Неподалёку, сидя на низкой ограде, курили усталые Хакобо и Матео. Рядом стоял Марсиаль.
— Я совсем вымотался, — вздохнул Матео. — Пыль от какао у меня даже в усах застряла.
Хакобо достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб.
— Гарус доволен урожаем, — сказал он. — Говорит: лучший урожай за несколько лет. Мы получим за него огромную выручку!
Килиан тоже совершенно вымотался. Сколько раз за день его охватывало искушение воспользоваться предпраздничной рождественской суетой, подобно какому-нибудь брасеро, чтобы отлынивать от работы.
Он сел рядом с остальными, взял сигарету, предложенную братом, и глубоко затянулся. Тонкая шоколадная пыль, казалось, въелась во все поры кожи. Даже когда работа сушилок полностью прекращается, запах жареного какао ещё долго стоит в воздухе.
Солнце уже село, но ужасающая жара никак не спадала. В голове у него все ещё отдавалось эхо рождественских плясок, отягощенных немалым количеством спиртного. Это было уже второе Рождество вдали от дома, и он до сих пор не мог привыкнуть, что в январе рубашка липнет к спине от пота. Килиан вспомнил рождественскую мессу двадцать пятого декабря, на которой все были в рубашках с короткими рукавами, обожженные солнцем лица людей и утреннее купание в бассейне на плантации. Сухой сезон оказался жарче обычного, и случайные ливни в Сампаке не могли смягчить ужасающей духоты.
— Уверен, в горах Пасолобино сейчас просто адский холод — а, ребята? — сказал Марсиаль, с трудом расстегивая крохотные пуговки на рубашке.
Килиан представил, как родители и Каталина сидят у огня, скотина мирно жуёт жвачку в стойлах, а вокруг простираются луга, покрытые пушистым снежным одеялом. Он по-прежнему скучал по родным, но за проведённые на острове месяцы нестерпимая тоска первых недель притупилась или, по крайней мере, перестала столь безжалостно терзать сердце.
— Да, мне и впрямь уже пора подышать другим воздухом, — заметил Килиан.
— Подожди, уже недолго осталось. Вот вернётся папа — а я держу пари, что ты хочешь, чтобы он вернулся — и поедешь в отпуск в Испанию. Как же я тебе завидую!
Антон простился с детьми так, словно покидал плантацию навсегда. Однако Килиан не стал даже спорить с Хакобо по этому поводу, убеждённый, что отец вернётся, как вернулся и год назад, отдохнувшим и даже чуть пополневшим.
— Послушай, кончай ныть, — упрекнул Килиан брата. — В следующий раз поедешь ты.
— Мне надоело повторять это вслух, но, как я понимаю, ты заслужил свой первый отпуск. Правда, Матео?
Тот кивнул.
— Кто бы мог подумать! Ты даже внешне изменился... Когда ты приехал сюда, то был такой тощий... А посмотри на себя теперь! У тебя теперь мускулы почти как у Моси!
Килиан улыбнулся: сравнение с Моси было все-таки явным преувеличением; но что правда, то правда: он действительно сделал все от него зависящее, чтобы отец, брат, друзья, товарищи и сам управляющий им гордились, а также, чтобы искупить вину после истории с Умару и Грегорио. Для него это было нетрудно, поскольку он был привычен к труду и делал все, что требовалось.
Килиану вспомнились первые дни на острове, и теперь он удивлялся, как ему удалось, несмотря ни на что, вписаться в ежедневную рутину, оглашённую ударами тумбы или дромы и песнями нигерийцев.
Скоро вновь начнутся работы на свежем воздухе, в посадках какао на границе завораживающих джунглей, и тогда главными героями станут секатор, мачете, что беспощадно обрушивается на волчки и неправильно растущие ветки, и так называемая бордосская смесь, которой опрыскивают молодые побеги.
— В конце концов, придётся согласиться со всеми вами — с папой, с тобой, с Хулией... Да, я уже привык к этому острову. Но не вижу ничего плохого в том, чтобы съездить в отпуск домой.
Краем глаза он заметил, как скривился Хакобо, услышав имя Хулии.
В ноябре прошлого года, захваченные праздничной атмосферой балов, концертов и гонок на каяках в Санта-Исабель, Хулия и Мануэль официально объявили о помолвке. С тех пор они проводили свободное время по своему усмотрению, но уже не скрывая отношений, разъезжали по острову в поисках редких растений, которые изучал Мануэль, перекусывали в кафе «Мока», наслаждались очередным хорошим фильмом в кинотеатре или купались бассейне казино.
Эмилио и Хенеросе очень нравился Мануэль: помимо того, что он был уважаемым и образованным человеком, он был ещё и врачом. Их дочь стала невестой врача!
Хакобо, казалось, был готов к такому повороту дел, хотя в глубине души не мог не признать, что его гордость слегка задета. В то же время, он прекрасно понимал, что, при его упорном нежелании жениться, Хулия рано или поздно примет предложение другого — как только найдётся мужчина, способный покорить сердце столь неординарной женщины.
Чтобы заглушить тоску, он с удвоенной силой работал в Сампаке, а ночи, по своему обыкновению, проводил в Санта-Исабель. Сожалел он лишь об отсутствии товарищей по пьянкам и загулам. Бата была не настолько близко, чтобы Дик и Пао могли приезжать на остров каждую субботу, а Матео и Марсиаль все больше времени проводили в подругами Хулии в казино.
— Кого больше всего расстроит твой отъезд, так это... — Матео зловредно подмигнул. — Как же ее звать? Всегда забываю это чертово имя!..
— Которая из них? — толстые губы Марсиаля умильно сложились в поцелуе. — Берегись, Хакобо: брат тебя ещё обскачет!
— Это вряд ли! — рассмеялся тот. — Боюсь, он стал ещё большим праведником, чем когда-либо прежде... Знаете, что говорят о нем девчонки из города? — Он повернулся к Килиану. — Что ты заразился праведностью от тех плантаторов, что живут отшельниками...
— Да ладно, ладно, не так уж и заразился... Ну, а вы двое? — Килиан пошёл в контратаку, шутливо тыча пальцем в Матео и Марсиаля. — Вы-то всегда помните, что для вас выгодно. Полагаю, что с Мерседес и Асенсьон вы забыли о своих подружках из клуба Аниты.
— Окончательно! — подхватил Матео, лукаво подмигнув. — И бесповоротно!
Все четверо громко рассмеялись.
— Смейтесь, смейтесь! — проворчал Хакобо сквозь хихиканье. — Но я-то вижу, что Мануэль, заключив официальную помолвку, не упускает случая перекусить в нашей забегаловке.
— Рано или поздно это случится со всеми, Хакобо, — пожал широченными плечами Марсиаль, и широкая улыбка озарила его лицо с огромным носом. — Рано или поздно, но это случается. Годы идут, и мы понимаем, что пора создавать семью.
— Я пошёл в душ. Скоро ужин, — заявил Хакобо, вставая и направляясь в сторону столовой.
Остальные последовали за ним.
— Как же ему нравится чёрное мясо! — шепнул Матео Марсиалю, качая головой. — Даже не знаю, сможет ли он когда-нибудь от него отвыкнуть...
Килиан поморщился, задетый словами и тоном Матео.
Так было всегда: после болтовни и смеха с остальными на душе у него оставался неприятный осадок.
Он закурил, пропуская остальных вперёд. Он любил эти минуты, когда день внезапно сменялся ночью, отступал, оставляя после себя лишь аромат пахучих трав в зарослях какао, и тьма в одночасье окутывала остров.
Он облокотился о стену, дожидаясь сумерек, и подумал о Саде.
Перед глазами встала стройная женская фигура, длинные ноги, бархатная кожа, пышная крепкая грудь, узкое удлинённое лицо, на котором соперничали красотой тёмные миндалевидные глаза и полные губы. Подобно тёмной пыли какао, стоявшей в воздухе все последние дни, головокружительная суматоха последних месяцев также имела сладко-горький привкус: реки пролитого пота и нечеловеческих усилий были вознаграждены превосходным урожаем, и каждую свободную минутку — если таковые выдавались — Килиан вздыхал о ней.
Оба были правы. Торс Килиана, его руки и ноги действительно обросли мускулами от физических усилий, а кожа приобрела приятный оттенок сияющей бронзы, и теперь, когда они с Хакобо бывали на танцах, он пользовался не меньшим успехом, чем брат. Одетые в безупречно выглаженные белые льняные сорочки и широкие бежевые брюки, с гладко зачёсанными тёмными волосами, братья тут же оказывались в центре внимания женщин — и белых, и чёрных.
Килиан прекрасно знал, что выйти в город вместе с Хакобо — значит опьянеть от виски и закончить вечер в объятиях красивой женщины; однако за последние месяцы он слишком устал от танцев и выпивки.
Поэтому он решил ограничить выезды в город и встречи с прекрасной Саде, хотя они и были ему необходимы, чтобы держать в узде свои инстинкты молодого мужчины. Она никогда ни о чем его не просила и ни в чем не упрекала. Он приезжал в клуб, где была Саде, всегда готовая отдаться после недельной разлуки. Килиану эта ситуация казалась очень удобной. Он получал удовольствие от мимолётных встреч и относился к ним с прохладным чувством юмора и мимолётной нежностью.
Наконец, он уже не мог скрыть от окружающих их отношения, и теперь приходилось терпеть все те же сальные шуточки, которые раньше слушал о других. Он пытался относиться к ним невозмутимо и даже довольно остроумно на них отвечать, но в глубине души все это его это раздражало, поскольку, видимо, он смотрел на эти вещи не так, как другие. Скажем, как его брат, переспавший с несметным количеством женщин, не питая к ним никаких чувств. Порой Килиан даже задумывался: а что, если Саде — та самая женщина, с которой он свяжет будущее или создаст семью?..
Стоило ему об этом подумать, как все внутри сжималось, словно в желудке шевелился червяк. Тогда он закрывался у себя в комнате и курил сигарету за сигаретой, чувствуя себя трусливой лесной крысой, не смеющей высунуться на свет.
Несколько дней спустя Хакобо ворвался к нему в комнату, чтобы показать телеграмму из Баты.
— Это от Дика, — сообщил Хакобо. — Он приглашает нас в Камерун охотиться на слонов, а затем весело провести несколько дней в Дуале. Гарус нами доволен, и я уверен, что он нас отпустит. Жаль, конечно, что это приходится как раз на праздник урожая в «Клубе рыбака», в ту самую субботу: ведь там соберётся весь свет. К тому же, у меня куплены билеты на боксерский матч на стадион в Санта-Исабель. Слоу Пуасон против Чёрной Пули — умереть не встать! То целые месяцы ничего не было, а теперь вдруг — все сразу! Ну, так что будем делать?