А вот реформы судебные… милиции… правоохранительных органов… А вот разделение властей, когда одна власть контролирует другую и не дает воровать… Вот тут уж стоп, вот эти реформы, судебную, правоохранительных органов и так далее, то есть реформы, призванные создать условия, при которых воровать в государственных масштабах будет невозможно, – вот эти-то самые главные реформы и не дали провести Гайдару. Как ни дрался за него Ельцин, Гайдара убрали.
Недаром после отставки Егор Тимурович озаглавил свою статью в «Известиях» – «Реформы закончены. Забудьте».
И вот мы имеем теперь, что имеем. Все положительное – изобилие в магазинах, частные предприятия, обмен валюты, свобода выезда за границу – это то, что успели сделать Гайдар и демократы за шесть месяцев. Остальное – деятельность нынешних депутатов, и хорошее, и плохое, депутатов, за которых вы голосовали. За партию, которую вы избрали главной. Значит, и ваша доля есть в нынешнем положении вещей. Несомненно.
А что касается вашей пенсии, то это позор! Я бы на годик-другой назначил депутатам Госдумы зарплату размером с вашу пенсию – 6787 рублей 09 копеек. Да и губернатору вашему на два-три годика. Совесть надо иметь, а не валить все на «лихие девяностые». Столько лет у власти! Исправьте то, что кажется вам неправильным. Ведь ваших заклятых врагов, которые хотели лишить вас места у кормушки, – Гайдара, Ельцина, Сахарова, Старовойтовой, Немцова – давно уже нет на этом свете, исправьте! Ан нет…
…Вот, видимо, что я мог бы написать в ответном письме Нине Ивановне.
Но надо и на себя посмотреть критически. Чего мы хотели? Убрать власть, которая довела страну до ручки. Убрали. Построить новое демократическое государство. С честными выборами, с многопартийной системой. С частной собственностью.
Легко сказать. Мы хотели изменить государственный строй. Но на пути этого изменения – миллионы препятствий.
И первое препятствие – непонимание большинством или частью народа необходимости дальнейшего реформирования всей системы. Ведь что главным было для людей – чтобы стало легче, хотя бы чуть-чуть легче жить. Оно и стало: очередей нет, нет дефицита, можно купить все – от мыла до самолета, были бы деньги. Можно ездить, куда хочешь, говорить, что думаешь… Ну, в общем-то, и все… Вот и стоп реформам. Недоизмененная система несколько демократизировалась. Но и дала возможность обогащаться за счет воровства, за счет народа, породила коррупцию…
Никогда не забуду, это было в день всеобщего ликования – в день возвращения Горбачева из его заточения в Форосе, – мчались мы в машине в Кремль. По улице Горького, ныне Тверской. На съезд народных депутатов СССР, где выступать должен был Горбачев. Едем. Красный свет. Встали. Рядом с нами – грузовичок. Водитель узнал нас – и говорит:
– Ну что ж, даем вам полгода. Поздравляю! С победой! Налаживайте!
И поехал…
Да, так думали многие:
– Все! ГКЧП повержен, коммунисты убраны из власти, теперь-то и пойдет дело.
…Наивная вера в чудо, которое кто-то «наладит». Один из первых шагов реформаторов – отпуск цен в свободное плавание. Цены начали расти. Безумно. Заоблачно. Большинство стало нищать… Магазины полны товаров, а купить невозможно… Изобилие товаров российских, наших, – когда еще наступит, – тогда, когда экономика поднимется на новой рыночной основе… Здесь масса препятствий… А цены растут, растут… Коммунисты «выходят из окопов», опять повсюду красные флаги, митинги с кровью… Ваучеры, которые большинство продает, пропивает или прячет на черный день, и ловкие ребята у метро – с табличкой «Куплю ваучер» – скупали, скупали их сотнями тысяч, миллионами. Вот и появились первые богачи, олигархи.
После ухода коммунистов казна пуста, все сбережения народа на сберкнижках. А выдавать-то нечем! Гайдар объявляет: «Ваши суммы, написанные в ваших сберкнижках, – ничем не обеспечены, это пустые цифры…» Всеобщее возмущение… «Гайдар – вор!»
И вот одна из главных тогдашних ошибок правительства и наша: необходимо было выпустить облигации на исчезнувшие суммы с обязательством отдать по мере накопления все сбережения. Вот этого сделано не было, обошлись просто обещанием когда-нибудь вернуть… А мы, депутаты, пошли на поводу, не проявили настойчивости, ибо не чувствовали себя достаточно компетентными… «Демократы – воры!» появляется лозунг.
И кто виноват? Конечно, мы. Не вняли доказательствам Гайдара. Некомпетентны были. Так что ж, депутат должен быть компетентным. Ну, и так далее…
о, вот оно, вот оно, знакомое дребезжание в коридоре… Везут! Везут! Везут капельницу.
Систолы!
Или как-то еще… Эпистолы! Мать честная! На штативе висят две здоровенные бутылки, полные прозрачной жидкостью…
– Еще раз здрасте, Олег Валерианович. – Это сестра, молоденькая, Катя ее зовут.
Да, кажется, так ее имя. Катит этот штатив с дребезжащими здоровенными бутылями. Крахмал халатика, белая косынка, белокурые волосы.
– Здрасте. Это что же, сразу две бутылки в меня зальете?
– Нет, нет… Ха-ха-ха… Сначала одну, а уж потом вторую.
– Так это сколько времени-то займет? Часа два?!
– Ну, уж не меньше! Давайте-ка поработайте-ка кулачком.
– Работаю уже.
Сжать – разжать.
Надо сказать, поставить капельницу, ввести иголку в вену – это большое искусство. Как-то раз в другой больнице – там я с сердцем лежал – сестра аж стенку, у которой я лежал, залила кровищей, а воткнуть в вену иглу никак не могла, больно, больно, а потом синяк на полруки. А сейчас Катя так умело все делает, даже не замечаешь момента укола.
– Как, все?!
– Ну да… Во-о-от… Не мешает? Нигде? Ну, лежите спокойно, рукой не шевелите.
– Катя, простите, говорят, что скоро в связи с «реформой» всех медсестер переводят в разряд нянечек?
– Да, вроде хотят… И зарплата, как у нянечек, то ли четыре, то ли пять тысяч.
– И как же вы?
– А что я? Одна я, что ли? Вон, у нас на отделении в одно дежурство три сестры – ну, мы и решили: если так сделают, найдем себе другую работу, ну, не сестрой, так еще кем-нибудь, мало ли…
– А кто ж тогда будет капельницы ставить, лекарства разносить и так далее?
– А вот пусть врачи сами все и делают! Только, думаю, больные взбунтуются, да? Русский бунт – бессмысленный, жестокий!.. Ну да ладно, лежите смирно! Я буду приходить, проверять. Пока.
И ушла.
Как-то в другой больнице сестра, ставя мне капельницу, пошутила, напугала неопытного новичка:
– Видите, вот в этой прозрачной трубочке жидкость, да?
– Да, вижу.
– Ну, так вот, следите за уровнем! Жидкость закончится, вы увидите, бутылка пуста, и трубочка почти пустая, только в самом конце ее есть еще что-то – так следите, чтоб вслед за последней каплей не вошел в вену воздух, – тогда вам конец! Следите и кричите! – И ушла.
Я с напряженным ужасом смотрел на трубочку, следил, как уровень лекарства приближается к иголке – к моменту мгновенного моего ухода на тот свет, но тут появилась сестра и, посмеиваясь, сказала, что пошутила, что давление внутри человека остановит в нужный момент поток лекарства в трубочке.
– А вы, Олег Васильевич, испугались, а? Ха-ха-ха…
Да, дурак ты, боцман, и шутки и тебя дурацкие!
…Убийцы в белых халатах…
Помню, помню это время, этот холодный ужас… Пустую аптеку, что в московском нашем доме, Покровка, 11, ибо лекарства – отравлены врагами народа, евреями-врачами, космополитами безродными, потому-то и не ходят люди в поликлиники и врачей на дом не вызывают – убьют, отравят врачи-то, как убили Жданова, Горького, Куйбышева.
Помню, помню эти фильмы… «Суд чести», например. Фильм об опытах генетика-еврея ненавистного… «Муха дрозофила… Красные глаза, синие глаза… У-у-у… космополиты безродные» – это фраза положительного героя из этого фильма… Кинотеатр «Колизей», что на Чистаках… МХАТ мой любимый – «Чужая тень», «Илья Головин»… В финале «Чужой тени» Ливанов – академик, совершивший ужасный поступок, – поведал о своем открытии коллеге-иностранцу, за что и был отстранен от работы, рыдал от счастья, ибо его друг-академик говорит:
– Мне позвонил мой товарищ из ЦК и сказал, что, несмотря на ошибку, допущенную тобой, партия верит тебе и доверяет тебе дальнейшую работу. И судя по тому, как он мне это сказал, я понял, КТО ему это сказал.
Айванов поднимал потрясенный взор свой наверх, на яркий софит. Ждал, когда от нестерпимо яркого света навернутся слезы. Затем давал слезе скатиться по щеке и:
– Идемте!
– Куда?!
– Я говорю, идемте в лабораторию!!!
И уходил, выпрямившись, но нагнув голову, словно бык, бодающий врага. В данном случае космополита безродного. В те времена все понимали: безродный космополит – это завуалированное обозначение еврея… От евреев исходила жуткая опасность, жуткая. Поэтому евреев не принимали в военные училища, в университеты… С работой тоже было сложно.
Ленинград. Год где-то сорок девятый, пятидесятый. Зима. Еду в троллейбусе. На остановке напротив Витебского вокзала входит парень. Крепкий, румяный, меховая шапка набекрень. Воротник меховой. Разрумянился с мороза. Ну просто с какой-то кустодиевской картины. Троллейбус полупустой. Даже есть свободные места.
– Билетики берем, товарищи, билетики. – Это кондукторша, увешанная бумажными билетными рулонами. – Берем билетики. Товарищ, берите билетик.
– Что? Ты чего, жидовня, кричишь? Билетик тебе? А вот это не хочешь?!
Парень делает неприличный жест.
– Не хочешь, а?
Кондукторша – темноволосая, черноглазая, можно сказать, красивая женщина, но немножко нос подкачал, правда, великоват.
– Что?! Что вы себе позволяете?..
– Позволяете?! Я тебе сейчас, жидовка, позволю!!!
А троллейбус, подергивая и гудя, уже едет.
– Я те покажу! А вы что? – Это пассажирам. – А вы что? У-у-у, пархатые!
И, держа в вытянутых руках воображаемый автомат Калашникова, руками влево-вправо:
– Та-та-та-та-та… Только дернитесь, та-та-та-та-та!!!
Пассажиры, и я в том числе, молчат… Кто в окно с пристальным интересом: ах, какие красивые здания!.. Кто книжку читает, не оторваться. Кто изображает спящего. Крепко спящего, лишь бы не встретиться взглядом…