G. howardae. Ныне сохранился лишь один их потомок – калифорнийский кондор G. californianus с длиной тела 1,2 и размахом крыльев до 3 м; практически таковы же андские кондоры Vultur gryphus.
Неполнозубые Северной Америки были принципиально похожи на южноамериканских, а частично представлены просто теми же видами. Место глиптодонов занимали родственные виды рода Glyptotherium; вместо мегатериевых ветви ломали чуточку более скромные Megalonychidae – Nothrotheriops shastensis, Nothrotherium maquinense, Megalonyx jeffersoni, расселившиеся аж до Аляски; милодонтовые были представлены, например, Paramylodon harlani, южноамериканским видом глоссотериев Glossotherium chapadmalense и близким к нему G. garbanii.
Южноамериканские копытные нотоунгуляты проникали в Северную Америку крайне незначительно, но всё же Mixotoxodon дошли до Техаса.
Гораздо богаче была более стандартная североамериканская фауна. Чего стоят бобры Castoroides ohioensis длиной 2,5 м и весом 220 кг! Такой зверь заметен даже на фоне мастодона Mammut americanum (он же Mastodon), мамонта Mammuthus primigenius и колумбова мамонта M. columbi высотой 4 м. Кстати, ближайший родственник колумбова мамонта – M. exilis, – живший на островах Чаннел около побережья Калифорнии, имел рост всего 1,4–1,9 м со средним 1,7 м. Крошечные мамонты – идеальный пример островной эндемичной карликовости, со слонами такое случалось много раз в самых разных местах.
Cervalces scotti
В целом теплолюбивый характер позднеплейстоценовых фаун южной половины Северной Америки виден по присутствию тапиров Tapirus veroensis. По прериям и канадским таёжным сопкам скакали дикие американские лошади, например Equus lambei (она же Equus ferus lambei). Их обгоняли сайгаки Saiga tatarica, прикочевавшие из Азии, хотя и не продвинувшиеся далеко на юг, вилороги Stockoceros conklingi и S. onusrosagris с парой пар рогов одинаковой длины, а также Tetrameryx shuleri, у которого задний отросток раздвоенных рогов достигал огромной длины. Ещё великолепнее рога венчали головы гигантских лосей Cervalces scotti – в форме хитро-извитых тройных пластин с множеством отростков. Мигрировавшие из Сибири бизоны Bison priscus, их длиннорогие гигантские потомки B. latifrons, их короткорогие внуки B. antiquus и ещё более поздние и мелкие B. occidentalis потихоньку осваивались там, где их нынешние наследники B. bison нашли последнее прибежище. В дополнение к стандартному овцебыку Ovibos moschatus прилагались более теплолюбивые и более крупные длинноногие Bootherium bombifrons и длиннорогие Euceratherium collinum (он же Preptoceras sinclairi), а также загадочные толсторогие Soergelia mayfieldi. По засушливым степям вышагивали верблюды Camelops и ламы Hemiauchenia и Palaeolama. Парадоксальным образом в последующем именно в Северной Америке мозоленогие исчезли, а в Южной сохранились.
Одним из самых впечатляющих хищников Северной Америки был саблезубый Smilodon fatalis, хотя и не такой большой, как южноамериканские аналоги. Не столь клыкастый, как смилодоны, зато тоже колоритный американский лев Panthera leo atrox, в отличие от своих современных родственников, жил вплоть до Аляски, где успешно давил бизонов.
За особо стремительными копытными по прериям носились американские «гепарды» Miracinonyx trumani (более древнюю плио-плейстоценовую находку предложено выделить в вид M. inexpectatus, сильнее похожий на пуму). Эти грациозные звери действительно были очень похожи на гепардов сложением и даже формой головы – укороченной и почти округлой. Усиленному дыханию способствовали огромные носовые отверстия. Мирацинониксы действительно были роднёй гепардов, но лишь двоюродной. И морфология, и генетика показывают, что американские «гепарды» – это скорее пума, которой придали ускорение; впрочем, и гепард, и пума, и мирациноникс образуют одну родственную группу внутри кошачьих. Сходство с гепардами было тоже не таким уж полным: конечно, ноги были тонкими и длинными, но когти – втяжными, как у обычных кошек.
Существование мирациноникса было предсказано теоретически: североамериканские вилороги, как уже говорилось, – самые быстрые копытные материка, но такая прыткость не могла возникнуть про запас. В Северной Америке нет быстрых хищников – ягуары, пумы и медведи вовсе не бегуны, а волки и койоты преследуют и выматывают, но не настигают в скоростном броске. Логично было предположить, что в прошлом на равнинах имелся хищник-рекордсмен, подобный гепарду, задавший вилорогам их сверхспособности, – и Д. Б. Адамс выдвинул такую идею. Многие специалисты сильно в этом сомневались: дескать, ископаемые фауны Северной Америки давно и подробнейше изучены, и никто никогда не находил в них никаких гепардов. Но упорство даёт результат. Как выяснилось, останки «гепарда» уже были найдены и за десяток лет до того описаны под названием Felis trumani, а ещё за десяток лет – Felis studeri, а ещё за две трети века – Uncia inexpectata – и лишь ждали своего верного распознания.
Среди североамериканских медведей выделяются короткомордые длинноногие Arctodus pristinus и A. simus. Первые были ещё достаточно обычными, но последние имели высоту в холке до 1,5–2 м и вес до тонны, а в рекордных случаях – до 1,4 т! Как и все медведи, арктодусы были всеядными, следы их зубов найдены на костях наикрупнейших животных. Думается, первые палеоиндейцы не слишком обрадовались, встретив в Новом Свете таких монстров. Конец плейстоцена с вымиранием гигантских копытных поставил точку в развитии огромных хищников. Впрочем, исчезли и гораздо более растительноядные Tremarctos floridanus, бывшие, как и арктодусы, ближайшими родственниками современных очковых медведей.
Разнообразны были и псовые, например крупные Canis armbrusteri, а также их потомки – широко разрекламированные «страшные волки» C. dirus (они же Aenocyon dirus; генетики предполагают их раннее отделение от волчьей линии, достойное выделения в самостоятельный род). Они были чуть крупнее, несколько коренастее и мордастее обычных серых волков, но с меньшими размерами мозга. Как и все огромные хищники, они не перенесли исчезновения обильной добычи в конце плейстоцена. Бегали по американским прериям и Xenocyon lycaonoides, и – чуть позже – их родственники красные волки Cuon alpinus.
Добрались до Северной Америки и бегающие гиены Chasmaporthetes ossifragus, расселившиеся от полярной Канады до Мексики. Впрочем, в Новом Свете перевес оказался на стороне старожилов-псовых, так что американские гиены не задались и быстро кончились.
На тихоокеанском побережье последовательный ряд видов Enhydra reevei – E. macrodonta – E. lutris привёл к появлению каланов. Эти морские куньи знамениты разбиванием раковин камнями, причём делают это, лежа на спине и держа моллюска на пузе; камень же могут сберегать в складках шкуры, чтобы не искать новый.
Одним из шикарнейших местонахождений плейстоценовой фауны Калифорнии является Ранчо Ла-Бреа. Тут расположены битумные ямы-ловушки: покрытые водой, они выглядят как чудесные прудики, на самом же деле засасывают в асфальтовую трясину всех, кто неосторожно в них сунется. Показательно, что кости колумбийских мамонтов и мастодонов в Ла-Бреа в основном принадлежат молодым особям: старшие опытные не ступали на предательские скользкие берега. Легче обманывались гигантские ленивцы, верблюды, ламы, лошади, вилороги и бизоны. На увязших у берега растительноядных покушались саблезубые смилодоны, волки и койоты, слетались грифы, – и все они становились добычей коварных озёр. Найден в Ла-Бреа и раннеголоценовый скелет молодой женщины.
Как и для Австралии, роль человека в вымирании мегафауны обеих Америк обсуждается уже двести лет. Опять же, часть исследователей считают виновными палеоиндейцев, ссылаясь на многочисленные свидетельства охоты, причём преимущественно именно на крупных животных, именно на тех, что в итоге вымерли. Другие ищут и находят корреляции изменений климата и сокращения численности зверей. На самом деле, публикации про невиновность палеоиндейцев и климатические проблемы прибавлялись по мере того, как среди пишущих становилось всё меньше суровых практиков-полевиков с ружьями и всё больше кабинетных теоретиков-сидельцев, по мере роста политкорректности и невозможности сказать хоть что-то отрицательное про коренные народы, а также с нарастанием «экологического мышления» и раскручивания паники по поводу изменений климата и глобального потепления.
Как и в Австралии, с одной стороны, появление людей не строго совпадает со временем вымирания (хотя даты и того, и другого известны с большими погрешностями). С другой стороны, и климатических изменений в плейстоцене было много, в том числе очень резких, а вымирание пришлось именно на то, в которое появляются люди. Судя по всему, естественные природные изменения в очередной раз пошатнули и подкосили экосистему, а появившиеся люди её добили.
Вымирание мамонтов, лошадей и прочих крупных растительноядных в Северной Америке благотворно сказалось на самочувствии бизонов: до конца плейстоцена они были тут скорее редкими животными, а сразу после исчезновения конкурентов их численность выросла во много раз. К моменту прибытия европейцев в Америку численность бизонов исчислялась миллионами.
Особый странный мир азиатских тропиков частично сохранял в своих недрах архаичных существ, так как климат тут менялся минимально. Окружающие Индостан, Индокитай и Сунду тропические моря прогревали сушу, и ужасы ледниковых периодов миновали благословенные земли. По-прежнему в самых разных местах сохранялись слоны-стегодоны, например