7, 8), а также острий типа Цонхофен (подтреугольные, асимметричные, с ретушью в основании или без — рис. 100, 2). Техника первичного раскалывания отличается разнообразием форм нуклеусов: наряду с типично призматическими имеются конические, а также ладьевидные и дисковидные. Пластины отличаются меньшей стандартизацией, чем в свидерских памятниках. Большое число орудий изготовлено на отщепах. Среди скребков много коротких и укороченных, в том числе округлых и полуокруглых (рис. 100, 3–6, 9-11).
Рис. 100. Прибалтика. Аренсбургская культура. По Р.К. Римантене.
Вильнюс I (1-13). Свидерская культура. Эйгуляй IА (14–20, 26–28), Эйгуляй IВ (21–25, 29–33).
Эти культуроразличающие черты индустрии дополняются признаками более или менее характерными и для свидерских стоянок. Так, во всех финальнопалеолитических памятниках северо-запада обращает на себя внимание микролитизация инвентаря, микроскребки, микрорезцы (1–1,5 см длиной здесь не редкость; орудия длиной 3–4 см выглядят на общем фоне уже крупными). С укороченными и округлыми скребками сосуществуют концевые скребки на пластинах с параллельными, обычно неретушированными краями (рис. 100, 3, 6). Обычны резцы — как срединные и угловые, так и боковые — прямо- и косоретушированные (рис. 100, 12). Значительно реже встречаются пластины с усеченными ретушью концами. Существуют попытки расчленить памятники аренсбургской культуры территории СССР на ряд хронологических этапов, в основном по изменениям наконечника аренсбургского типа (Кольцов Л.В., 1977). Однако, по нашему мнению, учитывая чрезвычайную скудость материалов, отсутствие стратиграфических данных и радиоуглеродных дат, эти попытки пока недостаточно обоснованы.
По количеству стоянок, размеру собранных коллекций, в том числе по количеству орудий и нуклеусов, прибалтийские памятники свидерской культуры несколько представительнее. Здесь есть стоянки, дающие свыше 100–150 экз. орудий (Римантене Р.К., 1971, с. 39, 54), что позволяет полнее представить характерные особенности их индустрий. К числу наиболее представительных свидерских стоянок данного района относятся Эйгуляй 1А, В, С, Д; Пувочай 1А, В, С; Нятесай 1, Раудондварис 1, материалы Эжяринас 1, 4, 14 и др. (Римантене Р.К., 1971, с. 39, 54, 83–90; Кольцов Л.В., 1977, с. 57–91). На стоянках Эйгуляй 1А, В, Д, Нятесай 1 были вскрыты участки культурного слоя с очагами и скоплениями находок кремня (Римантене Р.К., 1971, с. 40–45, 85–86).
Характерные особенности каменных индустрий свидерских памятников, как и аренсбургских, мы опишем суммарно. Прежде всего, техника первичного раскалывания здесь более стандартизована, призматические и по способу скалывания и по форме одно- и двуплощадочные нуклеусы дополняются коническими. Заготовками для орудий в подавляющем большинстве служили пластины, также более стандартные, чем в аренсбургских индустриях. Скребки (рис. 100, 32, 33), как правило (но не всегда), количественно преобладают над резцами (Римантене Р.К., 1971, с. 39, 54), среди них укороченных скребков значительно меньше, чем удлиненных, округлые и полуокруглые отсутствуют, среди удлиненных концевых скребков характерны орудия на узких пластинках; нередки скребки с краевой ретушью. Основной отличительной чертой свидерских стоянок считаются наконечники свидерского типа, изготовленные на узких пластинках, со слабо выраженным черешком, полученным дорсальной крутой ретушью и вентральной плоской ретушью на обоих концах (рис. 100, 14–18, 23–25), подразделяющиеся, подобно аренсбургским, на ряд подтипов (Кольцов Л.В., 1977, с. 88). Имеющиеся попытки разработать детальную периодизацию этой культуры в Литве (хронологические этапы, выделенные Р.К. Римантене на основе геоморфологических и отчасти типологических критериев — см.: Римантене Р.К., 1971, с. 38, 52; три этапа, выделенные Л.В. Кольцовым на основе типологии наконечников — см.: Кольцов Л.В., 1977, с. 88–89) в настоящее время не выходят за рамки предварительных, рабочих гипотез.
Восточнее Прибалтики, на территории северо-западной Белоруссии, в настоящее время также известны памятники, отнесенные к финальной поре позднего палеолита (Гурина Н.Н., 1965, с. 146–155). Часть их имеет свидерский характер (оз. Свитязь, Неман XVIII) — с однотипными удлиненными призматическими одно- и двуплощадочными нуклеусами с сильно скошенными ударными площадками, преобладанием в числе заготовок правильных пластин, наличием наконечников свидерского типа, преобладанием концевых скребков на пластинах, иногда с ретушированными краями. Часть же носит аренсбургские черты (Черешля VII), с менее выработанными формами нуклеусов, частым использованием отщепов для изготовления скребков и резцов; остриями, близкими к аренсбургским (Гурина Н.Н., 1965, с. 152), хотя у одного из них конец обработан вентральной ретушью.
Финальнопалеолитические памятники северо-запада Русской равнины и по характеру слоя, и по составу инвентаря обнаруживают тесную связь с голоценовыми, мезолитическими стоянками этой и соседних территорий[46]. Так, по Л.В. Кольцову, в эпоху мезолита свидерское население частью продолжало автохтонное развитие своих традиций на территории Прибалтики, несколько смещаясь к востоку, а частью сместилось к северо-востоку, дав начало мезолитической волго-окской культуре (Кольцов Л.В., 1977, стр. 92). Аренсбургское население, видимо, ассимилировалось, хотя отдельные его традиционные элементы (аренсбургские наконечники) продолжали бытовать в постсвидерских памятниках (Кольцов Л.В., 1977, с. 56).
Вопрос о происхождении финального палеолита северо-запада Русской равнины стоит таким образом. Аренсбургские памятники Прибалтики находятся на северной окраине аренсбургской культуры, сложившейся на современной территории ГДР и ФРГ, вероятно, на основе культуры бромме-лингби (Кольцов Л.В., 1977, с. 54). Источники свидерской культуры неизвестны.
Н.Н. Гурина считает, что истоки северо-западного свидера (по индустрии стоянки оз. Свитязь) следует искать к юго-востоку, в позднепалеолитических индустриях Костенковско-Борщевского района. В качестве возможных конкретных прототипов назывались Костенки 4 (Гурина Н.Н., 1960, с. 136) и Борщево 2 (Гурина Н.Н., 1965, с. 200). По нашему мнению (в этом мы согласны с Л.В. Кольцовым — 1977, с. 87), сходство между этими индустриями носит слишком общий, слишком расплывчатый характер, чтобы говорить о генетических связях. Типы острий, в которых можно усмотреть известное сходство со свидерскими наконечниками (не меньшее, чем в борщевских), возникают чрезвычайно рано — в раннеосташковское и даже в молого-шекснинское время, причем в разнокультурных индустриях (например, наконечники с черешком или боковой выемкой из нижнего слоя Костенок 21, микроострия с вентральной плоской ретушью на концах из слоев X–VII стоянки Молодова 5). Еще шире временные, пространственные и культурные границы распространения иных орудий, упоминаемых Н.Н. Гуриной без указания на конкретные типы: «скребки на правильных ножевидных пластинках, острия с резцовыми сколами, пластинки со срезанным краем, пластинки с притупленной спинкой, долотовидные орудия» (Гурина Н.Н., 1960, с. 136). Наконец, хронологический разрыв между раннеосташковской стоянкой Костенки 4 и позднеледниковой стоянкой у оз. Свитязь слишком велик для убедительных генетических построений. Мы полагаем, что возраст стоянки Борщево 2 также значительно древнее, чем это обычно считается. Таким образом, решение вопроса о происхождении свидерской культуры на северо-западе Русской равнины — дело будущего.
В заключение отметим, что многие из принятых здесь построений с накоплением материала должны будут существенно уточняться, а, может быть, и изменяться. Обратим внимание лишь на некоторые моменты, требующие таких уточнений.
Характеризуя в целом палеолитическую культуру Русской равнины на последнем этапе позднего палеолита (в позднеледниковье), отметим следующее. На юго-западе продолжало существовать автохтонное население, сохранившее в основных чертах прежний оседлый образ жизни (характеристика культурных слоев, остатков жилищ, где их удалось обнаружить, основной состав кремневого и костяного инвентаря не меняются), а также ряд общерегиональных, межкультурных традиций в каменных индустриях, позволяющих говорить о наличии здесь в течение всей эпохи позднего палеолита особой историко-культурной области. В районе Верхнего Среднего Поднепровья и Среднего Дона мы не можем сказать что-либо определенное об изменении материальной культуры на заключительном этапе позднего палеолита, так как там, по нашему мнению, трудно выделить стоянки, достоверно относящиеся к этому периоду. Если мнение большинства исследователей (мнение, с которым мы не согласны) о позднеледниковом возрасте таких стоянок, как Тимоновка, Борщево 2, Костенки 3 (т. е. верхний культурный слой Костенок 21) и соответственно Костенки 2, будет окончательно доказано, можно будет говорить о том, что в данных районах население, ведущее оседлый образ жизни, жившее в поселках со сложными долговременными костно-земляными жилищами и хозяйственными сооружениями, сохранило свой уклад, по крайней мере, до начала позднеледниковья. По нашим же представлениям — отметим еще раз — это население существовало здесь лишь в раннеосташковское время, до наступления климатического минимума осташковского похолодания.
В других районах Русской равнины, где выделяются группы позднеледниковых стоянок (северо-запад Русской равнины, район Днепровских порогов), по характеру культурных слоев можно предполагать иной хозяйственный уклад. Вместо оседлого населения, оставившего долговременные поселки, здесь в это время распространяются группы бродячих охотников, оставившие кратковременные стойбища. Исчезают замечательные произведения искусства, кремневый и костяной инвентарь становится беднее по количеству технико-морфологических групп и в то же время стандартнее по формам. Довольно отчетливо прослеживается уменьшение размеров кремневых орудий.