Вдруг сильный толчок сшиб геолога, стоявшего на коленях, и он едва успел ухватиться за зубило, чтобы не скатиться с холма. Толчки продолжалось, и Каштанов с недоумением оглядывался. Ему показалось, что вся почва пришла в движение, а деревья закачалось.
— Страшное землетрясение! — закричал он своим товарищам, которые были от него на расстоянии сорока шагов. — Вы чувствуете, какие толчки?
Услышав этот возглас, Громеко и Папочкин переглянулись с удивлением. Они не ощущали никаких признаков землетрясения. Но, взглянув в сторону, где находился Каштанов, они были поражены: бугор с геологом медленно перемещался по склону холма.
После минуты недоумения оба побежали наперерез этому странному двигающемуся бугру, основания которого не было видно из-за густой травы. Подбежав ближе, Папочкин воскликнул со смехом:
— Да это исполинская черепаха! Петр Иванович, вы едете на черепахе!
В это время бугор повернулся в сторону преследователей, которые увидело выдвинувшуюся из-под него довольно длинную шею и противную голову, не меньше бычьей, усаженную мелкими щитками. В раскрытой пасти видны были пластинчатые зубы.
Каштанов, понявший в чем дело, оставил свое зубило забитым в панцирь черепахи, соскользнул с нее и быстро отпрыгнул в сторону. Он заметил теперь быстро двигавшийся огромный хвост, похожий на толстое бревно, удар которого мог переломить ноги.
Животное, почувствовав себя свободным, побежало вдоль склона, его голова и хвост скрылись в траве. Оно опять поразительно напоминало движущийся голый бугор.
После обмена шутками по поводу забавного приключения геолога, принявшего живую черепаху за каменный холм, а ее движение за землетрясение, Каштанов заметил товарищам:
— Я полагаю, впрочем, что это была совсем не черепаха, а глиптодонт, животное из семейства броненосцев, водившееся на земле в плиоценовую эпоху третичного периода наряду с огромными муравьедами, гигантскими ленивцами, мастодонтами и громадными носорогами. Остатки этих животных найдены в изобилии в Южной Америке".
Дарвина чрезвычайно поразило обилие разнообразных ископаемых животных в Южной Америке. Описанные выше девять находок он сделал на совсем небольшом участке, площадью менее 200 кв.м. Дарвин писал, что "это свидетельствует о том, как многообразны должны были быть древние обитатели этой страны". Впрочем, он полагал, что обнаруженный им особо богатый ископаемыми костями участок был эстуарием древней реки, выносившей к побережью вместе с илом трупы случайно погибших животных.
Скопление ископаемых костей близ Баия-Бланка — самая богатая, но далеко не единственная палеонтологическая находка, сделанная молодым Чарльзом Дарвином в ходе кругосветного плавания. Немало интересного удалось обнаружить, во время небольшого сухопутного путешествия из Буэнос-Айреса в Санта-Фе. О тамошних находках натуралист рассказывает следующее: "Помимо целиком сохранившегося зуба токсодона и множества разрозненных костей я нашел, один возле другого, два громадных скелета, рельефно выступавших из отвесного обрыва над Параной. Впрочем, они совершенно истлели, и я смог извлечь только небольшие обломки одного из коренных зубов; но и это уже было достаточным указанием на принадлежность остатков мастодонту, вероятно того же вида, что и тот, который населял, должно быть, в прошлом в таких громадных количествах Кордильеры Верхнего Перу. Люди, перевозившие меня на челноке, говорили, что давно знакомы с этими скелетами и не раз недоумевали, как они туда попали; чувствуя необходимость в какой-то теории, они пришли к выводу, что мастодонт подобно вискаше рыл норы в земле!".
Животные, о которых идет речь, принадлежали к отряду хоботных. Неискушенный в зоологии человек, если бы ему довелось повстречать мастодонта, мог бы принять его за слона, но в действительности это древнее хоботное имеет ряд существенных отличий как от слона, так и от мамонта, в частности в строении зубов. Мастодонтов даже не относят к семейству слоновых, а выделяют в отдельное семейство.
По высоте мастодонты уступали мамонтам и современным слонам (самые крупные из обнаруженных на сегодняшний день животных достигали 3,5 м в холке), но, по-видимому, отличались большей массивностью. В отличие от слонов, некоторые виды мастодонтов имели не одну, а две пары огромных бивней — в верхней и в нижней челюсти. Бивни были загнуты гораздо меньше чем у мамонта, у ряда видов — почти совершенно прямые. Самые длинные из когда-либо найденных бивней мастодонта достигают 5 м. При высоте 3,5 м их обладатель, вероятно, представлял собой весьма причудливое зрелище. Когда-то представители этого семейства населяли как Старый Свет, так и Новый, но в Европе они вымерли гораздо раньше, чем в Америке.
Во время своих сухопутных путешествий по южноамериканскому континенту Чарльз Дарвин в числе прочего совершил двойной переход через Анды. Вместе со своими спутниками он вышел из Вальпараисо, направился к горному перевалу Портильо и спустился к городу Мендоса, расположенному по ту сторону хребта. Затем натуралист вернулся в Вальпараисо через перевал Аконкагуа по горной дороге, известной под названием Мост Инков. Пересекая Анды во второй раз, Дарвин наткнулся на еще один палеонтологический памятник, любопытный образец ископаемой флоры: "…Я ожидал найти здесь окременелые деревья, которые вообще характерны для этих формаций. Ожидание мое оправдалось самым необыкновенным образом. В средней части хребта, на высоте около 7 000 футов, я заметил на обыкновенном склоне выступающие белоснежные столбы. То были окаменелые деревья, из коих одиннадцать были окременелые, а тридцать-сорок других превратились в грубокристаллический белый известковый шпат. Они были обломаны, и оставшиеся пни торчали лишь на несколько футов из земли. Стволы были от 3 до 5 футов в окружности. Они стояли на некотором расстоянии один от другого, но все вместе составляли одну группу. М-р Роберт Броун был настолько любезен, что изучил эти деревья и нашел, что они принадлежат к подразделению елевых, но в то же время имеют черты семейства араукариевых, а в некоторых любопытных отношениях сродни тису. Вулканический песчаник, в котором залегали деревья и из нижних слоев которого они, должно быть, выросли, постепенно скоплялся вокруг стволов тонкими слоями, и камень до сих пор сохраняет следы их коры".
Среди биографов Дарвина бытует мнение, что именно палеонтологические находки, обнаруженные во время путешествия по Южной Америке, окончательно утвердили молодого натуралиста в мысли, что виды изменяются, и определили направление его научных интересов на много лет вперед. В "Происхождении видов" отведено две специальные главы рассказу об ископаемых останках и о том, как геологическая летопись истории жизни на Земле соотносится с его теорией. Но было бы неверно думать, что дарвинизм базируется исключительно на изучении остатков ископаемых организмов. В такой же, если не большей, мере в его основе лежат наблюдения за ныне живущими видами и разновидностями, а также сопоставление тех и других данных. Более того, Дарвин сам указывает на то, что изучая лишь окаменелости, не просто найти однозначное и очевидное подтверждение эволюционного учения. Следы бесчисленных переходных форм от вида к виду не так-то легко обнаружить. В главе, озаглавленной "О неполноте геологической летописи", сказано, что "геология не открывает нам такой вполне непрерывной цепи организмов, и это, быть может, наиболее очевидное и серьезное возражение, которое может быть сделано против теории".
Однако, автор "Происхождения видов" убежден, что по зрелому размышлению это возражение может быть снято. Прежде всего следует помнить, что лишь ничтожная часть некогда живших существ по счастливой случайности сохранилась до наших дней в виде окаменелостей: "Никогда не следует забывать замечания Эдварда Форбза, этого замечательного палеонтолога, что очень многие ископаемые виды были установлены и теперь известны по единственному и нередко неполному экземпляру или по немногим экземплярам, собранным на небольшом пространстве. Лишь небольшая часть земной поверхности была исследована геологически, и ни одна местность не исследована с достаточной полнотой, что доказывают важные открытия, которые ежегодно делаются в Европе. Совершенно мягкие организмы совсем не могут сохраниться. Раковины и кости разрушаются и исчезают, если остаются на дне моря в тех местах, где осадки не отлагаются. Мы, вероятно, сильно ошибаемся, если думаем, что осадки отлагаются почти по всему дну моря настолько быстро, чтобы ископаемые остатки могли быть засыпаны и сохраниться". Между тем есть все основания предполагать, что "период, в продолжение которого каждый вид подвергался модифицированию, хотя и очень продолжительный, если измерять его годами, был, вероятно, короток по сравнению с тем временем, в течение которого вид не подвергался какому-либо изменению", и, следовательно шанс обнаружить ряд тонких межвидовых градаций весьма невелик.
Дарвин также говорит о сложности опознания тех или иных видов, как переходных: "Когда я рассматриваю какие-нибудь два вида, мне трудно преодолеть в себе желание создать в воображении формы, промежуточные непосредственно между этими двумя видами. Но это совершенно неправильная точка зрения; мы должны всегда ожидать формы, промежуточные между каждым данным видом и его общим, но неизвестным предком, а предок, конечно, должен был чем-нибудь отличаться от всех своих модифицированных потомков. Вот простая иллюстрация этого: трубастый голубь и дутыш оба произошли от скалистого голубя; если бы мы обладали всеми промежуточными разновидностями, когда-либо существовавшими, мы имели бы совершенно непрерывный ряд переходов между каждой из этих форм и скалистым голубем, но мы не имели бы разновидностей, промежуточных непосредственно между трубастым голубем и дутышем; не имели бы, например, формы, совмещающей в себе несколько распущенный хвост и немного раздутый эоб, — эти характерные признаки двух только что упомянутых пород…