— Нельсон правильно поступил, Саде, — твёрдо сказала Лиалия. — Лучше без нужды не нарываться на неприятности. Тем более, что при всех этих разговорах о равенстве и братстве, в конечном счёте виноватыми оказались бы мы.
Экон принёс ещё выпивки. Оркестр заиграл знакомую мелодию, и Лиалия, схватив мужа за руку, потащила его танцевать.
— Почему он захотел вернуться к тебе? — спросила Оба, когда они с подругой остались одни.
Саде высокомерно пожала плечами.
— Все, кто хоть раз был со мной, хотят повторить, — она сделала глоток, смакуя вкус напитка.
«Кроме одного единственного», — мелькнула у нее горькая мысль.
И теперь ей всю жизнь придётся нести бремя тайны, что настоящий отец ее сына — столь неприятный тип, как масса Грегор.
В декабре 1963 года состоялся референдум об автономии, за которую проголосовали большинством голосов. Хотя в Рио-Муни за автономию было отдано семьдесят процентов голосов, на острове за неё проголосовало лишь шестьдесят процентов граждан. Как и говорил Густаво, такой результат голосования на острове объяснялся различными интересами голосующих: одни таким образом выражали свою верность Испании, другие желали получить независимость, отдалившись от Рио-Муни.
Испания издала декрет об автономном режиме для бывших провинций. С этой минуты гвинейские борцы за независимость стали добиваться от столичных властей назначения на депутатские должности и только что освободившиеся правительственные посты, включая посты президента и вице-президента, первый из которых занял все тот же Масиас. Все должности получили верные Испании люди. Как ни парадоксально, многие из тех, что недавно преследовали людей за поддержку независимости, тут же успокоились, радуясь своей непыльный службе и хорошему жалованью.
— Такова жизнь, Хулия, — шутливо заметил Килиан по этому поводу. — Я по-прежнему собираю какао, а Густаво заседает в Совете автономного правительства. Кто-то именно это и пророчил, ведь так? Я ещё помню тот их спор с твоим отцом, в этом самом месте... Сколько лет назад это было?
Хулия положила руки на живот, обтянутый тонкой тканью платья на широких бретелях, подпоясанного под грудью, и ласково его погладила.
Стоял чудесный вечер. Мягкий ласковый ветерок смягчал дневную жару, предвещая скорый конец знойного дня. Каждое воскресенье они собирались здесь остатками своей бывшей компании, чтобы чего-нибудь выпить, но остальные, как правило, опаздывали. Мануэля невозможно было оторвать от научных изысканий, особенно после шумного успеха его первой книги о специфических растениях острова.
Асенсьон и Мерседес готовились к свадьбам с Матео и Марсиалем, которые предстояло отпраздновать в один день и час в кафедральном соборе Санта-Исабель. Поскольку обе невесты родились и выросли на острове, не возникало даже вопроса, где именно праздновать свадьбу. Церемония предполагалась простой, ввиду отсутствия родственников женихов, и хотя оставалось еще несколько месяцев, девушки хотели, чтобы все было на высшем уровне, особенно свадебные туалеты. Женихи, в свою очередь, были слишком измотаны ежедневной работой, включая выходные и праздники, поскольку хотели выкроить пару недель отгулов для свадебного путешествия, не потеряв при этом в жалованье.
Килиан по-прежнему старался соблюдать осторожность, принимая участие в общественной жизни, чтобы не возбуждать подозрений и не привлекать лишнего внимания к своим отношениям с Бисилой. Таким образом, он чередовал свидания с ней и встречи с друзьями. Его жизнь, с грустью думал он, обречена протекать меж двух миров: белым и чёрным, миром гор и миром острова, и ни одному из них он не мог принадлежать полностью. Больше всего на свете он хотел, чтобы сейчас на месте Хулии, что безмятежно покачивалась рядом в гамаке в этот тихий воскресный вечер, была Бисила; чтобы это она, а не Хулия, лежала, сложив руки на животе, в котором зреет плод их любви...
Разве это так много?
До террасы доносились крики молодёжи, плескавшейся в бассейне. Кто-то поставил на проигрыватель пластинку Чака Берри, и звуки рок-н-ролла были встречены новым взрывом восторженных криков.
— Не говори так, Килиан.
— Чего не говорить? — не понял он.
— Что мы стареем.
— А!.. — махнул рукой Килиан. — Это ты так говоришь...
Килиан попытался изобразить старчески-неуклюжие па в ритме музыки, и Хулия рассмеялась. Затем он снова оперся на перила, и Хулия невольно им залюбовалась. Прежний неопытный, робкий и чувствительный молодой человек, каким он был в первые годы своего пребывания на острове, стал весёлым, довольным и уверенным в себе мужчиной. Если бы она не знала Килиана и его образ жизни, она бы сказала, что он влюблён, видя постоянную улыбку на его устах, мечтательный взгляд и решительность в любых обстоятельствах. Хулия прекрасно знала все эти признаки, хотя в ее случае все они вот уже несколько лет как отступили перед лицом спокойной нежности и доверия.
— Привет, привет! — послышался рядом весёлый голос. — А я привёз вам снега!
Килиан вздрогнул и вскочил.
— Хакобо! — воскликнул он. — А мы тебя ждали только на будущей неделе!
— Я неправильно прочитал число на билете и поначалу решил, что самолёт вылетает на будущей неделе, — ответил тот.
Братья горячо обнялись. Они не виделись полгода. В отличие от Килиана, имевшего веские причины не уезжать с острова, Хакобо ездил в отпуск в Испанию после каждого сезона. С каждым разом он возвращался все с большей неохотой, говоря, считая это предзнаменованием, что его пребывание в Африке подходит к концу.
— Мануэль мне уже сообщил, — признался Хакобо, указывая на живот Хулии. — Ещё раз поздравляю!
— А как твой отпуск? — спросил Килиан. — Прекрасно выглядишь!
Хакобо улыбнулся и посмотрел на него сверху вниз.
— Ты тоже неплохо выглядишь, — сказал он. — Мне так кажется, или ты и впрямь такой счастливый? — Он прищурился, испытующе глядя на брата. — Как тебе ещё не надоело на этом острове?
Килиан почувствовал, как краснеет, и решил сменить тему, садясь обратно.
— А как твоя машина? — поинтересовался Килиан.
Хакобо купил в Гвинее превосходный чёрный «фольксваген» и перевёз его в Испанию. И теперь, стоило упомянуть о машине, как глаза его заблестели, и он тут же забыл о счастье брата.
— Не возникло никаких проблем с ее регистрацией. А уж как я ехал на ней в Пасолобино — о-о-о! Все шоссе — мое! Доехал на машине до самой площади! Представляешь, какие лица были у наших соседей, когда я припарковался и нажал на клаксон? Насчёт соседей — трудно сказать, зато Килиан явственно представил довольную физиономию Хакобо, оказавшегося в центре всеобщего внимания.
— Это была поистине новость года, — продолжал Хакобо. — Все спрашивали, что означает аббревиатура ИТГЗ, и мне приходилось в сотый раз отвечать, что это начальные буквы словосочетания «Испанские территории Гвинейского залива»... Право, это стоит того бензина, что я потратил, катая туда-сюда некоторых соседей...
— Думаю, тебе и самому нравится кататься туда-сюда! — смеясь, перебил Килиан.
— Все дамы брачного возраста дерут друг другу волосы, чтобы прокатиться на моей машине! — похвастался Хакобо.
Хулия страдальчески закатила глаза. Мир меняется, подумала она, а Хакобо все тот же.
— Ну ладно, а есть ли среди них такая, кого тебе захотелось бы прокатить дважды? — пошутил Килиан.
Он не мог представить, чтобы его брат встречался с одной и той же женщиной больше двух раз.
Хакобо смущённо закашлялся.
— Ее зовут Кармен, и я познакомился с ней на танцах, — ответил он. — Она не из Пасолобино.
Хулия удивленно распахнула глаза. Неужели нашлась женщина, сумевшая завоевать его сердце? Она почувствовала в сердце крошечный укол ревности, хотя давно уже убедила себя, что Хакобо для неё ничего не значит.
Килиан поднялся, подошёл к Хакобо и похлопал его по спине.
— Дорогой братец, — шутливо произнёс он, — судя по твоему тону, твои безумные ночи наконец-то закончились.
Теперь наступила очередь Хакобо краснеть.
— Да ну, мы ещё только познакомились. — Он понизил голос до неуверенного шёпота. — И потом, я сейчас здесь, а она — там...
Хулия вздохнула. Этой Кармен, подумала она, придётся проделать изрядную работу, чтобы превратить этого ветрогона в семейного человека — если она, конечно, не бросит его раньше, посчитав затею безнадёжной.
Килиан устремил задумчивый взгляд в сторону горизонта. Его брат был неисправимым прожигателем жизни, но то, что он так открыто говорил о какой-то одной женщине, причём в присутствии Хулии, означало две вещи: во-первых, эта женщина значила для него намного больше, чем он сам считает; а во-вторых, его пребывание в Гвинее действительно подошло к концу.
Внезапно Килиан почувствовал угрызения совести. Да, у брата было много недостатков, но он никогда ничего не скрывал. В то же время, сам он на протяжении долгих месяцев скрывал любовь к Бисиле; любовь столь глубокую, что, пусть он и не мог объявить о ней во всеуслышание, но ему хотелось хотя бы поделиться с человеком, который его никогда не выдаст.
Он облизал пересохшие губы. Ему не терпелось поговорить с братом о Бисиле, но какое-то внутреннее ощущение заставляло его подождать. Несмотря на крепкие братские чувства, он сомневался, что брат сможет его понять. Наверняка он решит, что Килиан сошёл с ума — хотя, в сущности, так оно и есть: он очарован, ошеломлён и совершенно одержим Бисилой.
Хулия предложила принести ещё выпить. Когда братья остались одни, лицо Хакобо помрачнело.
— Что-то случилось дома? — спросил Килиан.
— Да, — ответил Хакобо. — Каталина... Она очень больна.
Килиан почувствовал, как к горлу подступил ледяной ком.
Хакобо выразился яснее.
— Я... скажу тебе правду, я попрощался с ней. Я привёз тебе письмо от мамы, в котором она просит тебя приехать как можно скорее.
— Но у нас сейчас столько работы! — вяло возразил Килиан, и тут же пожалел об этих словах, почувствовав себя предателем.