капитана Каброни и тренировочного плаца. И вообще королевского дворца.
Младшим паладинам отпуск полагался в одно время – главным образом для удобства их наставников, которые получали три недели отдыха от своих подопечных и могли заниматься воспитанием только кадетов (которым как раз отпуск и не полагался, не заслужили еще). Для кадетов наступали тяжелые времена, когда младшие паладины разъезжались кто куда: ведь теперь тренировочные залы и плац поступали в полное распоряжение кадетов, а кадеты – в полное распоряжение наставников. И уж те отрывались вовсю. Благо кадетов было немного.
Итак, накануне первого дня осени двадцать младших паладинов разного возраста лихорадочно собирались, вытряхивая из сундуков всякий хлам, накопившийся за год, паковали дорожные баулы и обсуждали свои планы. В обеих спальнях младших паладинов стоял шум и гам, и посреди этого шума только один паладин не суетился, не строил особых планов и не обсуждал ничего, а просто валялся на застеленной кровати, закинув руки за голову, а ноги на спинку изножья, и мрачно смотрел в потолок.
Это был младший паладин Оливио Альбино, и его унылое спокойствие объяснялось попросту тем, что ему было некуда ехать. Он оставался во дворце, как и в прошлом году. И когда его сотоварищи, радостные и сияющие, по одному и по двое покидали спальню, навьюченные своими вещами, он монотонно отвечал им на прощальные слова вежливыми пожеланиями хорошо отдохнуть. Товарищам становилось стыдно, и они торопились поскорее уйти. Так что ближе к вечеру в первой спальне уже никого не было, только лежала в углу большая куча снятого с кроватей белья, а во второй, где жил Оливио, оставался только он. Правда, еще две кровати были не убраны: паладина Робертино и паладина Жоана. Ну, с Робертино-то понятно: он до вечера в университете проторчит, небось еще нагрузят его там заданиями на время отпуска, наверняка стопку книг притащит. Или вообще никуда не поедет, как в прошлом году было, когда Робертино долго колебался, что выбрать – отпуск или практику в больнице у знаменитого хирурга мэтра Пастеля, и в конце концов выбрал практику. А вот почему Жоан не торопится – вот это уже интересно. Он ведь уже целый месяц мечтательно вздыхал и строил планы на эти заветные три недели.
Оливио вздохнул, полез в карман и достал сложенный в четыре раза казенный конверт из серой бумаги, вынул из него письмо с печатями королевской учетной палаты, покрутил в руках, да и бросил на кровать.
Скрипнула дверь, и в спальне появился Робертино. Как Оливио и предугадал – со стопкой книг и пачкой каких-то брошюр под мышкой, которые он ссыпал на свою кровать.
– Привет, Оливио, – сказал он, снимая мундир и вешая на крючок.
Оливио в ответ вяло махнул рукой и, не вставая, спросил:
– Ты что, опять на практику остаешься?
– Да нет, я подумал и решил, что надо бы и домой съездить, я там три года не был. Вот заданий надавали… Придется все это с собой волочь. А ты как?
Не успел Оливио и ответить, как в коридоре раздался шум, и через несколько секунд в спальню ввалился младший паладин Жоан Дельгадо и с ним – высокий, худой мужчина с длинной косой соломенных волос, бородкой и в красно-черной мантии армейского боевого мага, с большой сумкой через плечо.
– О, а я думал, что тут уже никого нет, – сказал Жоан. – Привет, парни. Знакомьтесь – мой брат Джорхе, боевой маг его величества. Джорхе, это мои друзья, Робертино и Оливио. Ну, я тебе о них рассказывал.
Джорхе вежливо поклонился, с любопытством глядя на паладинов. Робертино ответил тем же, Оливио, по-прежнему не вставая, отсалютовал ему по-паладински.
– Очень приятно познакомиться, сеньоры паладины, – сказал маг.
– Взаимно, мэтр Джорхе, – Робертино улыбнулся. – Жоан тоже о вас много рассказывал.
Жоан прошел к своей кровати, Джорхе сел на скамью у дверей. Вытащив из-под кровати свой сундук, Жоан его раскрыл и принялся вываливать все, что было там, на кровать, кое-что запихивая в дорожную сумку. И попутно жаловался на жизнь:
– Съездили в отпуск, называется… Ну вы вообще представляете, какая это засада?! Вместо нормального отпуска нам придется вытаскивать из задницы этого идиота Микаэло!!! Вместо того, чтоб поехать домой, трескать виноград и персики, валяться на берегу Сальмы и ловить форель, мы должны ехать в эту трижды проклятую глушь, в эту жопу мира, эту варварскую Планину, и разбираться с той кучей дерьма, которую наш обожаемый долбанутый братец там наворотил!!!
Жоан в сердцах засунул в рот большую конфету, найденную в сундуке, и яростно заработал челюстями, хрустя орехами начинки.
Робертино и Оливио сочувственно вздохнули, Джорхе подергал себя за косу и возвел глаза к потолку:
– И ведь это не в первый раз, сеньоры… и даже не во второй…
– В прошлый раз он вляпался хотя бы в родной Фарталье, – буркнул Жоан. – Всего-то бате пришлось умасливать судью и градоначальника в каком-то занюханном городишке в Орсинье, забыл, как он там называется… Умасливать, чтоб этого шута фасолевого из тамошней тюрьмы выпустили, куда он загремел за то, что на винной ярмарке наклюкался как свинья позорная и побил все бочки, доказывая, что орсинское вино – моча по сравнению с нашим сальмийским лагримас ду соль. Ну оно, конечно, правда… но бочки-то было зачем ломать? Батя тогда тысячу триста реалов только за сами бочки выложил – за какие-то сраные бочки, мать их расперетак!!! Тысячу триста реалов!!! Мое, гадский еж, месячное жалованье!!! А еще вина пропало к хренам на восемь тысяч, и штраф, не говоря уже о взятках. Столько денег ухнуло к чертям горбатым, и всё из-за одного-единственного дубоголового полудурка! Одно только орсинское баловство Микаэло нашей семье в целых три эскудо обошлось!!! Да сам Микаэло столько за всю жизнь не заработает, потому как дурак беспросветный!!!
На брата Микаэло Жоан жаловался не впервые. Робертино и Оливио знали, что семейству Дельгадо, небогатым сеньорам домена Кастель Дельгадо, сильно не повезло с наследничком. Волей богов старший сын Джорхе оказался магом, а значит, по уложениям о наследовании короля Амадео Справедливого, домен наследовать не мог. А третьего сына, Жоана, определили в паладины, потому что традиция, всегда так было, что кто-нибудь из Дельгадо в каждом поколении по прямой линии уходил либо в паладины, либо в инквизицию. А едва Жоан прошел посвящение и пути назад уже совсем не осталось, как у Микаэло что-то в голове перемкнуло, и тут-то вся его дурь и проявилась в полный рост. Старый дон Дельгадо уже двадцать раз пожалел, что поторопился с Жоановым паладинством, и что не отправил в паладины Микаэло – того б там уму-разуму бы научили. Вся надежда оставалась только на дочку Аньес, на удивление рассудительную и умную для своих шестнадцати лет. Дон Дельгадо давно уже пытался испросить у короля разрешение исключить из наследования Микаэло и отправить того в монастырь или в армию (если его туда возьмут), а наследницей сделать Аньес. Король не хотел нарушать законный порядок наследования, но старый Дельгадо не оставлял надежды все-таки этого добиться. А сам лишить наследства старшего сына он не мог по внутренним законам провинции Сальма.
– Одна только надежда, что уж теперь-то король все-таки удовлетворит отцово прошение, – со вздохом сказал мэтр Джорхе. – Если окажется, что Микаэло в Планине наделал что-то политическое… или, не приведите боги, еще что похуже… По церковной части, например…
–Так вы еще сами не знаете, что случилось? – Робертино тоже выдвинул из-под кровати сундук и открыл его.
– В том и дело, что толком не знаем, – опять вздохнул маг. – Все, что нам известно – это что его там поймали в спальне дочки тамошнего князя. С какими-то отягчающими обстоятельствами. А потом он попытался сбежать… И при этом вроде бы развалил какую-то часовню.
Жоан поднял руки к потолку:
– О Дева, свет не видывал еще такого идиота… даже кадет Джулио – и тот поумнее будет!
При этих словах сунувшийся было в дверь спальни упомянутый Джулио быстро исчез, так что заметил его только Робертино. А еще он заметил, что Джулио прижимает к левой половине лица окровавленный платок.
– А что вообще Микаэло в Планине делал? – поинтересовался Оливио, все так же лежа на кровати.
– Путешествовал, идиот… Он у нас себя великим путешественником возомнил… Книг про путешествия начитался и сам решил прославиться, дубина самшитовая… – Жоан выгреб остатки барахла из сундука и теперь с недоумением рассматривал узорчатые женские чулки, которые он только что вынул из бумажного пакета с розовой ленточкой. – Хм… а это у меня откуда… и чье? По-моему, они даже ненадеванные… Пошутил кто-то по-глупому, что ли…
– Забыл разве? Ты же сам говорил, что просил кого-то из фрейлин купить модные чулки сестре в подарок! – с укором напомнил ему Оливио.
Жоан обрадовался, положил чулки обратно в пакет и завязал ленточку:
– А, точно, я же собирался Аньес подарок ко дню рожденья сделать. Спасибо, что напомнил, а то из-за придурка Микаэло всё из головы вылетело… Эх, и Аньес же, наверное, очень расстроилась… только одни боги знают, увижусь ли я с ней или по почте слать придется… Ух, доберусь я только до Микаэло, уж я его в бараний рог скручу, уж я ему таких люлей навешаю, что всю дурь выбью!
– Увы, Жоан, как по мне, дури у него на нас всех с избытком хватит, – мрачно усмехнулся Джорхе. – Проще убить.
– Да ты что, он хоть и дурак, но брат же все-таки. На такое я не пойду! – возмутился Жоан.
– Да я тоже, но вот насчет заколдовать его как-нибудь – это надо подумать. А точно. Превратить бы его в статую на месяц, и пусть в гостиной постоит в наказание. Я как раз недавно такое заклинание освоил, – мечтательно сказал Джорхе. – Оно, правда, кратковременное, но, думаю, если поправить в схеме нужный вектор, перенаправить немножко поток силы, внести петлю жизни и подключить поток маны от какого-нибудь амулета-накопителя… для начала на мышах потренироваться…