Дело было накануне визита в диспансер. Созвонившись с подругой, он договорился встретиться с ней в торговом центре – там можно и в кино сходить, и в кафешке посидеть. Времени до встречи было предостаточно, и Павел решил прогуляться туда пешком – всего-то пара километров. Опять же, в маршрутках и автобусах всегда много народа, а людей он не то чтобы не любил – просто личное пространство есть личное пространство.
На город спустились весенние сумерки, и тени деревьев легли на дорогу, что шла вдоль старого городского кладбища. Глянув – не опаздывает ли – на экран телефона, Павел убрал его в карман и огляделся по сторонам. И застыл на несколько мгновений. Миновав центральные ворота кладбища, в его сторону направилась рослая фигура. Испугало Павла не телосложение – сами знаете, многие парни плечисты и крепки. Многие носят… нет, я про спортивный костюм и кроссовки. Ну мало ли среди них бритоголовых. Паша и сам не жаловался ни на комплекцию, ни на умение зарядить с правой в челюсть, так что вовсе не перспектива развития нехитрой многоходовочки, традиционно начинающейся с «сигаретки не найдется?», его так взволновала. Дело в том, что пацан был весь из себя какой-то нечеткий. Нет, не мутный в расхожем понимании этого слова. Просто его силуэт периодически смазывался и плыл. А еще – сквозь него просвечивали далекие огни светофоров и уличных фонарей, что уже успели зажечься.
– Баныкинский призрак! – выдав вслух фаллодефицитное наречие, подумал Паша. В городе действительно поговаривали о том, что на Баныкинском кладбище объявился призрак какого-то криминального авторитета, пришитого в самый разгар девяностых во время очередной разборки.
Павел прибавил ходу, но призрак не отставал. Хотя с виду особо и не торопился. Просто стоило на несколько секунд от него отвлечься, глядя под ноги, – и он рывком сокращал расстояние. На переходе около торгового центра Паша чуть не угодил под колеса, спеша перебраться на другую сторону на красный свет. Вздрогнул от громкого автомобильного сигнала, метнулся вперед на тротуар, обернулся – никого. Призрак исчез, словно и не было его никогда. И только водитель «Гранты», заглохшей от резкого торможения, с чувством выдавал Павлу образное и яркое оценочное суждение, а также описывал, как именно он будет его любить, когда догонит.
– В общем, свидание я отменил, – закончил Павел. – А сегодня с утра бегом к вам на прием, сдаваться. Ну на фиг такие галлюцинации!
– У меня к тебе несколько вопросов перед тем, как мы к чему-либо придем, – сказал я. – Он тебе что-нибудь говорил, этот призрак?
– Нет, все было в полной тишине.
– Ты в эти дни циклодол не принимал?
– Нет, доктор, я же нормально ежемесячный укол переношу, мне циклодол не нужен.
– И запоя, как я понимаю, в прошедшем месяце у тебя тоже не случалось.
– Ну что вы, какой запой!
– У тебя голова в последнюю неделю не болела? Давление не поднималось?
– Да я вообще не знаю, что это такое! – воскликнул Павел. – Нет и не было никогда.
– Тогда не вижу причин тебя госпитализировать, – развел я руками. – Смотри сам: твоя болячка зрительных галлюцинаций сама по себе не дает. А других явных поводов для их возникновения вроде не имеется – ни геральдического наркологического зверька, ни передозировки лекарства, которое могло оказаться галлюциногеном, ни сосудистых причин. Ты сам-то про этот призрак много чего слышал?
– Да нет, разок-другой мельком что-то было – то ли говорили, то ли писали.
– Много потом про это думал?
– Да какое там! Услышал и забыл.
– Вчера, пока шел по дороге, перед самой встречей сильно волновался? Может, близость кладбища пугала?
– Да я мертвых как-то не опасаюсь, доктор. Все больше живых.
– Значит, и психогенный фактор тоже можно не рассматривать. Да и склад личности у тебя не тот. Во всяком случае, точно не истерический.
– Тогда что же это было? – спросил Павел.
– Не знаю, – честно ответил я. – Будем считать, что ты действительно видел призрак. Только не спрашивай меня, что он есть такое. Этого я тоже не знаю, а повторять за другими про информационно-энергетическую сущность, астральное тело и феномен суперпозиции торсионных полей я не буду.
– И что мне теперь делать?
– Живи, как жил. Приходи раз в месяц на прием и на укол, как и раньше. Перед девушкой извинись. Ну и постарайся больше мимо кладбища не ходить – тебе же спокойнее будет.
– А вы что-нибудь собираетесь с этим призраком делать? – уже уходя, поинтересовался Паша.
Я представил спецбригаду, севшую в засаду на кладбище, и рассмеялся:
– Нет, Павел. Да и что ты предлагаешь с ним сделать? Для экстренной госпитализации этого нечеткого пацана причин нет: он ведь прибить никого не пытается, суицида от него тоже ждать не стоит, поскольку все плохое, что могло, с ним уже случилось. И это не говоря уже о проблемах транспортировки и содержания в стенах отделения.
– Но вот так людей пугать – это тоже не дело! – с обидой воскликнул Павел. – Так ведь и с ума свести недолго!
– Я понимаю, что теперь ты жаждешь крови… вернее будет сказать – эктоплазмы, – покачал я головой. – Но, представь себе, во что превратилось бы наше уютное учреждение, если бы мы отлавливали сюда все, что сводит людей с ума. Инопланетяне, призрак этот, белочки и прочие зверюшки, агенты иностранных разведок… Да одних вишневых «девяток» целый автопарк бы набрался! В общем, ступай и не переживай. Но уж если он продолжит тебя доставать – приходи. Справимся. Опять же, будет железная причина.
Я в три раза умнее!
Психиатрическая медкомиссия – это источник постоянного недовольства со стороны тех, кто ее проходит. Причем вне зависимости от результата. Кто-то сетует, что нашли противопоказания. Кто-то, напротив, пеняет докторам на то, что слишком многих допускают к недопустимому, когда те требуют непотребного. Мол, это из-за вас первая российская беда катается по второй безо всяких ограничений, не говоря уже о том, кто нами управляет и сочиняет всякие законы и постановления. Кто-то недоволен тем, что ему на комиссии задавали много вопросов. Кто-то расстроен тем, что задавали мало – дескать, а поцеловать… тьфу ты, за жизнь поговорить?
Для психиатра же медкомиссия – это потеря целого часа рабочего времени, которое он мог бы потратить на своих пациентов, ждущих около его кабинета. И постоянный конфликт с теми, кому машину водить можно только маленькую и только за собою на веревочке. И необходимость время от времени долго и подробно объяснять, почему человеку нельзя работать тем, кем ему так хочется.
Например, охранником. Эта работа, с виду непыльная и несложная, в последнее время стала очень популярной. А что – деньги платят не совсем уж никакие, график сутки через трое, форму и оружие выдают. Прохаживайся с важным видом и охраняй вверенное тебе имущество от остальных граждан, которым не так повезло с трудоустройством и вообще по жизни.
Пришел тут однажды на медкомиссию паренек. Хочу, говорит, в охрану устроиться. А то больше не берут никуда, я уже пробовал. Мой коллега Денис Анатольевич, который к тому времени успел уволиться из спецбригады и осесть в амбулаторной службе, пригляделся внимательно: что-то лицо мне ваше знакомо, мил человек. О, а вот и амбулаторную карту регистратура несет. Ну точно, мой участок. Что там? Ага, вспомогательная школа, курсы, попытки устроиться на работу, жалобы и запросы от работодателя, госпитализация, еще одна… А, так это вас мы тогда ловили по всему Новому городу! Это называется – был в расстроенных чувствах? Ну хорошо, тогда я могу сказать, что имею некоторое отношение к медицине.
Денис Анатольевич попытался объяснить, что дебил с оружием – это… как бы помягче сказать, чтобы не упоминать гранаты и теорию Дарвина? И не надо так возмущаться, я не обзывался, я лишь озвучил уточненный диагноз. Ах да, в нем еще про психопатоподобное поведение было, но это уже детали. Со зла диагноз поставили? Просто маму не слушался и в школу не любил ходить? И на работе работать заставляли? Ну хорошо, вот вам направление к психологу, пройдите тесты и возвращайтесь, продолжим разговор.
Через пару дней парень вернулся. Денис Анатольевич, прочитав результаты психологического исследования, развел руками – без обид, молодой человек, диагноз был установлен верно. Поэтому оружие вам доверять никак нельзя. Показатели интеллекта, знаете ли, невысоки, не говоря уже о поведенческих реакциях.
– Это у меня интеллект маленький?! – взвился парень, доставая из замызганного полиэтиленового пакета какие-то бумажки. – У тебя-то самого, Денис, сколько дипломов? Один, диплом врача. А у меня – целых три! Вот, гляди! Это – диплом слесаря! Это – диплом сварщика! Это – диплом плотника! Три, видишь? Значит, у меня интеллекта в три раза больше, чем у тебя!
– Ну вот поэтому я тоже не иду в охрану, – философски заметил Денис Анатольевич, стараясь не улыбаться. – Интеллектом, понимаешь ли, не вышел. Там с этим строго.
Как вылечить ипохондрика
Бывает довольно сложно предугадать, насколько далеко зайдут последствия сделанного тобою – будь оно сделано с умыслом или же, что случается гораздо чаще, по недомыслию. Динамит вон тоже с благой целью изобретался (по крайней мере, так было заявлено) – и что в итоге? Наши соотечественники в этом плане чуть более предсказуемы, поскольку в большинстве случаев имеют на выходе или автомат Калашникова, или самогонный аппарат, но тоже способны время от времени поразить воображение. Это я к чему? Да к тому, что даже не знаю, что сделают с человеком, который когда-нибудь изобретет эффективный способ лечения ипохондрии. То ли его зацелуют, искупают в овациях и отольют в граните родственники болящих и их лечащие врачи, то ли слезно поблагодарят, а потом тихонько прикопают сами ипохондрики. Как же так – ничего не болит, не свербит, не ломит и не щемит! И как теперь со всем этим жить?
Коллега тут однажды рассказывала об одной из своих давнишних пациенток. Был ли на ее памяти такой день, чтобы Зоя Ивановна не умирала от чего-то мучительно неизлечимого? Да ни одного! Хотя нет, постойте. Было, было целых два раза, когда она выписывалась из отделения неврозов, цветущая от внимания тамошних мужичков-пенсионеров, растроганная слезами счаст