— Думаете, он поместится? — усомнился кто-то.
— А почему бы не проверить?
Головорезы вокруг захохотали.
Первый удар пришёлся в спину. Второй — по почкам, после чего удары посыпались градом, куда попало. Наконец, его с силой толкнули в яму, и над ним загремели грозные голоса, полные обиды и жажды мести.
— Это последнее предупреждение, белый, — услышал он. — Рано или поздно мы за тобой вернёмся.
И снова — пронзительный скрежет железа по камню.
Прошло немало времени, прежде чем Грегорио смог достаточно прийти в себя, чтобы выбраться из ямы, издавая полные боли стоны от полученных травм, озираясь и крестясь на могилы. Его окружала лишь кладбищенская тишина Когда он доковылял до своей машины, оставленной в нескольких метрах от клуба, ссадины на лице перестали кровоточить, но решение уже было принято.
Вернувшись в Сампаку, он первым делом разбудил Гаруса и потребовал у него расчёт.
На рассвете Валдо отвёз его в аэропорт, и Грегорио навсегда покинул Фернандо-По, ни с кем не простившись.
Мигель и Бальтасар собрали отснятые материалы и сложили их в металлический кейс.
— Спасибо, что посодействовал нам в киносъемке процесса изготовления какао, Килиан, — сказал Мигель. — Это было весьма показательно.
— Видели бы вы, как здесь было несколько лет назад... — мечтательно вздохнул Килиан. — Теперь все это наводит грусть. С той горсткой людей, что с нами ещё остались, мы не успеваем бороться с сорняками. А кроме того, мы не смогли получить и десятой доли предыдущих урожаев...
В эту минуту с неба начали падать крупные капли дождя, и все трое поспешили укрыться в машине.
Самая короткая и безопасная дорога до многоэтажного дома, где разместились члены телевизионной команды, вела через жилой квартал, где прежде жила семья Хулии. Пару раз Килиану доводилось проезжать мимо фактории «Рибагорса», и всякий раз сердце его сжималось. Ему казалось, что вот сейчас откроется дверь, и на пороге появится Эмилио или его дочь...
— Куда они все бегут? — спросил Бальтасар.
Улица внезапно заполнилась молодыми людьми, сбегавшимися со всех сторон. Одни неслись вперёд, размахивая руками; другие спешили им навстречу, таща всевозможные вещи и бутылки со спиртным, которые тут же с хохотом разбивали о мостовую, чтобы выпить их содержимое из горла. Килиана охватило скверное предчувствие. Не сбавляя скорости, он погнал машину вперёд, пока не остановился в нескольких метрах от бывшей фактории Эмилио.
— Боже мой! — воскликнул он. — Что они творят?
Десятки молодых людей громили лавку. Одни били стекла тяжёлыми палками, другие сновали туда-сюда, таская мешки и ящики с продуктами. Вскоре из лавки вытолкали наружу белого мужчину — видимо, нового хозяина, португальца Жоао; молитвенно сложив руки, он умолял пощадить его. Его тут же принялись жестоко избивать, даже не думая внимать мольбам. Кровь тут же забрызгала тротуар.
Недолго думая, Килиан выскочил из машины и бросился к лавке, громко крича и размахивая руками.
— Стойте! Стойте, кому говорю!
И тут он понял, какую совершил ошибку. Высокий юноша с обритой наголо головой тут же повернулся нему.
— Вон ещё один! — осклабился он. — За ним!
Сердце Килиана отчаянно забилось. В памяти его всплыли смутные воспоминания давних времён, когда его учили, как нужно вести себя с брасерос: спокойствие, твёрдость, последовательность...
— Немедленно отпустите этого человека! — крикнул он.
— Это ещё с какой стати, белая падаль? — бритоголовый снова глумливо осклабился, продолжая остервенело пинать распростертое на земле тело. — Потому что ты так сказал?
Килиана тут же окружило несколько юнцов, большинству из которых не исполнилось ещё и двадцати. Он почувствовал, как его покидает уверенность.
— Ни один белый не смеет нам приказывать, — заявил один из них.
Палки взлетели в воздух. Килиан закрыл лицо руками, ожидая неизбежного града ударов, но его так и не последовало.
И тут он услышал, как знакомый голос произнёс дружелюбно, но твёрдо:
— На вашем месте, я бы его не трогал.
Килиан открыт глаза. Бальтасар стоял между ним и юнцами, жаждущими мести. — Я племянник начальника полиции Максимиано, а этот человек — его друг.
— Иди в машину, — шепнул он Килиану, не оборачиваясь. — Я поговорю с этими ребятами: пусть объяснят, почему они так разбушевались.
Он задал им несколько вопросов на языке фанг, и те охотно пустились в объяснения.
Килиан забрался в машину; его ноги ещё дрожали.
На заднем сиденье съёжился Мигель.
Килиан ничего не сказал. Он случайно глянул в окно — и к его горлу подступил ком. В разбитом окне гостиной он увидел темнокожую женщину с младенцем на руках, к ней прижался малыш лет пяти или шести. Несмотря на расстояние, он был уверен, что слышит их плач, вызванный кошмарным погромом, свидетелями которого они оказались.
Увидят ли они ещё живым своего мужа и отца?
Бальтасар вернулся к машине в сопровождении бритоголового. Простившись с ним, Бальтасар забрался внутрь. Юноша наклонился, чтобы посмотреть Килиану в глаза.
— В другой раз ты так легко не отделаешься, — предупредил он.
Килиан завёл мотор, и машина на полной скорости рванула прочь.
— Спасибо, Бальтасар, — сказал он. — Ты спас мне жизнь.
Тот ничего не ответил, лишь удручённо махнул рукой, словно хотел поскорее забыть об этом досадном эпизоде.
— Могу я узнать, какая муха их укусила? — спросил наконец Мигель.
— Отряд португальских наёмников попытался захватить Конакри, — объяснил Бальтасар. — И Масиас дал волю своим юнцам, чтобы громили португальцев.
Мигель фыркнул.
— Странный способ выражать протест... — заметил он. — Сегодня же возвращаюсь в студию, и целую неделю оттуда — ни ногой!
— Неплохая идея, — прошептал Бальтасар. — Не те сейчас настроения...
Килиан покосился на него. Он не сомневался — Бальтасар думает о том же, что и все остальные. Что они до сих пор делают в этой проклятой стране?
— Почему мы не уезжаем? — повторил Килиан.
— А куда нам ехать? — вздохнула Бисила.
Этот разговор начинался уже не в первый раз.
— В Испанию, — ответил он. — Всем вместе. Ты моя жена, и поедешь со мной.
— Мое место здесь.
— Твоё место — рядом со мной.
Килиан поднялся и сел на край постели, опустив голову.
— Все уезжают, — сказал он. — Поэтому я обдумываю разные варианты.
Бисила села рядом.
— Я не могу отсюда уехать. Дети белого и негритянки — гвинейцы, а не испанцы. Нам не позволят выехать. — Она замолчала. — А кроме того, — продолжала она чуть погодя, — мне не место в Пасолобино. Я там не приживусь. Для ваших людей я навсегда останусь негритянкой, которую Килиан де Рабальтуэ привёз из колоний.
— Ты будешь моей женой! — возразил Килиан. — Как-нибудь привыкнем, притерпимся!
— Но я не хочу, чтобы кому-то пришлось привыкать ко мне.
— Мы могли бы жить и в Мадриде... или в Барселоне... Я мог бы устроиться работать на фабрику.
— Ты создан для земли, гор, плантации, — возразила она. — В городе ты будешь несчастен. Со временем ты начнёшь винить меня в этом, и наша любовь закончится.
— Тогда у нас есть другой выход: я останусь здесь. На плантации вроде бы пока спокойно.
Бисила встала, направилась к окну, но потом передумала и подошла к столу, на котором стояло маленькое зеркальце. В рамку этого зеркальца Килиан вставил единственную фотографию, на которой они были сняты вдвоём. Она улыбнулась, вспомнив тот день, когда Симон предстал перед ними с только что купленным фотоаппаратом. «Так, Бисила, встань здесь... Вот так... А ты, Фернандо, встань рядом с мамой... Ещё ближе... Так, теперь улыбнись... Так, а ты, Килиан, встань вот здесь... Отлично! Можешь опереться о грузовик, если хочешь. Сейчас вылетит птичка!»
Такова злая ирония судьбы: как только они смогли свободно жить вместе, ни от кого не скрывая своей любви, как тут же начались преследования белых.
— Да, на плантации пока безопасно, — ответила она, не сводя глаз с фотографии. — Но... надолго ли?
— Куда они все собрались? — растерянный Килиан последовал за Гарусом в центр двора. Несколько брасерос, нагружённые тюками со своими пожитками, сбились в кучу. Рядом стояли их жены и дети. Среди них он заметил Бисилу, стоявшую под руку с Лиалией, и Обу, державшую на руках одного из детей Экона.
— Куда вы? — повторил Гарус.
— Мы тоже уезжаем, масса, — твёрдо ответил Нельсон. — Мы получили известие, что можем вернуться домой. Здесь нам больше нечего делать.
— Но... как же война? — спросил Килиан.
— Она уже закончилась, — ответил Нельсон. — Победителей, как говорится, не судят. За нами прислали корабли.
— Мы не хотим, чтобы нас постигла участь португальцев, — вмешался Экон. — Президент желает, чтобы здесь остались одни гвинейцы.
Килиан повесил голову. Вот и они уезжают — последние его товарищи. А как же урожай? Кто соберёт созревшие плоды с деревьев?
Гарус выругался и вернулся в кабинет.
Бисила встала рядом с Килианом. Нельсон протянул руку, чтобы проститься с начальником, но тот покачал головой.
— Я отвезу вас на грузовике, — сказал он. — Дорога долгая, а с вами дети.
— Не знаю, стоит ли вам... — начал было Экон.
— Мне плевать, рискую я или нет, — оборвал Килиан. — Я еду с вами.
— Я тоже еду, — сказала Бисила.
Час спустя толпа нигерийцев начала решительно спускаться по тропе лихорадки, но вскоре их решимость сменилась беспокойством. Сотни людей толпились на маленьком причале, пока гвинейские таможенники у всех по очереди проверяли документы, прежде чем пропустить на узкий трап, ведущий на судно, присланное правительством Нигерии, чтобы доставить их домой.
Килиан и Бисила стояли наверху, опираясь на парапет, рядом с толпой зевак, сбежавшихся поглазеть, как отплывают нигерийцы.
«К счастью, я здесь не единственный белый», — подумал Килиан.
В толпе он разглядел нескольких товарищей Мигеля и Бальтасара.