Еще более затруднительно датировать 2-й горизонт. Предлагая абсолютную дату в 25-28000 лет, с которой трудно согласиться, В.А. Ранов сам замечает, что нет никакой уверенности в этой дате. Он приводит довольно существенные аналогии с инвентарем горизонта 2а Туткаула, имеющего мезолитический возраст.
В 3-м и 4-м горизонтах проявляются мустьероидные черты инвентаря, общий облик которого близок к обирахматскому, что позволяет говорить о раннем верхнепалеолитическом возрасте, тем более что очаги 4-го горизонта, по-видимому, практически синхронны кровле аллювиальной пачки 80-метровой террасы р. Яхсу.
Учитывая такой растянутый временной диапазон, трудно понять утверждение: «В целом, четыре археологические горизонта дают одну развивающуюся во времени культуру» (Ранов В.А., Несмеянов С.А., 1973, с. 85). Возможно объединение в две временные группы горизонтов 1–2 и 3–4, которые могут быть разделены значительным отрезком времени, хотя острия 2–4 горизонтов не имеют существенных различий между собой.
Исключительное значение для характеристики позднего палеолита Средней Азии имеет Самаркандская стоянка. В результате многолетних работ накоплен огромный фактический материал, до сих пор не опубликованный монографически, хотя и достаточно развернуто представленный в ряде работ (Лев Д.Н., 1964; 1965; 1967а, б; 1972; Джуракулов М.Д., 1967, 1972; Ранов В.А., 1969; Коробкова Г.Ф., 1972; Ранов В.А., Несмеянов С.А., 1973; Джуракулов М.Д., Холюшкин Ю.П., Холюшкина В.А., Батыров Б.Х., 1980).
Стоянка находится в центре г. Самарканда на правом борту небольшого сая Чашмасиаб, притока р. Зеравшан. Ниже по течению сай перегорожен плотиной, и стоянка таким образом расположена на террасовидном уступе высотой 4–5 м над уровнем искусственного озера. Первоначальная высота террасы, к которой приурочены раскопы Д.Н. Лева, над дном сая достигала, как полагают, примерно 10 м. К 1967 г. была вскрыта площадь 870 кв. м. Культурные слоя связаны с верхней частью аккумулятивного чехла террасы, представленной довольно однородными лессовидными суглинками делювиального или делювиально-пролювиального происхождения, которые перекрывают русловые пески и достигают 3–4 м мощности. А.А. Юрьев (1964, с. 129) сопоставляет эти отложения с суглинками третьей, голодностепской, террасы р. Зеравшан. С.А. Несмеянов (1980, с. 46) датирует пески позднеголодностепским уровнем, а покровную толщу связывает с началом сырдарьинского (зеравшанского) этапа.
Культурные слои на разных участках имеют различную толщину и глубину залегания, они насыщены расщепленным камнем, обломками костей животных, кусочками охры, углем. Местами встречаются кострища. Согласно С.А. Несмеянову, рисуется более сложная картина залегания культурных остатков, чем представлялось ранее. Если прежде повсеместно выделялись «нижний», «средний» и «верхний» культурные слои, что предполагало наличие стерильных прослоек-перерывов между поселениями, хотя Д.Н. Лев отмечал практическую одновременность слоев, то теперь, после анализа всех данных, С.А. Несмеянов считает возможным предположить наличие одного поселения с разной интенсивностью и смещением хозяйственных центров на обитаемой площади. Поэтому культурными слоями предлагается называть некие уровни максимального заселения стоянки, где каждый уровень должен представлять собой определенную сумму сближенных и расщепляющихся прослоев ограниченного распространения. Таких культурных слоев или уровней намечено 4 (Несмеянов С.А., 1980, с. 39).
Работами последних лет обнаружены культурные остатки в разрезе более высокой террасы, поверхность которой выше нижнего уступа на 6 м. В интервале глубин от 3 до 7 м встречаются палеолитические изделия, которые условно разделены на 3 слоя. С.А. Несмеянов сделал попытку корреляции нижней и верхней террас, затрудненную многочисленными техногенными нарушениями террасовых отложений. По общему характеру строения разрезов и по высотному положению пачек с культурными слоями и кровли аллювия сая Чашмасиаб различны, но, опираясь на спорово-пыльцевые данные (Иванова Н.Г., Несмеянов С.А., 1980), С.А. Несмеянов полагает, что покровная толща нижней террасы скорее всего соответствует верхам аллювия верхней террасы с двумя культурными слоями, а нижний слой верхней террасы может считаться самым древним. Ничтожно малое количество выделенных пыльцы и спор не позволило исследователям высказать суждение о развитии растительности во время существования стоянки.
Фаунистические остатки, хотя и многочисленные, в целом плохой сохранности. Они описываются в ряде работ, и если между данными Б.Х. Батырова (1969) и Д.Н. Лева (1972) имеются лишь расхождения в процентных отношениях того или иного вида, то в итоговой статье (Джуракулов М.Д., Холюшкин Ю.П., Холюшкина В.А., Батыров Б.Х., 1980) список животных дополнен новыми видами. При этом неясно, учитывается ли в этой последней работе только фауна из раскопок на нижней террасе или привлекаются и материалы, происходящие из верхней террасы. По данным Д.Н. Лева, на стоянке представлены кости лошади (Equus caballus L.) — 52,3 %, кулана, или плейстоценового осла (Equus hemionus Р. auf Equus hydruntinus R.), и зубра, или тура (Bison auf Bos primigenius), почти в равных количествах — 19,5 и 18,2 %. Значительно меньше костей верблюда (Gamelus cf. knoblochi) — 4,8 %, благородного оленя (Cervus elaphus fossilis) — 3 %, степного барана (Ovis cf. orientalis areal) — 2 %. По две кости принадлежали джейрану (Gazella subgutturosa G.) и степной черепахе и одна — птице (определения Н.К. Верещагина и Б.Х. Батырова; подсчет костей условен из-за плохой сохранности). Н.К. Верещагин считает лошадь — близкой к лошади Пржевальского, верблюда — к волжскому плейстоценовому.
Ныне список уточняется следующим образом: лошадь (Equus cf. przewalski P.) — 50 %, плейстоценовый осел (Equus hydruntinus R.) — 17,6 %, кулан (Equus hemionus P.) — 0,2 %, первобытный тур (Bos primigenius В.) — 14,5 %, верблюд Кноблоха (Camelus knoblochi P.) — 4,2 %, бухарский олень (Cervus elaphus bactrianus L.) — 3,3 %, степной баран (Ovis areal E.) — 9,3 %, джейран (Gazella subgutturosa G.) — 0,1 %. Дополнен список по незначительному количеству остатков слоном или носорогом (Mammutus? auf Rhinoceros?) — 0,5 % (животное представлено лишь толстостенными фрагментами трубчатых костей, по которым, однако, установлено наличие двух особей), кабаном (Sus scrofa L.) — 0,1 % и волком (Canis lupus L.) — 0,2 %. В целом фауна свидетельствует о полупустынном и степном окружении стоянки, наличие костей оленя и кабана указывает на увлажненные участки в долинах рек с тугайной растительностью.
Чрезвычайно важны антропологические находки, сделанные на стоянке. В 1962 г. обнаружены зуб, фрагмент плечевой кости и часть нижней челюсти с 9 зубами, принадлежавшей, по определению В.В. Гинзбурга, женщине кроманьонского типа лет 25. Открытая в 1966 г. целая нижняя челюсть с 10 хорошо сохранившимися зубами, по предварительному определению В.Я. Зезенковой, близка к первой челюсти и принадлежала женщине лет 35. Позже эта челюсть была определена как мужская (Гинзбург В.В., Гохман И.И., 1974). Были сделаны и другие находки костных остатков человека, но, по мнению С.А. Несмеянова, ни одна из них, включая и упомянутые, не отличается безупречным непотревоженным залеганием в палеолитических слоях (Несмеянов С.А., 1980, с. 43).
Подавляющее большинство каменного инвентаря изготовлено из кремня, встречаются также халцедон, диорит и кварц, имеются единичные предметы из кварцита и кремнистого сланца.
По подсчетам Д.Н. Лева, наибольшее число находок происходит из верхнего культурного слоя, причем заметное преобладание в составе инвентаря отщепов и осколков свидетельствует о наличии здесь первичной обработки камня. Широко представлены также целые и расколотые желваки кремня, гальки, нуклеусы, отбойники, наковальни, отжимники-ретушеры. Г.Ф. Коробковой были изучены под бинокуляром материалы раскопок 1958–1960 гг. С помощью этих данных, публикаций, а также личного кратковременного знакомства с коллекциями можно представить характерные особенности инвентаря следующим образом.
В качестве нуклеусов нередко употреблялись речные гальки, чаще всего расколотые пополам. Наиболее распространены подготовленные одно- и двуплощадочные нуклеусы небольших размеров. Значительно реже встречаются конусовидные и торцовые нуклеусы (рис. 124, 18, 22, 23). Отмечается наличие дисковидных форм. Как нуклеусы могли использоваться также чопперы и чоппинги.
Рис. 124. Самаркандская стоянка. Каменный инвентарь. По Д.Н. Леву и Г.Ф. Коробковой.
1, 2 — долотовидные орудия; 3–5, 8, 11, 19 — пластины и отщепы с ретушью; 6 — проколка; 7, 17 — скребла; 9, 10, 12–16 — скребки; 18, 22, 23 — нуклеусы; 20 — многофасеточный резец; 21 — чоппер.
Типология орудий достаточно разнообразна. Г.Ф. Коробкова замечает, что большинство орудий изготовлено из массивных и мелких отщепов, часть — из пластин, часть — из галек. Однако ее утверждению, что в инвентаре почти совершенно отсутствуют пластины правильной призматической формы и микропластинки, противоречат сами орудия: здесь представлены призматические пластины или пластинки с ретушью по одному или двум краям (рис. 124, 3, 8, 11, 19), а также изготовленные из пластин и пластинок концевые скребки (рис. 124, 12), острия, единичные и маловыразительные резцы.
К сожалению, высококвалифицированное описание инвентаря, данное Г.Ф. Коробковой, произведено в соответствии с функциональной классификацией орудий, независимо от типа заготовок, поэтому наиболее многочисленную категорию ножей составляют «…крупные широкие и мелкие призматические пластины неправильных очертаний и небольшие, тонкие, с острыми краями отщепов треугольной формы» (Коробкова Г.Ф., 1972, с. 163). В качестве таких орудий, видимо, служили пластины неправильных очертаний, а частично с ретушированными краями (рис. 124,