— О чем я и говорил, Димас, — сказал он. — Все это давно превратилось в обычный курятник.
«Вот именно: курятник, — с иронией подумала Хулия. — Курятник, полный драчливых петухов, и все они говорят по-испански».
— Так значит, вы намерены взять поводья в собственные руки? — продолжал он.
— Хватит, папа! — вмешалась Хулия. — Пойдём домой. — Затем повернулась к Густаво. — Борись за свободу, сколько угодно, но оставь в покое моего отца, — сказала она. — Оставьте нас всех в покое!
— Нет, это вы должны оставить нас в покое! — крикнул юноша-фанг. — Убирайтесь в свою Испанию!
Несколько человек на разные голоса подхватили его слова. Эмилио почувствовал, как кровь бросилась ему в голову, и изо всех сил стиснул зубы. Хулии показалось, что отец вот-вот задохнётся. Она схватила его за руку и потащила к фактории. Оба распахнула дверь, и Хулия втолкнула отца внутрь.
Через несколько секунд в окно фактории ударил камень — с такой силой, что стекло разлетелось вдребезги, с оглушительным грохотом осыпавшись на пол тысячами осколков. На миг воцарилось молчание; никто не двинулся с места — ни внутри, ни снаружи. Наконец, Эмилио, хрустя по стёклам, сделал несколько шагов к окну и увидел, что люди понемногу начали расходиться.
— Вы нас ещё попомните! — взревел он. — Попомните мои слова! Вам за всю жизнь не расхлебать того, что вы сейчас творите! Вы меня слышите? За всю жизнь!
Он в упор уставился на Димаса. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза; затем Димас сокрушенно покачал головой и молча удалился.
Хулия бросилась к отцу. По ее щекам катились тяжелые слезы ярости и отчаяния.
Задержался только Густаво, стоя в нескольких шагах от них.
— Мне очень жаль, — прошептал он, взглянув на Хулию, прежде чем уйти.
Оба взяла метлу и принялась подметать осколки стекла. Хулия отвела отца на склад, чтобы он мог сесть. Затем подала ему стакан воды и, убедившись, что он совершенно успокоился, пошла помогать Обе.
— Ну, а ты, Оба, за какую партию? — спросила она немного погодя.
— Я не могу голосовать, сеньора, — уклончиво ответила та. — Голосовать могут только мужчины, да и то не все. Только главы семей.
— Хорошо, если бы ты могла, за кого бы проголосовала? Признайся честно.
— Моя семья из фангов, — сказала Оба. — Многих предков изгнали с их земель, им пришлось искать работу на плантациях острова. В моей семье ещё помнят, как белые преследовали наших людей и охотились на них, как на слонов. — Оба гордо вскинула голову. — Не обижайтесь, сеньора, но я бы проголосовала «за».
Хулия бросила взгляд вглубь помещения. Подавленный Эмилио сидел, понурив плечи и бессильно сложив руки на коленях.
Сколько лет прожили ее родители на Фернандо-По? Вся их жизнь была полна трудов и мечтаний... И куда им теперь деваться? В Пасолобино? Нет, конечно, это не дело. После свободной жизни в Санта-Исабель они просто зачахнут в глухой и отсталой дыре. Они могли бы вместе с ней и Мануэлем обосноваться в Мадриде и начать все заново. А впрочем — тоже нет. В их возрасте уже поздно начинать заново. Им осталось только нянчить Исмаэля и других будущих внуков, вздыхая и тоскуя о потерянном острове...
«Да, папа, — подумала она со слезами на глазах. — Все кончено».
Нельсон, державший в одной руке джин с тоником, а в другой — узкую вытянутую бутылку пепси-колы, с трудом пытался протиснуться сквозь толпу своим объемистым телом. Никогда прежде клуб Аниты не был так переполнен. Никогда прежде нигерийский оркестр не играл с такой страстью одну пьесу за другой, никогда ещё барабаны, к которым присоединились аккордеон и электрогитара, не гудели так возбуждающе, никогда парочки на танцплощадке не сливались так сладострастно в ритме йорубы или латиноамериканских танцев.
С появлением новой владелицы заметно изменилась обстановка заведения: появились высокие табуреты возле барной стойки, темно-красный раздвижной диван у стены, под круглыми светильниками, зеркала на стенах, а в углу примостился проигрыватель для пластинок фирмы «Вюрлитцер», чтобы посетители могли наслаждаться музыкой не только по выходным, но и в течение недели. Клиенты, как прежние, так и новые, текли рекой, привлечённые любопытством и предвкушением незабываемой ночи.
Неизменным осталась лишь смесь запахов табака, пота и духов.
Оба помахала ему из-за столика в глубине бара. В воздухе мелькнула маленькая рука, украшенная несколькими разноцветными браслетами, и Нельсон ощутил такой прилив радости, словно не видел ее долгие месяцы, а ведь они расстались лишь на несколько минут, пока он ходил к барной стойке за напитками. Рядом с ней сидели Экон и Лиалия, держась за руки и покачиваясь в такт музыке. Наконец, Нельсон добрался до них, поставил на стол бокалы и уселся на своё место.
— В баре столько народу, что пришлось ждать, пока меня обслужат, — объяснил он на испанском.
Когда рядом была Оба, он разговаривал по-испански, потому что она не знала пичи.
— Как я погляжу, сегодня здесь собрались нигерийцы со всего острова, — заметил Экон. — Ну прямо как сговорились!
— Но ведь дело того стоит, разве нет? — заметил Нельсон.
На этой неделе было подписано новое трудовое соглашение между Нигерией и Гвинеей сроком ещё на четыре года. Несмотря на шаткую политическую ситуацию, на весь долгий рабочий сезон нигерийцы были обеспечены работой.
— Так вот куда ездят наши мужья, чтобы спустить часть заработка! — заметила Лиалия, окидывая зал сверкающими глазами.
— Ты же знаешь, я нечасто здесь бываю, — возразил Экон. — У меня слишком много детей, которых надо кормить.
— Я тоже перестал здесь бывать, когда познакомился с Обой, — поддержал его Нельсон.
Оба ответила благодарной улыбкой.
— Трудно поверить, — продолжал он, — но именно здесь рождаются многие брачные союзы.
— Ну, так чего же вы ждёте? — весело спросила Лиалия.
Оба мечтательно прикусила губу.
— Мы собираемся открыть небольшое дело — правда, Нельсон? — сказала она.
— Да, мы строим планы на совместное будущее, но можем и подождать, — заявил Нельсон. — Мы ещё молоды.
— Послушай, дружище, — сказал Экон, — Оба, может быть, ещё и молода, а вот на тебя уже изрядно давят как годы, так и килограммы.
Откинув голову, Нельсон смачно захохотал. Затем одним глотком осушил джин-тоник, проклиная свою непредусмотрительность, что не заказал ещё. Он, конечно, мог бы вернуться к стойке, но народу было столько, что не протолкнуться.
Оба предложила ему свой напиток, и он благодарно поцеловал ее.
— Смотри! — девушка внезапно оторвалась от него и указала вперёд. — Это ведь один из белых масса с вашей плантации? — Оба поспешно встала. — Что он здесь делает? Смотри, Саде!
Оба бросилась к подруге; остальные последовали за ней. Толпа мужчин, что-то возбужденно крича, преградила им дорогу. В конце концов Обе с трудом удалось протиснуться в первые ряды, и она увидела, как белый трясет пистолетом перед лицом Саде.
— Что случилось? — спросила Оба у стоявшего рядом мужчины.
— Она поспорила с этим белым, — ответил тот. — Он чего-то от неё требовал, а она отказала. Он схватил ее и стал выкручивать ей руку. Несколько человек бросились ей на помощь, и тут он выхватил пистолет.
— А ну, прочь, или я прострелю ей голову! — крикнул Грегорио, держа перед собой Саде как щит. Глаза его сверкали от выпитого спиртного, злобы и страха.
— Хватит, масса Грегор! — встал перед ним Нельсон. — Уберите пистолет.
— Послушай, Нельсон! — Грегорио нервно расхохотался. — Что тебе не нравится? С каких это пор ты влезаешь, когда я выбираю женщину?
— Я всегда выбираю сама, чертов белый! — в ярости выкрикнула Саде. — И я уже давно решила порвать с тобой. Затем она окинула диким взглядом толпу. — Вы только посмотрите, как они бесятся, что больше не могут решать за нас! — крикнула она. — Вот оно, истинное лицо белых! Пока ты им покорно подчиняешься, они говорят, что всё прекрасно. Стоит им воспротивиться — тут же пускают в ход палки, кнут или даже пистолет!
Грегорио сжал ее крепче, так, что она застонала от боли. Несколько человек шагнули к нему.
— Нас много, а вы один. — Нельсон обвёл рукой стоявших вокруг людей. — Вы, конечно, можете стрелять, но когда у вас кончатся патроны, мы все равно до вас доберёмся. Видите здесь сегодня других белых? Нет, не видите. Так что, полагаю, вы выбрали не тот день для визита в клуб.
На лбу Грегорио проступили крупные капли пота. Ситуация оборачивалась явно не в его пользу.
Нельсон, привыкший держать в причинении десятки брасерос в своей бригаде, заметил его минутную слабость и твёрдым голосом заявил:
— Короче, я предлагаю вот что: вы уберёте пистолет, отдадите его мне, и мы позволим вам спокойно уйти.
Вокруг раздался протестующий ропот. Атмосфера накалилась, и хватило бы крошечной искры, чтобы белого элементарно линчевали.
Грегорио засомневался.
— Сегодня праздник, — примиряюще вмешался Экон. — Многие из нас пришли сюда с жёнами. И мы не хотим, чтобы праздник закончился плохо... Мы с Нельсоном проводим вас до Сампаки.
Нельсон кивнул. Несколько человек с неохотой расступились; другие вернулись к своим столикам, поддерживая решение Экона.
— Даешь слово, Нельсон? — с отчаянием в голосе спросил Грегорио.
Бригадир улыбнулся. Ему польстило, что такой человек доверил свою жизнь слову негра. Поистине, страх меняет людей.
— Разве вы не знаете, что я человек слова, масса Грегор? — спросил он.
Грегорио опустил взгляд и уступил. Он выпустил Саде, положил на под пистолет и дождался, пока Нельсон его поднимет.
— Экон, присмотри за нашими женщинами, пока я не вернусь, — сказал бригадир.
Затем схватил Грегорио за локоть и потащил его к выходу, в то время как белый продолжал осыпать его проклятиями.
Мало-помалу весёлая музыка и атмосфера праздника помогли забыть о неприятном инциденте. Саде согласилась немножко выпить с Обой и ее друзьями.
— Он заслуживает хорошей трепки, — прошептала Саде.