Наконец-то в Восточной Африке появляются и очевидные предки современных кистеухих свиней – Potamochoerus afarensis (4,3–3 млн л. н.). Его скуловые дуги были направлены вниз, отчего он был не такой харизматичный, нежели другие синхронные виды, и вообще примитивнее самых продвинутых кольпохерусов. Но, как нередко бывает в эволюции, именно это и позволило его потомкам в итоге выжить – недаром с тех времён сохранилась поговорка «старая проверенная адаптация лучше новых двух».
Вероятно, одно из главных отличий свиней и гоминид, которое позволяло им столь долго сосуществовать, – разница суточного ритма. Свиньи преимущественно ночные животные, тогда как гоминиды с самого начала были дневными (а ночное полуобезьянье прошлое к этому времени было давно забыто). Кстати, дневной образ жизни спасал наших предков и от столкновения с большинством хищников, и, видимо, был причиной потери шерсти и развития отличной терморегуляционной системы, позволившей потом расселиться из Африки в другие широты; впрочем, мы отвлеклись.
Как видно, плиоценовые свиньи массово отказывались от мяса в пользу травы. Такой переход был, видимо, обусловлен эволюцией более успешных конкурентов – гиен, которые вытеснили свиней из ниши падальщиков. Другими аспектами «вегетарианизации» свиней было то, что они стали менее злобными и более вкусными, а через это оказались фирменным блюдом в меню многочисленных кошек.
Ясно, что где ветчинка, там будут и её любители-потребители. Плиоценовые кошачьи в условиях обилия копытной дичи чувствовали себя отлично. Повсеместно обитали махайродусовые Dinofelis, Metailurus, Megantereon и Homotherium. Судя по отличиям в размерах и пропорциях, а также частому сосуществованию в одних и тех же местонахождениях, они занимали несколько отличающиеся экологические ниши. Впрочем, на нашу эволюцию саблезубые влияли разве что изведением свиней-конкурентов; тяжёлому хищнику невыгодно гоняться за шустрым австралопитеком.
Другое дело, что 4–3,7 миллиона лет назад появляется род Panthera, к которому относятся современные львы и леопарды. Они моментально распространяются по всей Африке от севера до юга. Среднеплиоценовые пантеры неопределимы с точностью до вида, но нет особых сомнений, что они были похожи на нынешних леопардов. А это – специализированные охотники за приматами. Вместе с изменениями климата и усилившейся конкуренцией со стороны свиней и гиен, появление пантер могло быть существенным поводом для резкого ускорения эволюции гоминид.
Другие современные африканские кошачьи – гепард Acinonyx, каракал Caracal caracal и сервал Leptailurus serval – появились практически синхронно около 4 млн л. н. и были опасны разве что для детёнышей австралопитеков.
Обилие добычи и падали гарантировало расцвет и плиоценовых гиен – среди них были как довольно странные создания, так и вполне современные формы. К линии охотящихся гиен, кроме по-прежнему благоденствующего рода Chasmaporthetes, принадлежал южноафриканский Lycyaenops silberbergi (4–1,8 млн л. н.). Намного родственнее современным гиенам крупная Pliocrocuta perrieri (3,4–2 млн л. н.) из Северной и Восточной Африки и совсем уж гигантская Pachycrocuta brevirostris (4,1–1,3 млн л. н.) из Восточной и Южной (впрочем, известная и в Евразии вплоть до Китая). Последняя была истинным бичом копытных и австралопитеков: метр в холке, весом до 110 кг – примерно на таких ездили мордорские орки. Впрочем, слишком большие размеры снижали прыть пахикрокут, да и короткие мощные челюсти принадлежали скорее падальщику, чем активному хищнику.
Полосатая гиена Hyaena
Как часто бывает, бо́льшую опасность представляли не такие впечатляющие, хотя тоже не маленькие пятнистые гиены Crocuta. Они появились 3,8 млн л. н. и до сих пор отлично чувствуют себя на большей части Африки. Хотя пятнистые гиены и слывут падальщиками, чаще они добывают себе пищу активной охотой. В плиоцене пятнистые гиены были довольно разнообразны – ранняя и мелкая C. dietrichi, C. eturono с нестандартно увеличенным первым моляром и уменьшенными премолярами, продвинутая C. ultra. В последующем пятнистые гиены под названием пещерных чрезвычайно широко расселились по Евразии – до Англии, Сибири и Бирмы; впрочем, сейчас их ареал ограничен Африкой южнее Сахары. Пятнистые гиены вытеснили из Восточной Африки более примитивных бурых гиен, которые, впрочем, сохранились на юге континента.
3,6 млн л. н. от продолжавшего существовать рода Ikelohyaena отделились полосатые гиены Hyaena – тоже немаленькие существа, но с более умеренной способностью к разгрызанию костей. С самого начала они не особо отличались от современных и обычно относятся к нынешнему виду H. hyaena. Полосатые гиены в самой Африке надёжно заняли только северную и восточную части, зато прочно закрепились в Евразии, где пребывают и поныне – от Аравии и Закавказья до Индии.
Чепрачный шакал Canis mesomelas
Из собачьих по-прежнему гавкали Eucyon, а в Лаэтоли и Хадаре в слоях 3,76–3,5 млн л. н. найдены останки каких-то более продвинутых собак – то ли Megacyon, то ли уже Canis brevirostris, то ли уже чепрачных шакалов Canis mesomelas. С 3,5 млн л. н. в Африке появляются стопроцентные собаки Canis. Кроме них, по кустам шмыгали енотовидные собаки и пара родов лис, но эти нашим предкам были параллельны.
Поздний плиоцен – ранний плейстоцен, 3–2 млн л. н… и немножко позже
Как и в предыдущих главах, рамки этой не привязаны строго к стратиграфической шкале. Поздний плиоцен начался 3,6 и кончился 2,6 млн л. н., а ранний плейстоцен закончился около 780 тыс. л. н. Но именно от 3 до 2 млн л. н. происходило самое интересное в нашей истории – превращение австралопитеков в людей. В более же поздние времена судьбы человеческого рода уже минимально зависели от павианов, свиней, кошек и гиен, так что эта новейшая история остаётся за рамками нашего повествования.
Около трёх миллионов лет назад началась совсем новая эпоха. Продолжающееся похолодание и осушение в очередной раз преобразило ландшафты и фауны. Ко времени 2,7–2,5 млн л. н. в Северном полушарии началось оледенение, а в Африке – резкое осушение климата. Заросли буша сменились открытыми пространствами саванн почти современного типа. Неспроста граница плиоцена и плейстоцена проведена 2,58 млн л. н. Показательно также, что около двух миллионов лет назад или чуть позже вымирает большинство африканских бегемотов.
Череп Australopithecus garhi
В последующем всё становилось только хуже: 1,9–1,7 млн л. н. установилась зональная циркуляция Уокера, что в Африке привело к очередному отступанию остатков лесов и рекордному распространению саванн: ландшафты, покрытые деревьями более чем наполовину, практически исчезли, а в большинстве мест леса занимали менее 10 % площади. Конечно, в разных областях эти события происходили не одновременно: в долине Омо леса сохранялись дольше, чем в области Туркана, а в долине реки Аваш лесов не было весь плейстоцен.
Грацильные австралопитеки, какими бы саванными жителями они нам не представлялись, не смогли приспособиться к таким изменениям; всё же древесное прошлое и привязанность к лесной пище довлело над ними весь плиоцен. В промежутке между 3 и 2,5 миллиона лет назад ветвистый филогенетический куст грацильных австралопитеков чахнет на глазах. Остаются лишь Australopithecus garhi (2,5 млн л. н.) и A. sediba (2 млн л. н.), причём оба известны из единичных местонахождений по единичным экземплярам.
Не добавляло радости и окружение: гигантские гелады, в меньшей степени свиньи и гиены оказались слишком крутыми конкурентами – они стали одной из главных причин исчезновения многочисленных видов грацильных австралопитеков. Гоминиды решили проблему двумя принципиально разными способами.
Paranthropus
Одна линия – массивных австралопитеков Paranthropus – стала опережающими темпами приспосабливаться к питанию волокнистой малопитательной растительной пищей типа осоки, корневищ и клубней, то есть такой, на которую даже среди копытных находилось мало желающих. Уже самый ранний восточноафриканский вид P. aethiopicus (2,7–2,3 млн л. н.) имел гипертрофированные челюсти, огромные гребни на черепном своде для жевательной мускулатуры, уменьшенные резцы с клыками и увеличенные премоляры с молярами, то есть выраженную заклыковую мегадонтию. У более позднего южноафриканского P. robustus (1,5–2,0 млн л. н.; возможно, возникшего независимо из южноафриканского же Australopithecus africanus; не исключено также, что в Южной Африке существовало два вида парантропов) жевательные зубы ещё подросли, а у восточноафриканского P. boisei (2,52–1,1 млн л. н.) зубищи стали настолько огромными, что первый обнаруженный череп был прозван «Щелкунчиком». В смысле заклыковой мегадонтии парантропы шли строго в ногу со временем: в это время молотилками для травы и зерна обзаводились все прогрессивные жители африканских саванн. Не случайно парантропы оказались чрезвычайно успешной группой: число местонахождений с их останками больше, чем мест обнаружения всех других видов австралопитеков, вместе взятых, а по числу находок парантропы обгоняют синхронных «ранних Homo» в несколько раз. Несмотря на следование пищевым трендам, массивные австралопитеки, судя по всему, старались держаться зарослей по берегам озёр и рек и по-прежнему неплохо лазали по деревьям. Вероятно, это и стало в итоге причиной их вымирания: с окончательным исчезновением привычных биотопов столь, казалось бы, успешная группа затухла.
Любопытно, что в двух южноафриканских пещерах – Дримолен и Кромдраай – найдены костяные обломки с характерной изношенностью. Экспериментальным путём установлено, что подобные следы получаются при расковыривании костяшками термитников. В обеих пещерах среди останков гоминид абсолютно преобладают кости парантропов. В принципе, вскрыванием термитников могли заниматься и «ранние