решились отправиться в Африку из заснеженных Пиренейских гор?
В папке было почти пятьдесят подшивок других служащих. Кларенс записала в блокнот имена тех, кто работал на плантации в пятидесятые-шестидесятые годы. Потом она спросит у Килиана и Хакобо, помнят ли они Грегорио, Марсиаля, Матео, Сантьяго...
Прежде чем взяться за новую стопку бумаг, она долго изучала информацию о членах своей семьи. Особенно ее удивила медицинская история отца. Она обнаружила, что он, оказывается, тяжело болел малярией.
Она нахмурилась.
Хакобо и Килиан рассказывали, что постоянно принимали пастилки хинина и резоцин, чтобы не заболеть малярией. Если кто-то забывал принимать лекарства, он легко заболевал: у него поднималась температура, и начинался озноб; как говорили, эта болезнь похожа на тяжелый грипп. Вот только длится он несколько недель... Ее это очень удивило, и она решила, что спросит отца, когда вернется в Пасолобино.
Она посмотрела на часы. Уже час! Она подсчитала, что разобрала около шестидесяти процентов материалов. Она потянулась, потерла глаза и зевнула. Она уже подозревала, что ничего не найдет, никаких сведений о рождении Фернандо. В контрактах брасерос указывалось лишь имя человека, женат ли он или холост, но не указывалось ни количество детей, ни их имена. Иногда попадались медицинские свидетельства о родах жены, родился ли у нее мальчик или девочка, но никогда не указывались имена новорожденных.
Кларенс предполагала, что Фернандо родила туземка. Насколько она знала, в то время единственной белой супружеской парой в Сампаке были Хулия с Мануэлем. С каждой минутой она все больше разочаровывалась, но все же решила довести дело до конца. Любой из потомков отцовских товарищей, приехав на плантацию, наверняка бы привел бумаги в порядок.
Она так увлеклась, проговаривая вслух надписи на папках и раскладывая по порядку бумаги, что не заметила, как кто-то вошел в комнату, пока не почувствовала, что этот кто-то стоит у нее за спиной. Она вздрогнула, обернулась, и ее сердце сжалось.
Она застыла как громом пораженная.
Перед ней стоял высоченный гигант с черной, как ночь, кожей, разглядывая ее со смесью любопытства, удивления и презрения. Она и сама была довольно высокой, но теперь ей пришлось задрать голову, чтобы увидеть венчающую мускулистое тело обритую наголо голову, на которой дрожат капли воды.
— Вы меня напугали, — сказала она, косясь в сторону двери.
Кларенс слегка нервничала, закусив губу. Между ней и спасительным колокольчиком, о котором говорил Фернандо, стоял этот незнакомец — огромный, молчаливый и очень странный.
— Мне бы Фернандо, — произнес он басом спустя несколько мучительно долгих секунд.
«Мне бы тоже», — подумала она, слегка усмехнувшись.
— Как видите, здесь его нет, — произнесла она вслух. — Может, он в здании напротив?
Мужчина кивнул, задумчиво выпятив толстую нижнюю губу.
— Наконец-то наняли секретаршу? — спросил он, кивнув на заваленный бумагами стол.
— Ах, нет-нет. Я просто приехала в гости, и... вот... — она не знала, как ему объяснить. Затем снова посмотрела на часы: Фернандо вот-вот должен был вернуться. — Я искала старые документы тех времен, когда здесь работал мой отец.
Мужчина приподнял бровь.
— Так вы — дочь плантатора?
Его голос звучал вполне нейтрально, но Кларенс вдруг почувствовала себя оскорбленной.
— Служащего плантации, — поправила она. — Это не одно и то же.
— Ну да, конечно, — буркнул он.
В кабинете воцарилось неловкое молчание. Незнакомец по-прежнему не спускал с нее глаз, а Кларенс не знала, продолжать ли ей работу или идти искать Фернандо. В конце концов она выбрала второе.
— Если позволите, я пойду в соседнее здание, — сказала она.
Обойдя незнакомца, она поспешно направилась через двор. Дождь по-прежнему лил, но уже не с такой силой.
На нижнем этаже никого не было. Она направилась к крыльцу, где припарковал машину Томас. За исключением внедорожника, которого она раньше не видела, стоянка была пуста. И где же толпа, нескончаемая суматоха, о которой говорил отец? Где эти сотни рабочих? Ей вдруг стало страшно: плантация показалась вымершей. Нет уж, лучше вернуться в контору. Но... что, если этот громила все еще там?
Она невольно фыркнула. Ну это же просто смешно. Вот почему она всего боится?
Кларенс развернулась, собираясь вернуться к своим бумагам, и вдруг увидела еще одного незнакомца — не слишком высокого, с совершенно седыми волосами; он спешил прямо к ней, возбужденно жестикулируя и лопоча что-то на незнакомом языке. Этого еще не хватало! Она даже не успела подумать, кто бы это мог быть, и чего он от нее хочет, когда увидела прямо перед собой лицо этого человека, иссеченное уродливыми шрамами. Несколько секунд он пристально ее разглядывал, чуть отдалившись; затем снова приблизился, бормоча какие-то непонятные слова и покачивая головой.
— Простите, но я не понимаю, о чем вы говорите, — сказала Кларенс; ее сердце бешено колотилось.
Она зашагала по красной глинистой земле двора. Незнакомец следовал за ней, то возводя к небу искореженные артритом руки, то протягивая их в сторону Кларенс, словно порываясь ее схватить. У нее было ощущение, будто он почему-то сердится.
— Простите, пожалуйста, я уже ухожу, — сказала она. — Фернандо Гарус ждет меня в конторе, видите? — она указала на маленькое здание. — Да, он там.
Она ускорила шаг и влетела в кабинет, оглянувшись: не следует ли за ней этот странный человек.
И тут же налетела на живую гранитную стену, одетую в джинсы и белую футболку.
— Вы что, ослепли?
Чьи-то сильные руки схватили ее за предплечья, отстраняя. Кларенс почувствовала, как что-то мокрое и горячее потекло по лицу.
— Экая неженка! — усмехнулся уже знакомый чернокожий гигант. — Уже и кровь из носа!
Кларенс поднесла руку к лицу и убедилась, что это правда. Она полезла в сумочку и достала несколько бумажных носовых платков.
Итак, она была права: громила все еще здесь.
— Я думала, вы уже ушли, — сказала она, оторвав кромку носового платка, чтобы остановить кровотечение.
— Я никуда не спешу, — ответил он.
— Зато я спешу. Я должна разобрать все это до прихода Фернандо.
Громила преспокойно уселся за стол, и стул заскрипел под его тяжестью. Кларенс принялась укладывать в шкаф разложенные по порядку стопки бумаг, чувствуя, что он ни на минуту не спускает с нее глаз. Его пристальный взгляд ее нервировал, тем более что он даже не предложил помочь. Форменный хам, иначе не скажешь!
— Простите, Кларенс, я немножко задержался, — послышался у нее за спиной знакомый голос.
Кларенс вздрогнула и обернулась. Фернандо широким шагом пересек кабинет и удивленно застыл при виде чернокожего.
— А я думал, что в такую погоду тебя стоит ждать только завтра, — сказал он.
Он подошел к громиле и подал ему руку.
— Давно ты здесь?
Кларенс подошла, чтобы забрать последнюю стопку бумаг.
— Эй, что с тобой случилось? — спросил Фернандо.
— Ничего, я просто ушиблась дверью.
Фернандо проводил ее до шкафа и заглянул внутрь.
— Ну вот, совсем другое дело! — воскликнул он. — Я вижу, ты не теряла времени даром... Ну как, нашла что-нибудь интересное?
— На самом деле, здесь нет почти ничего, чего я не знала бы раньше... Меня только удивило, что здесь нет никаких записей о детях, родившихся на плантации, зато постоянно упоминаются имена матерей, рожавших в здешней больнице. Даже не знаю. Мне казалось, в Сампаке было много детей, разве нет?
— Ну разумеется, — Фернандо кивнул на чернокожего великана, смотревшего на них хмурым взглядом. — Вот, например, один из них. Ты ведь родился здесь?
Кларенс с интересом взглянула на него. Ему, наверное, было около сорока лет — стало быть, он родился как раз в тот период времени, что так ее интересовал.
— Вот только не могу сказать, были уже тогда переписи или нет... Может, стоит поискать в школе, в списках учеников... Боюсь, что бы здесь ни происходило, никаких следов не осталось. А ты что скажешь, Инико?
«Инико... — медленно повторила она про себя. — Его зовут Инико. Какое странное имя».
— Нас было много, — ответил он без особого энтузиазма. — Но я больше времени проводил в деревне, с родней матери, чем на плантации. Что же касается переписей, то женщины-буби обычно рожали у себя в деревнях, а нигерийки — в семейных бараках, Только если возникали какие-то проблемы, женщину клали в больницу при плантации. А белые рожали в городской больнице.
— А почему тебя это интересует, Кларенс? — спросил Фернандо.
— Ну... — она лихорадочно соображала, что бы соврать. — В моем исследовании — я имею в виду, в моей работе, есть раздел, посвященный именам детей, родившихся в колониальную эпоху...
— Каким именно именам? — резко перебил Инико. — Родители давали нам одни имена, а в школе нас записывали под другими.
«Как все сложно», — подумала Кларенс.
— Ну… — Фернандо цокнул языком. — Боюсь, эта тема несколько... щекотливая.
— Ну что ж. — Кларенс решила не настаивать, чтобы не возбуждать подозрений. — Короче говоря, я не нашла здесь ничего нового, чего бы уже не знала.
«Кроме того, что мой отец тяжело болел», — подумала она.
— Я не успела закончить. Если разрешишь приехать как-нибудь в другой раз, обещаю довести работу до конца.
— Тебе обязательно стоит вернуться. Ты же еще ничего не видела! Инико, ты сейчас едешь в Малабо?
Чернокожий гигант кивнул.
— Можешь подбросить Кларенс в город? — Его голос звучал так, словно он скорее приказывал, чем спрашивал. Затем Фернандо снова повернулся к Кларенс. — Э-э-э... Прости, Кларенс, но тут возникла небольшая проблема. Затопило помещение с генераторами, и я не могу сейчас уехать.
Он достал из кармана ключ.
— Так что извини. Инико будет готов через минуту.
Кларенс поняла, что им нужно поговорить наедине, и молча кивнула. Она взяла сумочку, пока Фернандо открывал шкаф, и тут почувствовала, что Инико по-прежнему не сводит с нее пристального взгляда, холодного, как айсберг. Возможно, так он выражал свою благодарность, что соизволила оставить их наедине.