Посмотрев на часы, он поднялся.
— Сдаётся мне, вы не прочь поужинать. Обычно в это время ужин уже закончен, но я распорядился, чтобы вам оставили еды. Надеюсь, вы меня извините, — он махнул рукой в сторону сына, — но уже поздно, и нам пора в город. Его мать очень сердится, когда мы опаздываем.
Остальные тоже встали, чтобы проводить их до ворот, где управляющий пожал каждому руку. Они вышли на открытую галерею, ведущую в главное здание, где располагались столовая и общая гостиная, а наверху — спальни.
— А что за человек этот Грегорио? — спросил Килиан по дороге в столовую.
— Та ещё скотина! — Хакобо сплюнул сквозь зубы. — Сам увидишь. Ты с ним поосторожнее!
Килиан вопросительно посмотрел на отца, словно желая, чтобы он опроверг слова Хакобо.
— Не обращай внимания, сынок, — сказал тот. — Просто... делай свою работу, и все будет хорошо.
Мануэль почувствовал беспокойство в голосе Антона и стал наблюдать за Килианом, пока он шёл в столовую и усаживался на своё место за столом, на которое указал отец. Килиан ожидал, что сейчас ему придётся пробовать всевозможные экзотические блюда, и это станет первой проверкой, а уже потом начнутся дни, наполненные cutlass и poto-poto, то есть мачете и грязью, к которым придётся привыкать.
При виде еды, которую слуги поставили на стол, Килиан невольно по-детски вытаращил глаза.
— Ой, хамон! — воскликнул он. — И тушёная курица с картошкой!..
Хакобо рассмеялся.
— А ты что думал? Что тебя тут заставят есть змей?
— Еда здесь как дома, даже лучше.
— Мы, европейцы, обычно едим европейскую еду, — пояснил Антон. — Но еще имеем возможность наслаждаться превосходной камерунской кухней, которая сочетает в себе лучшие черты как испанской, так и африканской.
— А это что такое? — спросил Килиан, указывая на какое-то незнакомое блюдо.
Мануэль нетерпеливо облизнулся.
— М-м-м! — протянул он. — Это очень вкусно! Это плантин: жареные бананы с рисом и пальмовым маслом. — Он развернул салфетку и разложил ее на коленях. — Твоё первое экзотическое блюдо, друг мой. Теперь ты не сможешь без него жить.
Килиан недоверчиво посмотрел на него, но вскоре вынужден был признать, что Мануэль прав, и повар заслуживает наивысшей похвалы. Благодаря вкусной еде и хорошему вину, ужин проходил в весёлой и непринуждённой обстановке. Килиан наслаждался приятным вечером, но по-прежнему не мог изгнать из памяти картины родного Пасолобино, плавания по морю и приезда на остров. Он также не мог перестать думать о своём первом рабочем дне на плантации, который ему предстоит провести в компании этого Грегорио. Внезапно его охватила непривычная слабость. Отяжелевшие веки сомкнулись от выпитого вина и усталости.
Он едва прислушивался к разговору, когда вдруг услышал, как отец поднялся.
— Пойду-ка я спать, уже пора, — сказал Антон.
Мануэль и Хакобо решили остаться ещё ненадолго, но сонный Килиан тоже поднялся.
— Я тоже пойду, а то завтра не встану.
— Не волнуйся, тебя разбудят, — заверил Хакобо. — Уже в половине шестого здесь все на ногах.
Пожелав всем спокойной ночи, Антон с Килианом вышли из столовой и поднялись наверх по широкой лестнице, украшенной элегантными белыми пилястрами и массивными перилами; здесь они повернули направо и пошли по открытой галерее с зелёными деревянными перилами, на которую выходили двери спален.
— Спокойной ночи, папа.
Антон направился было к своей спальне, но вдруг передумал, повернулся к Килиану и посмотрел ему в глаза. Ему многое хотелось сказать, хотелось подбодрить сына, поделиться с ним своей силой, так необходимой в первые месяцы, чтобы привыкнуть к жизни на плантации, предложить ему так необходимую помощь... Но в то же время, ему не хотелось, чтобы его упрекали в чрезмерной опеке: в конце концов, Килиан уже взрослый. К тому же ему показалось неуместным добавлять свою проповедь к той информации, что уже и так вовсю кипела в голове юноши. А потому он лишь вздохнул и слегка похлопал сына по спине.
— Не забудь как следует закрепить москитную сетку, сынок, — сказал он.
Несколько часов спустя глубокий пронзительный звук, похожий на удары палкой по дереву, безуспешно пытался достучаться до Килиана, который спал глубоким сном, убаюканный предрассветным бризом. В пятом часу утра другой звук, столь же настойчивый и нетерпеливый, возвестил ему, что пора на работу.
Кто-то настойчиво колотил в дверь.
— Масса, масса! Хватит спать! Вставайте, а то опоздаете!
Килиан нехотя поднялся и направился к двери. Открыв дверь, он обнаружил за ней парнишку, с грудой одежды в руках. Он тут же принялся тараторить без умолку.
— Я принёс вам хлопчатобумажную рубашку и плотные брюки. Кладу их здесь, на кровать, вместе с мачете и пробковым шлемом. Если поспешите, ещё успеете попить кофе. И не забудьте про высокие сапоги.
— Ты говоришь по-испански, — заметил Килиан.
Парень удивленно посмотрел на него.
— Конечно, масса, я же буби, — ответил парень таким тоном, словно этого было более чем достаточно.
Килиан неопределенно кивнул.
— Как тебя зовут?
— Симон, масса. К вашим услугам.
Килиан понял, что это тот самый бой, которого к нему приставили, и постарался запомнить его лицо, в общем, вполне симпатичное. У него были почти круглые глаза и немного сплющенный нос, как у Хосе. Коротко остриженные курчавые волосы были такими чёрными, что на их фоне лоб, прочерченный тремя длинными горизонтальными морщинами, столь несвойственными юности, казался почти светлым.
— Сколько тебе лет? — спросил Килиан.
— Хм-м... Точно не уверен. Быть может, шестнадцать.
— Не уверен? — изумился Килиан.
Симон пожал плечами.
— Ну ладно, Симон. И что же я сейчас должен делать?
— Через десять минут все должны собраться во дворе. Белые тоже. Белые даже раньше.
Килиан посмотрел в окно.
— Так ведь ещё ночь на дворе...
— Да, масса. Но когда начнётся работа, уже будет день. Здесь все дни одинаковые. Двенадцать часов — ночь, двенадцать часов день, и так весь год. Рабочий день длится с шести утра до трёх пополудни. Я помогу вам одеться.
С этими словами он взял с кровати рубашку.
— Нет, спасибо, — вежливо отказался Килиан. — Я и сам могу одеться.
— Но...
— Я сказал — нет, — твёрдо заявил Килиан. — Подожди снаружи.
За пять минут он умылся, оделся, схватил мачете и пробковый шлем и выскочил из комнаты.
— Я ещё успеваю выпить кофе? — спросил он.
Парнишка лёгким шагом двинулся по коридору; Килиан последовал за ним. Спустившись по лестнице, он увидел на главном дворе множество людей, выстроившихся в шеренги. Он бегом бросился в столовую, сделал несколько глотков вкуснейшего кофе, приготовленного Симоном, и вышел во двор. В нескольких метрах от себя он увидел белых коллег, оглашавших по списку чернокожих рабочих, готовых приступить к своим обязанностям. Глубоко вздохнув, Килиан направился к ним, чувствуя, что за ним наблюдают множество глаз. Он знал, что всем интересно посмотреть на нового служащего, и надвинул на лоб шлем, чтобы скрыть волнение.
— Ты как раз вовремя, Килиан, — сказал Хакобо, поравнявшись с ним. В руках он держал какие-то бумаги и гибкий прут. — Минутой позже — и тебе бы не заплатили.
— Как ты сказал?
— Если ты не приходишь вовремя, то не успеваешь на рабочее место, и тебе за этот день не платят, — пояснил Хакобо, слегка ткнув его кулаком под рёбра. — Спокойно, это касается только цветных. Ты хорошо спал?
Килиан кивнул.
— Смотри, — продолжал Хакобо, — вон тот, справа от отца — тот самый Грегорио, или масса Грегор, как они его называют. Он готовит новые бригады для Обсая. Удачи тебе — и пока. Увидимся вечером.
Килиан посмотрел на Грегорио, который, стоя к нему спиной, о чём-то говорил с Антоном. Это был темноволосый мужчина, тощий и костлявый, почти одного с ним роста. Килиан поприветствовал обоих. Они обернулись, и Килиан смог рассмотреть его лицо. У Грегорио были тёмные глаза, ледяной взгляд и маленькие усики над тонкими губами. Килиан посмотрел на отца и протянул руку Грегорио.
— Я Килиан, твой новый напарник, — представился он.
Грегорио держал в руках маленький кожаный кнут, поглаживая рукоятью пальцы, скользя ею вверх-вниз. Прекратив игру с кнутом, он пожал руку Килиана, слишком долго не выпуская ее из своей. Затем пристально рассмотрел его ладонь, и по его губам скользнула улыбка.
— Так значит, ты второй сын Антона? Скоро здесь соберётся вся семейка!
Рука Грегорио показалась Килиану холодной, улыбка — натянутой, а замечания — оскорбительными.
— Где вы работаете? — спросил он, посмотрев на отца.
— Я останусь здесь, при складах главного двора. К счастью, мне не приходится выходить на плантации.
Беседу прервал рёв четырёх огромных грузовиков с круглыми капотами и деревянными кузовами. Махнув рукой в сторону шеренг работников, Грегорио велел им забираться в кузов. Антон склонился к самому его уху и прошептал сквозь зубы:
— Будет лучше, если ты не станешь обижать мальчика.
— Я научу его всему, что он должен знать, чтобы здесь выжить, — с улыбкой ответил тот.
Антон бросил на него предупреждающий взгляд и снова повернулся к сыну.
— Ступай с ним, Килиан.
Килиан кивнул и направился к грузовикам.
— Каждая бригада состоит из сорока человек, — объяснял Грегорио. — На каждую бригаду — один грузовик. Можешь подсчитать.
— Запомни их одежду, чтобы отличать от остальных, — наставлял Грегорио, заметив, как растерялся Килиан, глядя на огромную неразличимую массу чёрных лиц и тел. — У каждой бригады она своя и всегда одна и та же. Чтобы научиться различать их лица, тебе потребуется не один месяц.
Рабочие неспешно, но споро забирались в грузовики, о чём-то переговариваясь на своём языке, которого Килиан не понимал. Он знал, что это язык пичи, и боялся, что так и не сможет его выучить. И в довершение всего, единственный испанец, с которым он может разговаривать на протяжении этих часов — неприятный тип, что сейчас кричал на них, повторяя фразы, звучащие в голове непрестанным рефреном.