Где-то сейчас Джойс? Он по-прежнему часто думал о ней, но рядом с Майян ее предательство, как и сам их роман, становилось чем-то призрачным. Майян наложила свою печать на все вокруг: всюду с ним был ее голос, в памяти то и дело всплывало ее лицо, руки, ноги, лицо, волосы, губы, груди, промежность, и, что бы он ни делал — читал ли газету за чаем или играл в шахматы с местным шейхом в черном тюрбане, — его окутывал, обволакивал запах их предыдущей ночи.
С террасы он заметил в дальнем конце сада Майян — надвинув на глаза соломенную шляпку, она шла к дому своей обычной решительной походкой. Кирш помахал ей, хоть и не надеялся, что она его заметит. Он уже собирался ей покричать, но не стал: лучше подождать ее здесь. Проводил ее взглядом, пока она не скрылась за углом дома.
Десять минут спустя, уже без шляпки, в цветастом фартуке, она стояла за спиной у Кирша:
— Чаю не желаете, сэр?
Кирш обернулся.
Майян рассмеялась, положила руки ему на плечи и поцеловала в шею.
— Ты взобрался на гору.
Кирш посмотрел вниз на дорожку — длиной она была не меньше километра. За неделю до отъезда в Палестину он поехал на поезде в Уэльс и два дня в одиночестве лазил по Брекон-Биконс. Под проливным дождем (все два дня лило как из ведра), мимо пасущихся овец Кирш поднялся на их вершину, Пен-и-Фэн, и, даже несмотря на непогоду, а может, и благодаря ей, счастью его не было предела: он победил в противоборстве со стихией, и это главное.
Майян села за стол, напротив него.
— А где твоя Роза? — поинтересовался он. — Я уже начинаю думать, что никакой Розы и вовсе нет.
— Она скоро подойдет. Мы с ней сегодня работаем на два фронта. Приезжают еврейские филантропы из твоей страны, а мы будем обслуживать их — местный колорит создавать.
— Не знаешь, как их зовут?
— А вот и они, — Майян указала на дорогу внизу.
Кирш пригляделся: возле гостиницы остановился шарабан, из него вышли трое, среди них женщина в широкополой шляпке. Водитель тотчас подбежал и раскрыл у нее над головой сине-белый солнечный зонтик. Мужчины щеголяли в белых летних костюмах, на голове у того, что повыше, был пробковый шлем.
— Как ты сказала, кто они такие?
— Я ничего не сказала. Но кто бы они ни были, пожалуйста, постарайся быть с ними полюбезней, иначе бедным русским вечером нечего будет есть.
— Но ты этого не допустишь, нет ведь?
Посетители стали подниматься в гору, водитель передал солнечный зонтик одному из спутников дамы, и тот галантно держал его над ее головой, пока они осторожно продвигались по каменистой дороге. Кирш следил за ними с нарастающим раздражением, как будто они зашли на его территорию.
— Сейчас я принесу тебе чаю, — сказала Майян.
— Я сам. Не хочу, чтобы ты… — перебил ее Кирш, но она уже упорхнула.
Англичане были шагах в двадцати от террасы, когда мужчина в пробковом шлеме заметил Кирша.
— Бобби? Господи, да это же Бобби Кирш. Вот черт! — Он взволнованно повернулся к женщине: — Мириам, черт побери, это же сын Гарольда Кирша.
И Кирш тут же узнал их: Саймон и Эстер Габер, лондонские соседи, родители время от времени приглашали их на ужин. А с ними, должно быть, их сын Робин. В детстве Кирш пару раз играл с ним, но, помнится, они не ладили.
Кирш встал из-за стола. Он хотел сделать это по возможности ловко, но все равно было видно, что двигается он еще с трудом. Госпожа Габер поцеловала его в щеку; пот проделал темные дорожки на ее напудренных щеках и шее.
— Какая приятная неожиданность! — сказала она,
Габеры подсели к столику Кирша. И миссис Габер, которую, судя по выражению лица, каменные постройки Рош-Пинны интересовали не больше, чем роспись на стене «экзотического» ресторана, порог которого она никогда не переступила бы по своей воле, принялась рассказывать о событиях еврейской общественной жизни в Лондоне за время отсутствия Кирша. И уже приступила к подробному описанию свадьбы Джереми Голдторпа и Наоми Сэмуэль, но супруг вовремя перебил ее замечанием о погоде, а сын пнул под столом по ноге. Но дама не дала себя сбить.
— Что за глупости! Уверена, Бобби давно уже пережил историю с Наоми. Ни на минуту не сомневаюсь, что он хочет послушать о ее свадьбе.
Кирш не успел ей ответить, потому что на террасе появились Майян и Роза — девушки принесли меню. В отличие от своей напарницы, Роза не расточала улыбок и с подозрением косилась на Кирша из-за больших очков в черной прямоугольной оправе.
Кирш понимал, что должен представить Майян лондонским знакомым, но почему-то сразу этого не сделал, а к тому времени, как собрался с духом, Габеры уже сделали заказ, и девушки вернулись на кухню.
— Какая симпатичная халуц, та, которая повыше, — сказала миссис Габер. Она произнесла слово, означающее на иврите «пионер», так, словно оно относилось к чему-то такому, чем можно восхищаться только на расстоянии.
— Ну как жизнь? — продолжил мистер Габер. — Мы слышали, ты служишь в полиции.
— Бобби работает бобби, — сострила его жена.
У бедняги Робина Габера был такой вид, будто он сейчас бросится с края террасы вниз. Должно быть, он уже не первую неделю путешествует со старшими.
— Родители в добром здравии?
— Да, насколько мне известно. Сара, моя двоюродная сестра, была здесь. Она виделась с ними относительно недавно, позже, чем я.
— Она вышла замуж за младшего Корка? — вставила миссис Габер.
— Ты знаешь, мы переехали. В Сент-Джонс-Вуд, — продолжал ее муж. — И, к сожалению, потеряли связь почти со всеми прежними соседями. По родителям твоим очень скучаем. Славная была компания! Твой отец — великолепный рассказчик.
— Такой умный человек, — добавила миссис Габер и печально покачала головой так, будто отец Кирша, несчастный страдалец, отдал Богу душу, как только семейство Габер решило переехать.
Кирш понял, что еще немного — и начнутся разговоры о смерти Маркуса и горе его родителей, а ему совершенно не хотелось слушать разглагольствования миссис Габер. Он повернулся к Робину — тот пока что не проронил ни слова.
— Вы надолго приехали? — спросил Кирш.
— На месяц. В конторе обошлись бы без меня и дольше, но не хочу давать им такую возможность.
— Не скромничай, — сказала миссис Габер. Она следила за их вялотекущей беседой, как ястреб. — Робин — блестящий барристер, — добавила она.
Солнце за домом поднималось все выше, тени ширились — силуэт крыши на лужайке под террасой чем-то напоминал ковчег. Миссис Габер отлучилась в «комнату для девочек», и трое мужчин умолкли. Наконец Робин догадался спросить Кирша о работе — так, для порядка, без особого любопытства. Не такой уж он плохой парень, подумал Кирш, ему даже стал нравиться их ни к чему не обязывающий разговор — он с тех пор, как переселился в Палестину, успел отвыкнуть от таких бесед. Видимо, все же многое объединяет его с лондонскими ровесниками-евреями, больше, чем ему казалось. Робин Габер рассказывал забавные истории про их общих знакомых — Кирш смеялся, и на миг ему захотелось очутиться в этот солнечный день в Англии: валяться на свежеподстриженной травке под пушистыми белыми облаками и ни о чем не думать.
Вернулась миссис Габер. Она переступила через трость Кирша, лежавшую на полу рядом со стулом, но, по счастью, воздержалась от вопросов.
— Все очень мило и чистенько, — сказала она.
Майян и Роза принесли курицу с рисом. Почтительно поставили перед гостями тарелки. Майян больше не улыбалась.
— Скажите мне, барышни, — начала миссис Габер, — вы здесь из-за гонений?
Майян пожала плечами.
— Да что вы, — ответила Роза, насколько могла весело и любезно, — дома в Одессе я как сыр в масле каталась.
Миссис Габер изменилась в лице — казалось, она была разочарована.
— Так зачем же вы сюда приехали?
Кирш ждал удобного повода, чтобы представить Майян, но миссис Габер завладела разговором — а Майян терпеливо ей объясняла, что породило ее идеализм. Кирш поймал на себе требовательный взгляд Розы: ну же, не молчи! — говорил этот взгляд.
Роза хотела передвинуть тарелку с маслинами в центр стола, но миссис Габер вдруг схватила ее за руку.
— Посмотрите на ее руки! — воскликнула она. — Чем вас тут заставляют заниматься?
Миссис Габер развернула ладони Розы так, чтобы всем было видно мозоли.
Роза вырвала руку:
— Это неважно.
— Она строила дорогу в Беэр-Шеве. Тут нечего стыдиться. Женщины тоже могут дробить камни.
Кирш поглядел на Майян. Он видел, как женщины отесывают камни, которыми мостят дороги в Иерусалиме и Тель-Авиве. Согнувшись над грудами камней, они колотили по ним зубилом — каменная крошка летела во все стороны, иногда в лицо. На них были длинные юбки и белые платки, повязанные так, что напоминали коконы.
— Тогда хорошо, что она теперь здесь, — обратилась миссис Габер к Маяйн.
— Это… это… — Кирш, запинаясь, собрался было представить Майян, но Габеры сосредоточились на еде.
Майян и Роза быстро удалились.
— То, что они здесь делают, замечательно. Поистине это настоящее чудо. Бобби, а когда ты возвращаешься в Англию? Твои родители, должно быть, очень по тебе соскучились.
Кирш пробормотал что-то невнятное, минуту посидел молча, а потом извинился и вышел из-за стола.
Добрел до кухни, но там была только Роза.
— Где она? Где Майян?
Роза ответила спокойно, с едва скрытым презрением:
— Она ушла.
— Как это? Не могла она все бросить и уйти…
Бросился в смежную комнату, но дверь была заперта.
— Пожалуйста, откройте, — попросил он.
— Вам туда нельзя. Там официантки переодеваются.
Кирш забарабанил по деревянной двери кулаками:
— Майян, Майян, прости меня, пожалуйста. Открой дверь!
В ответ — тишина.
Кирш обернулся к Розе:
— Тогда я тут подожду.
И сел за стол рядом с ней. Минут пять оба молчали. В конце концов Роза открыла дверь. Кирш заглянул — никого, только наружная дверь нараспашку. Он поспешил в сад — Майян нигде не было видно.