Второй вывод как раз касается самоидентификации. Приходя на прием, Галина рассказывает, как у нее обстоят дела, как самочувствие, получает лекарства и всякий раз уточняет:
– Только вот этих таблеточек мне, пожалуйста, выписывайте не две пачки, а одну. Я же не Мерилин Монро!
Свою непохожесть на Мерилин Монро она подчеркивает всегда. Было время, когда она приносила с собою литературу, посвященную биографии звезды, и знакомила меня с отдельными ее эпизодами. Не забывая в конце монолога подчеркнуть – мол, вы же видите: у меня совсем другая ситуация! Я всякий раз кивал, соглашался, что теперь, когда она посвятила меня в подробности, перепутать будет сложно: два разных человека, если приглядеться повнимательнее! Галина уходила успокоенной: раз уж и доктор подтверждает, значит, все в порядке.
Однажды она, придя с очередным визитом, получила рецепты на лекарства (помните, доктор, – одну пачку и одну ампулу, я же не Мерилин Монро!) и пошла с ними в аптеку, а я вышел на крыльцо. Погода стояла отменная, и лишь ветерок, что время от времени начинал кружить опавшую листву, обещал вскоре привести за собою осенний дождик.
Галина показалась в дверях минут через пять. Очередной порыв ветра застал ее, когда она спускалась по ступенькам, сосредоточенно о чем-то размышляя. Придержав подол юбки, она сердито глянула в осеннее небо, погрозила пальцем и строго сказала:
– Ты что творишь! Я же не Мерилин Монро! – И, обернувшись ко мне, попросила: – Доктор, ну хоть вы ему скажите!
– Подтверждаю: она не Мерилин Монро, – кивнул я, обратившись в пространство. – Так что нечего человека индуцировать!
Воцарилась тишина. Притихли спешащие на медкомиссию посетители, втянув головы в плечи и стараясь проскользнуть мимо нас с Галиной как можно незаметнее. Притихла парочка пациентов из дневного стационара, что вышла на перекур и весело обсуждала новости чуть поодаль. Притих даже ветер. Не иначе устыдился.
– То-то! – воздела перст Галина и, обернувшись ко мне, кивнула: – Спасибо, доктор.
Забирайте своего друида!
У ряда наших пациентов складываются интересные и порою весьма непростые отношения с миром растений. Кто-то дискутирует с диффенбахией в моем кабинете, нимало не смущаясь присутствием моей коллеги, кто-то пытается добиться взаимности от дриады, и его в итоге снимают с дерева, кто-то и вовсе превращается в гусеницу, и спецбригаде приходится выручать человека, пока тот окончательно не окуклился.
На этот раз Дениса Анатольевича и его орлов наряд полиции вызвал в один из городских парков – мол, приезжайте, клиент уже того. Скоро перезреет. Нет-нет, не ошиблись. Нет, не просто хулиганит. Что делает? С деревьями разговаривает. И не только. А что еще? Да вы приезжайте, сами увидите.
Как выяснилось позже, Игорю, главному герою и виновнику этого вызова, психиатрия была знакома не понаслышке. Правда, пара госпитализаций ни любви к этой отрасли медицины, ни понимания, что лечиться надо не только в стационаре и под присмотром, не добавили. Поэтому, когда он решил в очередной раз обогатить городскую канализацию месячной нормой таблеток, это, возможно, несколько уменьшило процент обострений психических заболеваний у местной аквафауны, но лично ему на пользу не пошло. Опять же, «Жигулевское», хоть и натуральный продукт, но не вполне адекватная замена назначениям доктора.
Поэтому через некоторое время он с тревогой заметил, что деревья в городе ведут себя неправильно. Ведь дереву что положено? Правильно, расти. Зеленеть. Цвести по весне, завязывать там, что им полагается завязать, чтобы по осени невозбранно сорить сначала всякими плодами и семенами, а затем пожухшей листвой. А эти чем занимаются? Нет, они, конечно, зеленеют. Но только для вида. Бдительность, так сказать, усыпляют. А сами – следят.
Игорь тоже стал внимательно следить в ответ. Итоги слежки были неутешительны: оказывается, деревья не просто следили. Они его еще и обсуждали. Поначалу негромко, практически на уровне телепатии, а потом, видимо, решили – чего уж стесняться! – и стали переговариваться вслух. Нет, он не имел ничего против критики, будь она конструктивной, но зачем же так обидно обзываться и выволакивать наружу интимные подробности его так и не сложившейся личной жизни!
Кульминация наступила в парке, когда Игоря обозвали лохом. И, главное, кто!
– Да ты сам лох! – возмутился он. – Причем серебристый! Я тебе расти мешаю? Вот и ты не учи меня жить!
Огреб и подключившийся к спору ясень, и вылезший не к месту со своими репликами карагач. Игоря прорвало. Он обошел все деревья и подробно, не стесняясь в выражениях, высказал все, что думает об этом сборище болтливых дендродебилов. Распалившись, даже врезал дубу… в смысле, ногой, но тот дал сдачи – и завязалась драка.
– Так это же Игорь! – узнал пациента Тимур, выгрузившийся из барбухайки вслед за Денисом Анатольевичем. – Привет, дорогой!
– Ага! – Игорь, оглянувшись, погрозил пальцем березке и дал ей смачного леща. – Успели наябедничать, да?
– Вообще-то, мы с деревьями разговаривать не умеем, – развел руками Денис Анатольевич. – Это лишь у тебя навык прокачан. Нас вон они вызвали.
И доктор кивнул в сторону наряда ППС.
– Ну что? – заметив кивок, полицейские подошли поближе. – Ваш клиент?
– Наш, наш, – подтвердил Денис Анатольевич. – Мы нашего друида забираем, если вы не против.
– Ой, да ради бога! – с радостью согласились полицейские.
– Пойдем, дорогой, – приобнял Тимур Игоря за плечи. – Там по тебе в отделении монстера тоскует, олеандр плачет, декабрист места себе не находит – третий раз горшок переставляют…
Поднимаясь на крыльцо приемного покоя, Игорь попытался было наехать на виноград, что оплетал беседку, но Тимур велел не обращать внимания – мало ли кто как обзывается и что обидное говорит! Дерево – оно и есть дерево. На него обижаться – себя не уважать. И ветки… в смысле руки, распускать тоже не надо.
Тяжелый случай
Что ни говори, а внушительная комплекция для санитара нашей доблестной спецбригады не менее важна, чем убойная харизма. Возможно, царь Итаки на пару с хозяином Буцефала возразили бы – мол, города надо брать обаянием, – но согласитесь: сто с лишним килограммов харизмы действуют внушительнее, чем, скажем, шестьдесят. Да и тонкий момент инерции никто не отменял.
Возможно, именно по этой причине одно лишь присутствие Тимура на вызове в большинстве случаев сводило на нет всю полемику о необходимости стационарного лечения и служило важным миротворческим фактором. Впрочем, был случай, когда и его килограммов обаяния оказалось недостаточно.
Когда барбухайка прибыла на место, Денис Анатольевич осмотрелся. Да, все верно, вот он, нужный подъезд. Да, квартира должна быть на первом этаже. Да, окна выходят на эту сторону… стоп. А что делает под окном пара матрасов, уложенных друг на друга?
– А они давно уже тут лежат, – охотно пояснили пожилые завсегдатаи лавочки у подъезда. – Мы их не трогаем и другим трогать не даем. Время от времени нужны оказываются.
В этот момент окно отворилось, и из него, точнехонько на матрасы пятой точкой, катапультировалась шустрая бабулька. Охнув, она потерла поясницу и бойко зашкандыбала в сторону честной компании.
– Приехали? – осведомилась она у Дениса Анатольевича. – Забирайте мою Нинку. Опять озорует – спасу нет!
Выяснилось, что у психиатров Нинка наблюдается давно и даже несколько раз лечилась в стационаре – пока еще возможно было убедить ее, что инопланетяне если и существуют, то лишь в принципе и где-то там, далеко, а не конкретно на чердаке, и что мама вовсе не является послом их недоброй воли и далекоидущих планов по краже органов и замене их на искусственные. Точнее, не то чтобы убедить в том, что это все бред, а втолковать, что в дурдом они всяко не сунутся. Но последние полгода дочь прочно осела дома и на прием к врачу идти отказалась наотрез – вот еще! Не дело это – прятаться по дурдомам от всяких щуплых зелененьких. Пусть только заявятся – уж она их найдет чем приветить! Ну и маму заодно, чтоб не смела им пособничать, а ей таблетки и капельки всякие в еду тайком совать. Вот и в этот раз пришлось маме спасаться от ее тяжелой руки привычным уже способом – через окно, на предусмотрительно расстеленные матрасы…
Вероятно, случись эта встреча годом позже, все обошлось бы много более мирно. Но в тот год форма у спецбригады была экологичной зеленой расцветочки, что и предопределило Нинкину реакцию. Увидев в своей прихожей зеленых человечков, она взревела: «Хрен вам, а не печень!» – и пошла в атаку.
Увидев стремительно надвигающиеся двести килограммов очень живого веса, Денис Анатольевич мельком подумал, что Рубенс на его месте умер бы счастливым. А Некрасов вместо одного-единственного остановленного на скаку коня воспел бы обращенную в позорное бегство боевую слонницу, стада носорогов, меняющие привычные пути миграции, а также грубо оборванный прямо где-то посередине бег быков по узким улочкам испанского города.
Даже богатырского телосложения Тимура не хватило, чтобы остановить этот рывок. Впечатавшись в заметно дрогнувшую несущую стену «старой москвы» [21], он все же нашел в себе силы метнуться следом и с криком «чур я сверху!» оседлать пышущую праведным гневом даму. Испуганно ойкнув, Нинка рухнула, так и не успев размазать Дениса Анатольевича по бронированной входной двери, к которой тот прижался спиной.
– Спасибо, Тимур, – с чувством сказал доктор, помогая фельдшеру сделать пациентке укол с двойной дозой успокаивающего.
– Ф-фух, не за что, – выдохнул Тимур, пытаясь удержать ее на полу. – Неслабо она меня подвинула!
– Мне интересен другой, чисто технический, момент, – задумчиво произнес фельдшер, наблюдая за тем, как пациентка понемногу утихомиривается.
– Какой именно? – спросил Денис Анатольевич.
– Как мы ее понесем в машину? – Фельдшер вопрошающе глянул на лица коллег, в которых задумчивость сменилась откровенным ужасом.