4, 5).
На втором месте стоят скребки, очень разнообразные типологически (рис. 124, 9, 10, 12–16). Помимо уже упомянутых концевых скребков из пластин и пластинок, представлены скребки из мелких и крупных отщепов, часто округлых, с ретушью по всему периметру (за исключением участка ударной площадки), скребки высокой формы (ладьевидные и нуклевидные) и наряду с ними микроскребки из крошечных отщепов. Некоторые из скребков, по Г.Ф. Коробковой, выполняли функции резчиков-скобелей.
Скребла, видимо, менее многочисленны. Эта группа орудий не выделяется Г.Ф. Коробковой, хотя некоторые изделия, опубликованные Д.Н. Левом из коллекций тех же лет (см., например: Лев Д.Н., 1964, рис. 25 и 39), несомненно, являются скреблами, скорее всего простыми боковыми (рис. 124, 7, 17). В коллекции 1962 г. имеются боковое скребло с обушком и массивное скребло со сплошь обработанной поверхностью. Можно выделить и группу скребел малых размеров. Г.Ф. Коробкова выделяет трасологическим методом группу скобелей и резчиков-скобелей, предназначенных для обработки дерева. Они изготовлены из отщепов, пластин неправильных очертаний и кусков галек и морфологически чрезвычайно разнообразны.
Значительной серией представлены мелкие долотовидные орудия с выемчатой подтеской концов. В коллекции имеются классические экземпляры таких орудий, обладающих одним или двумя рабочими лезвиями (рис. 124, 1, 2). В единичных экземплярах встречены проколки (рис. 124, 6), провертки, резцы. Некоторые из резцов — многофасеточные — неотличимы от клиновидных нуклеусов, (рис. 124, 20).
Галечные орудия в коллекции 1958–1960 гг., по Г.Ф. Коробковой, составляют пятую часть орудий. Это преимущественно наковальни, отбойники, отжимники-ретушеры. Топоры, тесла, скобели, чопперы (рис. 124, 21) и чоппинги, вопреки данным Д.Н. Лева, единичны. Особенно большое значение приписывалось топору, изготовленному из массивной плитки амфиболитового гнейса, одна плоская сторона которой сохраняет естественную поверхность, вторая снята крупным широким сколом. Рабочее лезвие, сильно выпуклое в плане и клиновидное в профиль, обработано широкими снятиями с двух сторон (Лев Д.Н., 1964, рис. 36; Коробкова Г.Ф., 1972, с. 165). Находка этого топора дала основание Д.Н. Леву не только говорить о локальном своеобразии Самаркандской стоянки, но и отнести ее к началу позднего палеолита (Лев Д.Н., 1964, с. 107).
Подробный разбор этих взглядов сделан В.А. Рановым, считающим, что стоянка существовала во второй половине позднего палеолита (Ранов В.А., 1969). Соглашаясь с Д.Н. Левом в установлении некоторые аналогий между Самаркандской стоянкой и поздно палеолитическими стоянками Северной Азии, В.А. Ранов добавляет к числу аналогий и верхний комплекс пещеры Сангао в Пакистане (Ранов В.А., 1969, с. 36). А.П. Окладников считает, что весь комплекс каменных изделий Самаркандской стоянки повторяется в таком же сочетании в Мальте-Бурети и в Ачинской стоянке (Окладников А.П., 1968б, с. 149, 150). К значению этих аналогий следует вернуться в конце изложения после рассмотрения материалов восточносибирского палеолита. Представляется тем не менее, что основы генезиса Самаркандской стоянки должно искать в местных мустьерских культурах, но она скорее относится ко второй, чем к первой половине позднего палеолита.
Более убедительный пример памятника, выросшего на местной основе, дает стоянка Кульбулак (см. ч. II, гл. 4), три верхних слоя которой вскрыты на общей площади 72 кв. м. Они залегают на глубине 40–75 см от поверхности, насыщены золой, очажными пятнами и включают обломки костей животных (благородного оленя, лошади, пещерной гиены, дикого барана) и каменный инвентарь. Среди призматических (рис. 70, 1) и конусовидных (рис. 70, 7) нуклеусов попадаются единичные дисковидные (рис. 70, 6). Некоторые сработанные нуклеусы использовались в качестве скребков. Следует отметить, что, помимо немногих зубчатых орудий и скребел (рис. 70, 8), наиболее полно и разнообразно представлены скребки: довольно крупные из отщепов и пластинок (рис. 70, 2, 3), иногда с обработанными краями и миниатюрные скребки с полукруглым, тщательно ретушированным рабочим краем (рис. 70, 4, 5). М.Р. Касымов считает, что инвентарь верхних слоев частично сохраняет специфику типологического облика, свойственного мустьерским слоям этого памятника (Касымов М.Р., 1972).
Таким образом, к выделенным В.А. Рановым каракамарской, ходжагорской (которые, видимо, можно объединить в одну) и самаркандской культурам можно добавить отличающуюся от них кульбулакскую.
Памятники позднего палеолита на этой территории, как уже отмечалось, немногочисленны, за исключением, может быть, собранных на поверхности материалов в Центральном Казахстане.
В Южном Казахстане Ачисайская (Ащисайская) стоянка в районе Турланского перевала до сих пор не опубликована. Имеются лишь самые общие сведения. Культурный слой залегает на глубине 7–8 м от поверхности в мощной толще суглинков, покоящихся на слое галечника высокой левобережной террасы р. Турлан (Терисаккан). В культурном слое обнаружено 15 кострищ, вокруг которых лежали обломки костей бизона, никой лошади, горного барана и других животных, а также расщепленный камень: призматические и конусовидные нуклеусы, отбросы производства и орудия. Среди последних отмечены мелкие скребла, переходные к скребкам, долотовидные орудия, проколки, острия и др. (Костенко Н.Н., Алпысбаев Х.А., 1969). По столь скудным данным невозможно сказать что-либо определенное о возрасте в пределах позднего палеолита и о культурной принадлежности памятника.
В северном Прибалхашье (Сары-Арка) А.Г. Медоевым выделены из многочисленных сборов комплексы каменных изделий, отнесенные к позднему палеолиту. Они собраны в мертвых долинах и в горах у выходов коренных пород, служивших сырьем. Характерной чертой этих комплексов является органичное, как пишет А.Г. Медоев, сочетание элементов, унаследованных от более древних эпох (отщепы псевдоклектонского типа, аморфные нуклеусы, рудиментарные бифасы, грубые рубящие орудия типа чоппингов, мустьероидные скребла и орудия типа грубых остроконечников) с прогрессивными формами, обычными для позднего палеолита вообще (правильные ножевидные пластины с треугольным и трапециевидным сечением, нуклеусы призматического и клиновидного типов, развитые бифасы, мелкие скребки из отщепов, редкие резцы, массивные, скреблоообразные орудия — лекала, выемчатые и зубчатые орудия). А.Г. Медоев считает этот комплекс локальной фацией позднепалеолитических культур Северной Азии (Медоев А.Г., 1964, с. 94–95). В этом определении остается все же много неясного. Поскольку материал найден в смешанном состоянии, неясно, какими критериями руководствовался автор, отделяя «реликтовые» формы, с одной стороны, и включая «развитые бифасы» и «лекала» в «прогрессивные» формы, с другой. Рисунки типичных образцов комплекса включают клиновидные нуклеусы, концевые скребка и массивные скребла (Медоев А.Г., 1962, рис. 4; 1970, рис. 5–6).
С этим комплексом сопоставимы, по утверждению А.В. Виноградова и Е. Бижанова, сборы, сделанные ими на бугре Есен-2 у юго-западного края впадины Барсакельмес на Устюрте (Виноградов А.В., Бижанов Е., 1978). Вместе с тем материалы, сходные с находками в Сары-Арка, отмечены и в Восточном Казахстане в верховьях р. Иртыш. Стоянка у д. Пещеры на правом берегу р. Бухтарма в 12 км от ее устья интересна тем, что в ней сохранился культурный слой с фауной и кремневыми изделиями, включающими и правильные микропластинки (Черников С.С., 1951; Гохман И.И., 1957). У д. Ново-Никольское в делювии низкого террасовидного уступа собран ряд изделий позднепалеолитического облика, в том числе типичный клиновидный нуклеус. С.С. Черниковым отмечена близость каменного инвентаря Пещеры и Ново-Никольской стоянки с орудиями позднепалеолитических стоянок на Алтае и Енисее (Черников С.С., 1951, с. 67).
Если эти пункты могут быть отнесены ко второй половине позднего палеолита, то памятники Северного Казахстана представляются более древними. Стоянка Батпак 7 расположена рядом с мустьерским местонахождением Батпак 8 на водоразделе рек Ишим и Нура. В суглинках делювиального характера вместе с костями мамонта, шерстистого носорога, северного оленя обнаружены каменные изделия: две пластины, отщеп и массивное скребло из отщепа местного мелкообломочного туфа (Клапчук М.Н., 1966). В другой статье того же автора упоминается наконечник дротика листовидной формы, обработанный с двух сторон мелкими сколами (Клапчук М.Н., 1969). М.Н. Клапчук полагает, что стоянка хронологически занимает промежуточное место между мустье-леваллуа Передержки (см. ч. II, гл. 4) и верхним палеолитом Сибири. По-видимому, к тому же времени относятся Карабас 3 и Ангренсор 2. Последнее местонахождение находится в 25 км южнее Экибастуза, на южном шлейфе сопки, прикрывающей с севера озеро Ангренсор. Здесь собрано свыше 1000 изделий из яшмы: нуклеусы (дисковидные, многоплощадочные, конические), многочисленные короткие и широкие отщепы, значительно более редкие пластины. Среди орудий отмечены фрагменты листовидных наконечников дротиков, рубиловидное изделие, скобели, резцы-проколки и скребки. По мнению М.Н. Клапчука, комплекс орудий полностью напоминает инвентарь сибирских верхнепалеолитических стоянок, леваллуазские влияния здесь отсутствуют (Клапчук М.Н., 1969, с. 133). К сожалению, М.Н. Клапчук не указывает, какие именно сибирские стоянки он имеет в виду. Во всяком случае, рубиловидные изделия и листовидные наконечники не являются характерной чертой южносибирского палеолита. На основании имеющихся данных представляется, что эти материалы имеют большее сходство с прибалхашскими.
На территории Западно-Сибирской низменности в настоящее время известно три позднепалеолитических памятника очень различных по своему культурному облику.