Он шёл своей дорогой, пока не услышал голоса брасерос, стук мачете и жужжание пульверизатора, из которого молодые растения опрыскивали особым составом из медного купороса и извести, чтобы защитить их от милдью — ложной мучнистой росы, которая всегда особенно свирепствует в сезон дождей.
Он поравнялся с первыми рабочими, которые опрыскивали длинный ряд какаовых деревьев. Среди них он узнал Нельсона, одного из бригадиров; Килиан поднял кверху большой палец, давая понять, что все замечательно. Тот ответил тем же жестом. Подойдя ближе, Килиан внимательно посмотрел на бригадира. Подумав, он решил задать ему простой вопрос: не потому, что его действительно волновало, куда девался второй белый служащий, а потому, что общение с рабочими помогало ему лучше освоить пичи, в котором он уже заметно продвинулся, хотя ещё и не научился строить сложные фразы.
— Whose side massa Gregor?
— I know no, massa Kilian. — Мужчина пожал плечами, поднял руку и обвёл ею вокруг себя, указывая сразу в нескольких направлениях. — All we done come together, but he done go.
Килиан ничего не понял, но кивнул. Он не слишком представлял, что делать, а потому стал прохаживаться между брасерос, наблюдая за и работой и одобрительно кивая, словно уже был экспертом в этом деле, пока не добрался до того места, где работал Нельсон. Здесь кончались посадки какао и начинались джунгли. Нельсон, крепкий мужчина одного с ним роста, с совершенно круглым и плоским лицом и безволосым подбородком, ругал кого-то из рабочих, одновременно встряхивая распылителем с купоросом. При виде Килиана он тут же перестал сердиться и расплылся в улыбке.
— Все хорошо, масса, — он говорил с сильным акцентом. Знание испанского языка было необходимым условием для тех, кто хотел дослужиться до бригадира. — Раствор нужно как следует перемешать, чтобы не повредить растениям.
Килиан снова кивнул. Ему виделось что-то смешное в ситуации, когда он собирался надзирать за процессом, в котором ровным счётом ничего не понимал. Он предпочёл бы помогать во дворе ремонтировать бараки, поскольку у него был немалый строительный опыт, полученный за время многих часов, когда он ремонтировал дом и сараи у себя в Пасолобино. Но что касается какао, то о нем он пока ещё не знал ровным счётом ничего.
— Сейчас вернусь, — сказал он, поднимая с земли несколько мягких листочков.
Удалиться в лес по естественным надобностям — лучший способ прекратить неловкое молчание и вывернуться из щекотливой ситуации. Первые несколько метров он прошёл свободно, но дальше уже пришлось прорубать путь при помощи мачете. Наконец, он нашёл укромное местечко, спустил штаны, наблюдая, как желтый с чёрным паук кладёт последние стежки на паутину из толстых нитей, протянутую между кустами. Хорошо ещё, подумал он, что я не боюсь пауков и тарантулов. Правда, здешние твари были в десять раз больше и мохнатее, чем самые крупные их собратья из Пасолобино, но все они трусливо разбегались, если хорошо потопать.
Другой проблемой были змеи. Килиан всегда был начеку, особенно после случая с удавом. Здесь был настоящий змеиный рай! Всевозможные змеи, всех цветов и размеров, были здесь повсюду.
Закончив своё дело, он подтерся листьями и встал, ухватившись за ветку; та оказалась мягкой и странно живой, зашевелившись под рукой. Килиан поспешно отпрянул, укрывшись за ближайшим камнем. Осторожно выглянув, он увидел, как медленно свивается кольцами то, что ему показалось зеленовато-коричневой веткой. Присмотревшись, он разглядел граненую треугольную голову и дрожащий в воздухе раздвоенный язык.
Килиан медленно натянул штаны и попятился. Отойдя на несколько шагов, он повернулся и быстро пошёл прочь, спеша убраться как можно дальше от этого места. Сердце бешено колотились. Он не смотрел, куда идёт, и через несколько минут понял, что направился совсем не в ту сторону, откуда доносились голоса брасерос. Шёпотом выругавшись, он вернулся назад по своим следам. Вдруг он услышал чьё-то восклицание, произнесённое знакомым голосом, буквально в нескольких метрах. Прислушавшись, он узнал голос Грегорио. Быть может, тот отправился в лес по той же надобности, что и он сам. Килиан с облегчением вздохнул. Грегорио знал здесь каждый кустик, каждую пядь земли. Килиан решительно направился к нему, стараясь производить как можно больше шума, чтобы тот услышал. В следующую минуту он вышел на крошечную полянку среди лесной чаши.
— Грегорио! Ты не поверишь, но я не знаю, как...
И тут же застыл, онемев от изумления.
Грегорио лежал на земле лицом вниз, крепко сжимая в объятиях тело женщины, конвульсивно дергался между ее раздвинутых ног и время от времени издавал сладострастные стоны. Внезапно рука женщины указала на Килиана. Грегорио прекратил свои телодвижения, приподнялся на локте, повернул голову и выругался.
— Тебе что, так нравится подглядывать? — зарычал он, вставая и натягивая штаны.
Килиан покраснел и замолк на полуслове, увидев пенис Грегорио — все ещё напряжённый, торчащий меж костлявых ляжек. Женщина — совершенно голая — по-прежнему лежала на своём расстеленном на земле оранжевом клоте, похотливо улыбаясь. Здесь же стояла ее пустая корзина. Это была та самая женщина, что скрылась в лесу возле посадок какао.
— Прости... — начал оправдываться он. — Я пошёл в лес и заблудился. Потом услышал твой голос и вышел сюда. У меня и в мыслях не было тебе мешать.
— Но ты помешал! Испортил мне все дело!
Он махнул рукой женщине, велев ей вставать. Та послушно поднялась, обмотала ткань вокруг талии, затем взяла корзину и поставила ее на голову, собираясь уходить, и протянула руку к Грегорио.
— Give me what you please, — сказала она.
— Не за что тебе платить! — ответил Грегорио. — Мне не дали кончить, так что это не считается.
Он махнул рукой, давая ей понять, что она может убираться восвояси.
— You no give me some moní?
На лице женщины проступило раздражение.
— Go away! I no give nothing now. Tomorrow, I go call you again.
Оскорбленная женщина, стиснув зубы, молча удалилась. Грегорио поднял с земли пробковый шлем, отряхнул его и надел.
— А ты, — саркастически обратился он к Килиану, — если не хочешь заблудиться, не уходи с дороги, — он прошёл мимо, даже не взглянув на него. — С твоей-то отвагой ты в джунглях и пары часов не продержишься!
Килиан сжал кулаки и промолчал, все ещё потрясённый увиденным. Внезапно на него накатил новый приступ зуда, и он принялся яростно чесаться.
Брат был прав. Ему нужна встряска.
Во всех смыслах этого слова.
Вечером, как и планировалось, все собрались за прощальным ужином, провожая доктора Дамасо. Этот приятный человек с совершенно седыми волосами и мягкими чертами лица возвращался в Испанию после почти трёх десятков лет, проведённых на острове, где он оказывал всей колонии медицинские услуги.
Они сидели вокруг стола, разделившись по возрасту и опыту. По одну сторону — Лоренсо, Антон, Дамасо, падре Рафаэль, служивший мессу в деревне Сарагоса, а также исполнявший обязанности учителя, Грегорио и Сантьяго, старейший из служащих. По другую сторону стола сидели молодые, кому ещё не исполнилось тридцати: Мануэль, Хакобо, Килиан, Матео и Марсиаль. Пока бои, среди которых был и Симон, накрывали стол к ужину, старики вспоминали свои первые годы на острове, а молодые слушали с вызывающим недоверием самонадеянной юности.
К концу ужина управляющий попросил тишины, чтобы произнести небольшую речь в честь своего доброго друга Дамасо, которую Килиан не слишком внимательно слушал, изрядно опьяненный вином «Аспиликуэта» из Риохи, любезно предложенным Гарусом; к тому же, проклятый зуд снова разыгрался, совершенно немилосердно терзая все тело. Когда управляющий замолчал, послышались громкие аплодисменты, слова благодарности и пожелания доброго пути.
Когда уровень вина в бутылках значительно понизился, беседа приняла другой тон.
— Вы уже со всеми простились? — лукаво спросил Матео — симпатичный мадридец, дружелюбный, порывистый и даже чуть нервный, чьи маленькие усики всегда готовы были дернуться вверх, открывая широкую улыбку под острым носом.
— Думаю, что да, — ответил доктор.
— Точно со всеми? — не отставал Марсиаль, напарник Хакобо во дворе Якато — здоровенный волосатый детина почти двухметрового роста, с мясистым добродушным лицом и могучими руками, похожими на брёвна.
Доктор понимал, куда он клонит, но явно не хотел вдаваться в подробности.
— Все, кто действительно для меня важен, сидят за этим столом, — сказал он, указывая на присутствующих. — И поэтому я повторяю: да, со всеми.
— Если дон Дамасо говорит: со всеми — значит, так оно и есть, — вступился за него Сантьяго — спокойный и рассудительный мужчина примерно одних лет с Антоном, худой и бледный, с гладко зачёсанными прямыми волосами.
— А я знаю одну особу, которой сегодня очень грустно... — вмешался Хакобо.
Молодые расхохотались — за исключением Килиана, который не знал, кого имеет в виду его брат.
— Довольно, Хакобо! — упрекнул сына Антон, украдкой кивая в сторону падре Рафаэля, которому едва ли могли понравиться подобные разговоры.
Хакобо развёл руками и пожал плечами с самым невинным видом.
— Парень, не наглей. — Дамасо погрозил пальцем. — Кто из вас без греха, пусть первым бросит в меня камень — верно, падре?
Все снова рассмеялись над явной двусмысленностью старого доктора, имевшего при этом самый невинный вид. Падре Рафаэль — грузный круглолицый мужчина с пухлыми губами, бородкой и обширной лысиной, которого все любили за добродушие — столь откровенно покраснел, что Дамасо поспешил объяснить свои слова:
— Я не имел в виду вас, падре Рафаэль. Ещё чего не хватало! Я всего лишь цитировал Библию. Ох уж эта молодёжь!.. — Он тряхнул головой. — Вор кричит: «Держите вора!», и так далее, и тому подобное...
— Вот именно, — рассудительно заметил священник. — Я не устаю повторять, что лишь те, кто умеет обходиться без женщины, смогут сберечь и здоровье, и кошелёк. Вот только боюсь, что мои слова на этой земле греха и соблазна — все равно что глас вопиющего в пустынею — Он вздохнул, посмотрев на Килиана. — Остерегайся своих приятелей, парень... Я имею в виду этих обормотов, конечно же.