Веклич М.Ф., 1966). Но большая часть коллекции является более поздней. Встречено даже несколько позднепалеолитических форм. Культурного слоя здесь нет. Весь материал собран на поверхности или в верхней части покровных супесей и стратиграфически не членится. На то, что здесь была мастерская, указывает преобладание нуклеусов над орудиями. В коллекции, хранящейся в фондах Житомирского музея, подсчитаны 844 нуклеуса и 666 экз. орудий.
Техника расщепления на Житомирском местонахождении разнообразная (рис. 56). Выделяются нуклеусы веерообразные, черепаховидные, дисковидные, протопризматические, шаровидные, одно- и двуплощадочные, плоские, атипичные и нуклеусы, переходящие в бифасы.
Рис. 56. Житомирское местонахождение. Нуклеусы.
Среди орудий почти одинаковым количеством представлены односторонне обработанные формы (257 экз.) и зубчато-выемчатые (253 экз.). Двусторонне обработанных орудий — 156 экз. (23,5 %). Среди последних выделяется 34 листовидных наконечника обработанных плоской ретушью (рис. 58, 14, 17). Широко представлены обломки бифасов (рис. 57, 2, 5–8). Как интересную деталь следует отметить находки ножей прондницкого типа и «грошаков». Эти формы являются характерными для прондницкой мустьерской культуры на территории Польши (Chmielewski W., 1975).
Рис. 57. Житомирское местонахождение. Двусторонне обработанные орудия.
Рис. 58. Житомирское местонахождение. Каменные орудия.
Много общих форм каменных орудий Житомирскому местонахождению найдено в местонахождении Рихта, там же, в Житомирском полесье, поблизости от с. Сычевка на берегу небольшой речки Рихта. Местонахождение открыто геологом В.К. Пясецким и исследовалось С.В. Смирновым.
Культурный слой на этом местонахождении, к сожалению, не сохранился и представлен только находками каменных изделий. Не исключено, что комплекс находок не является одновременным. На это указывает присутствие типичных позднепалеолитических скребков на призматических пластинах.
Среди каменных орудий выделяется серия листовидных наконечников (рис. 59, 4, 11), которые по технике обработки и по формам отличаются от наконечников Житомирского местонахождения. Помимо обычных скребел и ножей, выделяется группа ножен прондницкого типа (рис. 59, 8) и специфических ножей, которые есть только в Житомирском местонахождении.
Рис. 59. Рихта. Каменные орудия. По С.В. Смирнову.
Полный контраст описанным выше памятникам Крыма и Русской равнины составляют мустьерские поселения у с. Молодовы на Днестре (Черныш А.П., 1965; Иванова И.К., 1977). Здесь впервые А.П. Чернышу удалось выявить остатки наземных жилищ (рис. 60, а).
Рис. 60. Молодова I. План жилища и каменные орудия из четвертого мустьерского слоя. По А.П. Чернышу.
1 — очаги; 2 — кости мамонта.
Наиболее выразительные остатки жилища открыты в 1958–1959 гг. в четвертом культурном слое многослойной стоянки Молодова I (Черныш А.П., 1962). Тем самым было впервые доказано существование постоянных жилищ и относительной оседлости в мустьерскую эпоху. По данным А.П. Черныша, остатки жилища представляли собой овальную выкладку специально подобранных крупных костей мамонтов. В качестве строительного материала здесь были использованы 12 расколотых черепов, 34 лопатки и тазовые кости, 51 кость конечностей, 14 бивней и пять нижних челюстей мамонтов. Общая площадь развалин жилища 10×7 м, площадь его внутренней части, окаймленной поясом из костей, — 8×5 м. Внутри жилища была сосредоточена основная масса расщепленного и обработанного кремня (в среднем по 1–2 тыс. предметов на 1 кв. м). Здесь же прослежены следы 15 костров, располагавшихся в разных частях жилища. Некоторые костры встречены непосредственно у выкладки из костей (кв. Б-VIII) или в линии скопления костей (кв. А-Р-Х). Эти обстоятельства осложняют понимание данного жилища.
Близкие по типу остатки жилищ выявлены А.П. Чернышем в XI и XII культурных слоях многослойной стоянки Молодова 5 (Черныш А.П., 1965).
В обоих этих близко расположенных памятниках Молодова 1 и 5, залегающих в четких стратиграфических условиях и убедительно датированных И.К. Ивановой брерупским интерстадиалом раннего вюрма, зафиксировано восемь культурных слоев, доставивших огромные коллекции каменного инвентаря. Здесь, так же как и в Хотылево, господствует леваллуазская техника расщепления камня. Но она отличается от хотылевской по многим признакам. Для изготовления орудий в Хотылево использовали толстые заготовки, которые обрабатывались высокой ступенчатой ретушью. Здесь же, в молодовских памятниках, все орудия изготовлены на тонких пластинчатых заготовках — на пластинках и пластинчатых отщепах и редко — на отщепах (рис. 60). Ретушь, как правило, неглубокая краевая, часто лишь слегка укрепляет острый край и не заходит далеко на плоскость орудия. Представлена серия типичных леваллуазских острий почти без дополнительной обработки (рис. 60, 1). Среди скребел преобладают боковые; скребел с поперечным лезвием нет, как нет и угловатых. Выделяется большая серия скребел-ножей. И совершенно нет двусторонне обработанных орудий. По всем этим признакам молодовские памятники на общем фоне совершенно иных мустьерских памятников Русской равнины были выделены в особую молодовскую мустьерскую культуру (Праслов Н.Д., 1965, 1968; Гладилин В.Н., 1976; Анисюткин Н.К., 1972).
Своеобразие молодовских мустьерских памятников, выделяющихся совершенной техникой расщепления кремня и техникой тонкого краевого ретуширования, подчеркивает группа памятников, открытых и изучающихся Н.К. Анисюткиным и Н.А. Кетрару в Поднестровье и Попрутье (Анисюткин Н.К., 1972; Кетрару Н.А., 1973). Здесь по соседству с молодовскими памятниками выявлены местонахождения, каменные орудия в которых изготовлены при помощи иной техники расщепления и имеют иной морфологический облик. Эта группа местонахождений положена в основу выделения Н.К. Анисюткиным стинковской мустьерской культуры. К ней отнесены местонахождения Осыпка, Хоробра, эпонимные памятники Стинка I и II, возможно, грот Буздужаны и др. (Анисюткин Н.К., 1969). Не будь резкого контраста по технике расщепления и по морфологии орудий в перечисленных памятниках с богатыми мустьерскими молодовскими стоянками, нельзя было бы выделять «стинковскую культуру», поскольку каменный инвентарь в этих памятниках представлен небольшим количеством изделий. В наиболее выразительном местонахождении Станка I к верхнему слою отнесено 390 предметов, к нижнему — 1620 предметов, причем часть находок представлена сборами на поверхности. Культурные слои разрушены, нет остатков фауны. Несомненно, материалов для выделения археологической культуры явно недостаточно ввиду их крайней ограниченности. И тем не менее, можно согласиться с Н.К. Анисюткиным в его главном выводе о том, что стинковская группа не может быть связана генетически с молодовской даже при значительном допуске хронологической разницы. Следовательно, здесь представлены разные культурные традиции. Сейчас пока остается неясным только отношение группы стинковских местонахождений к другим не молодовским памятникам на территории Русской равнины в Молдавии, в Полесье. Например, в Житомирском местонахождении, в котором имеются смешанные материалы, хорошо представлено большинство зубчато-выемчатых форм, аналогичных стинковским, и листовидные двусторонне обработанные наконечники. Неясна и южная граница распространения подобных памятников в Молдавии и Румынии. «Стинковская культура» пока не определена в пространстве и времени.
Здесь приведены характеристики далеко не всех известных сейчас мустьерских местонахождений на Русской равнине. Только на территории Молдавии их открыто сейчас 30, причем некоторые из них залегают в гротах и составили хорошие коллекции (Кетрару Н.А., 1973). Выразительные материалы собраны при раскопках мустьерской стоянки Бетово на Десне (Тарасов Л.М., 1977). Интересные материалы собраны при раскопках в Приазовье и Донбассе — мустьерские памятники Александровка (работы Д.С. Цвейбель, 1971), Носово I (Праслов Н.Д., 1972). По этим же причинам не упомянуты небольшие местонахождения типа Белгород-Днестровского (Криволап, 1964), группы днепровских памятников (Смирнов С.В., 1973) и др., хотя все они, бесспорно, представляют определенный интерес для характеристики мустьерской эпохи на Русской равнине.
Остатки ископаемого человека эпохи раннего палеолита на территории Русской равнины и Крыма немногочисленны. Для ашельской эпохи они неизвестны. Памятники мустьерской эпохи дали ряд интересных находок.
В 1924 г. Г.А. Бонч-Осмоловский при раскопках грота Киик-Коба обнаружил костные остатки взрослого неандертальца и ребенка очень раннего возраста (Бонч-Осмоловский Г.А., 1940, 1941, 1954). Это была первая находка костей палеолитического человека на территории нашей страны. Погребение взрослого человека было совершено в могильной яме, выдолбленной в скалистом дне грота. По указанию Г.А. Бонч-Осмоловского, для могильной ямы были использованы неровности дна грота. Первобытные обитатели лишь немного искусственно подправили естественное углубление, и получилась могильная яма, соответствующая очертаниям человеческого тела. К сожалению, погребение впоследствии было сильно разрушено. В первоначальном положении на дне могильной ямы сохранились лишь кости правой голени и обеих стоп. Кроме того, на соседних участках обнаружены остатки кисти и один зуб. Остальные кости погибли.
По сохранившимся в нетронутом состоянии костям Г.А. Бонч-Осмоловский восстанавливал положение скелета и трупа целиком. По его мнению, покойник лежал на правом боку со слегка подогнутыми ногами. Такая поза характерна для мустьерских погребении вообще.