Палата на солнечной стороне. Новые байки добрых психиатров — страница 42 из 57

Юра (дадим ему такое имя) ходит на прием уже много лет. В стационаре его тоже не успевают забыть: раз в полтора-два года он туда попадает. Когда решает стать соавтором схемы лечения. Не так давно он увлекся оккультизмом, несмотря на мой ему совет крепче дружить с той реальностью, в которой большую часть времени пребывает. Юра клятвенно заверил меня, что он это не всерьез, чуть-чуть и вообще лишь для общего развития. И исчез из поля зрения на полгода. А потом вернулся весь в растрепанных чувствах и попросил, чтобы его поскорее угоспитализировали.

– Что случилось, Юра? – спросил я его.

Юра вздохнул и стал рассказывать. Будучи по натуре товарищем деятельным, он быстро отказался от попыток прочесть «Тайную доктрину»: уж очень снотворный эффект, вырубает уже на второй странице. «Калагия» тоже как-то не пошла: Юра честно попытался ее осилить, мозг его честно-честно попытался свернуться, так что пришлось это дело бросить и переключиться на источники, написанные не столь зубодробительным штилем. А потом перейти к практическим занятиям, поскольку критерий истины есть что? Вот именно.

Проведя несколько бессонных ночей за попытками продрать третий глаз, Юра отметил, что реальность слегка поплыла, и поздравил себя: дело пошло! Можно приступать к следующей части лабораторной практики. Нарисовав на полу пентаграмму и расставив в узлах несколько чайных свечек, Юра сосредоточился на вызове потусторонней сущности. Пусть это будет суккуб, решил он. Желательно, пофигуристее. А чтоб вызов прошел успешнее, отправил в рот горстку циклодола.

Свечи уже почти прогорели, когда в пентаграмме что-то заклубилось, в голове раздался недовольный голос и поинтересовался, кто это такой добрый, что звонит в полчетвертого утра. Юра повторил заказ. Голос сказал, что все суккубочки по вызову заняты, но раз уж смертный его потревожил, то есть у него для Юры дело. Что за дело? – забеспокоился Юра, который всегда с подозрением относился к перспективе стать добровольцем или выдвиженцем. Бэл – так представился незнакомец – стал рассказывать.

Оказывается, много тысяч лет назад он был тут, в этой реальности, большим боссом. Храмы, жертвы, загородные резиденции, все дела. А потом приперся один не в меру шустрый товарищ. Яхве кличут. Пришел и стал беспредельничать. То одному явится с идеями экстремистского толка, то к другому. В общем, сформировал оппозицию. И пошло-поехало: сначала кружками подпольными собирались, потом осмелели, пошли храмы бомбить, прихожан запугивать. А когда идеи овладели более широкими массами, да не по разу, да в особо извращенной форме – произошла великая религиозная революция. Ну, это с точки зрения новообращенных. По мнению Бэла – гнусный переворот. А память-то у народа короткая. Всего пару с небольшим тысяч лет – и вот о нем уже никто не помнит. А если и поминают, то исключительно как демона. Обидно же. В общем, настал исторический момент и пора восстановить справедливость. И ты, Юра, отправишься в поход.

«Крестовый?» – на всякий случай уточнил Юра. «Какой крест, ты о чем, смертный?» – возмутился Бэл. – Крест – это выхолощенный символизм! Никаких ложных символов – только реальная мощь, только хардкор! Я дам тебе лингам!»

Юра представил себя, идущего штурмовать храмы с лингамом наперевес, и осторожно возразил, что этот… ммм… лингамный поход может на первом же храме и оборваться. Кадилом в лоб – и нет лингамоносца. Вот если бы какое-нибудь тектоническое оружие, или самонаводящиеся метеориты, или, на худой конец, огненный меч… «Да как ты смеешь мне перечить!» – возмутился Бэл. Собирайся в поход! Юра отчаянно замотал головой – нет-нет, никаких походов, у нас тут в ходу закон о религии, если кто не в курсе, а я законопослушный гражданин.

Бэл оказался настойчив: с неделю Юра страдал от его воплей в своей голове, неделю терпел, видя, как плывут черты знакомых объектов и людей, меняя свой облик с привычного на… хм… лингамообразный и обратно, неделю толком не мог выспаться, пререкаясь с богом в отставке, алчущим реванша, – а потом не выдержал. Пошел сдаваться.

– Закройте мне третий глаз, доктор! – попросил Юра. – Не могу видеть все это астральное безобразие.

– Третье ухо тоже залепить? – полюбопытствовал я.

– Обязательно! – кивнул пациент.

– Ты ведь знаешь наши правила, – предупредил я его. – Если голос что-нибудь приказывает, то лечение только в стационаре.

– Пускай, – с готовностью согласился Юра. – Лишь бы толк был.

– Будет, – уверил его я. – А вот надолго ли – снова будет зависеть от тебя.


На грош пятаков

Чего греха таить – завсегдатаи нашего уютного госучреждения в массе своей живут небогато. На пенсию по инвалидности особо не разгуляешься, подработки есть далеко не у всех, а если и есть – то очень и очень скромно, я бы сказал, стыдливо оплачиваемые работодателем. Но умудряются как-то выкручиваться. Некоторые даже имеют свой небольшой бизнес.

Федя живет у нас в психбольнице уже больше тридцати лет. Именно живет: когда-то за очень серьезное преступление он отправился не по этапу, а в спецбольницу на принудительное лечение (между прочим, вполне мог схлопотать и вышку, признай его тогда вменяемым), а родственники под шумок продали его квартиру и все куда-то испарились. Да и долечиваться после спецбольницы суд наказал долго, очень долго. Так и прижился он у нас.

Федя с удовольствием помогает убирать территорию, возить грязное белье в прачечную и забирать оттуда свежевыстиранное, а более всего, как любой человек, не понаслышке знакомый с казенной жизнью, он любит помогать работникам нашей столовой.

Где он тратит свою пенсию? О, Федя места знает! И в буфет лишний раз не пойдет: зачем, когда через дорогу есть огромный торговый центр! Выход у него свободный, время есть, отчего же не прогуляться? Этот торговый центр, кстати, построили не так уж давно, всего-то несколько лет тому как. И Федя стал замечать, что денег, которых раньше всегда было в избытке (много ли купишь в том буфете?), перестало хватать. Соблазнов-то вон сколько! Что делать?

И Федя занялся asking’ом. До ближайшей церкви топать далековато, да и компания аскеров (ну, тех, что Христа ради подать просят) там уже своя, устоявшаяся. Недолго и клюшкой по шее получить, особенно на Пасху. Пришлось обрабатывать местный контингент. Народу в диспансере всегда хватает: кто на медкомиссию пришел, кто родственников в отделении повидать, кто сам врачу показаться. Правда, много ходит атеистов, поэтому надо было менять концепцию запроса. И Федя придумал.

– Друг, дай ветерану умственного труда брежневскую копейку! – вежливо просит он потенциального донора.

– То есть? – впадает тот в мимолетный транс.

– Я имею в виду путинский рубль! – поясняет Федя.

И ведь дают! Кто побольше, кто поменьше. Часто – десятикопеечную мелочь. Ее порою копится много. Идти с таким кульком в магазин – можно нарваться на комплимент от продавца. Но Федя нашел выход. Там же, в торговом центре, есть отделение Сбербанка. А поскольку паспорт у Феди с собой, и в нем не написано, что его когда-то признали невменяемым, то сберкнижку он завел себе легко. Вот туда-то копейки и складывает. И время от времени снимает рубли.

Другие постояльцы нашей больницы Феде втайне завидуют и считают подпольным миллионером. Федя их не разубеждает: для бизнеса полезно. Время от времени кто-то из пациентов, насшибав и наподбирав кучу мелочи (все теми же копейками), просит Федю поменять деньги на что-нибудь более крупное, чтоб буфетчица не ругалась, когда дело дойдет до покупки сигарет или чая. Федя не отказывает. Правда, у него фиксированный обменный курс: один рубль чем покрупнее за рубль сорок копейками.

– Федя, а почему не один к одному? – возмущаются порой пациенты.

– Один к одному? – щурится Федя. – Не, мужики. Я, конечно, дурак, но не настолько же!


Никаких берез!

Если кто-то полагает, что заполучить делирий можно лишь упорным массажем печени бутылкой водки (или чего-нибудь другого, жидкого и в меру горючего), – он просто еще многого не знает. И к торговцам всякой дурью за свежими глюками тоже ходить необязательно. Галлюцинаторные чудеса могут тихо лежать в домашней аптечке. В блистерах с таблетками самого обычного феназепама.

Впрочем, я немного лукавлю. Большинство из нас, употребив таблетку бромдигидрохлорфенилбензодиазепина (теперь вы понимаете, почему врачи так не любят писать рецепт с этим длинным словом?), через полчасика успокоятся и уснут. А вот к человеку пожилому или же пациенту, чей мозг изрядно потрепан жизнью и всякими внешними и внутренними поражающими факторами, вместо сна могут прийти гости из альтернативной реальности. И затребовать зрелищ, игрищ и прочих позорищ.

Однажды к моей коллеге, Галине Владимировне, пришел на прием ее давнишний пациент. И пожаловался на головную боль. Учитывая, что голова у парня была неоднократно ушиблена, да так, что пару раз была задета не только кора головного мозга, но и, так сказать, его древесина, а также принимая во внимание то, что советы медиков беречь оставшееся тот понял по-своему и решил оное заспиртовать, доктор не удивилась. Просто спросила: болит с похмелья или на погоду?

– От недосыпа, доктор! – был ответ.

– Что, бессонница мучает? – с участием спросила Галина Владимировна.

– Вы не представляете, насколько! – вздохнул парень. – Двадцать таблеток феназепама на ночь – и почти без толку!

– Двадцать? – ужаснулась доктор.

– А меньше смысла вообще нет! – махнул рукой парень. – С двадцати я хоть под утро кое-как засыпаю. Правда, котики с собачками достали…

– Котики? – переспросила Галина Владимировна.

– И собачки. Лезут отовсюду, снуют по квартире – какой тут сон! И еще береза эта…

– А береза-то что? – не поняла доктор. – Тоже по квартире бегает?

– Вы в своем уме? – удивился парень. – Чем она бегать будет? Она просто растет!

– Это у вас галлюцинации, – сказала Галина Владимировна. – Нельзя столько феназепама кушать.