Ее звали Бисила, в честь Матери Бисилы, покровительницы острова Биоко, согласно культурным традициям и верованиям народа буби. И тут Кларенс узнала, что статуя скорбящей Пресвятой Девы в кафедральном соборе на самом деле — Бисила, буби считают ее матерью и создательницей всего живого. В ее честь устраиваются празднества, хоть и тайно, поскольку вот уже много лет эти празднества в Гвинее запрещены политическим режимом, ведь у власти оказались представители народа фанг.
Ужин, приготовленный Бисилой, оказался настоящим пиром, состоявшим из блюд национальной кухни, которые Кларенс нашла восхитительными: здесь были ямс и маланга, приправленные пальмовым маслом, бока'о из овощей — смесь овощей и рыбы, и самое изысканное блюдо — мясо антилопы. Кларенс не знала, всех ли гостей в этом доме принимают так по-королевски, но, несомненно, чувствовала себя особенной гостьей, благодаря вниманию Лахи и его матери.
И конечно, ей снова показалось, что Инико раздражает ее присутствие.
Она сидела напротив братьев, так что могла хорошо разглядеть обоих. На первый взгляд, они отличались друг от друга как небо и земля. Инико был старше Лахи, но сохранил юношескую гибкость и рельефность мускулатуры. Кларенс пыталась найти в них какое-то сходство, но вскоре бесповоротно сдалась. У Инико голова была обрита наголо, а Лаха щеголял длинными пружинистыми локонами крутых кудрей. Кожа Инико была гораздо темнее, чем у брата, который, в свою очередь, был похож на мулата. Глаза Инико были огромными, как у матери, но чернее и слегка миндалевидные. Глаза Лахи были скорее темно-зелеными и прятались среди множества крошечных морщинок, когда он улыбался, что случалось весьма часто.
В конце концов, Кларенс пришла к выводу, что роднит братьев лишь манера слегка поглаживать пальцем бровь, когда они нервничают.
Кларенс посмотрела на Бисилу. Как она могла родить двух таких разных сыновей? Кларенс нисколько не удивилась бы, если бы выяснилась, что один из них — приемный. Она снова посмотрела на них, стараясь угадать: который же из двух?
Что же касается характеров, то Лаха был элегантным, симпатичным балагуром. Очевидно, Соединенные Штаты наложили на него свой отпечаток: в его жестах явно сквозило что-то американское. Инико же, напротив, был суров, молчалив и поразительно угрюм. Он, казалось, даже не слушал ее рассказов об Испании и расспросов о жителях Биоко и их обычаях.
Кларенс несколько раз пыталась вовлечь его в разговор, расспрашивая о его жизни и работе, но он отвечал коротко и сухо, даже презрительно.
Бисила заметила ее бесплодные попытки разговорить сына и под тем предлогом, что нужно помочь принести кофе, увела его на кухню, где сказала ему несколько слов на языке буби, после чего, к удивлению Кларенс, Инико стал вести себя немного любезнее. С этой минуты он начал проявлять явный интерес к ее расследованию, как потомка колонизаторов, что помогло Кларенс направить разговор в нужное русло.
— Можно у вас кое-что спросить, Бисила?
Та повернулась и с улыбкой кивнула.
— Насколько я поняла, вы с сыновьями жили в Сампаке? Можно уточнить, когда это было?
Бисила растерянно заморгала, и Кларенс показалась, что она с трудом удерживает улыбку.
— Мне хотелось бы спросить, не могли ли вы знать моего отца, — произнесла она. — Он работал на плантации в пятидесятых-шестидесятых годах.
— Дело в том, что белые не общались с нами, неграми, — ответила Бисила. — На плантации работало больше ста человек. Это все равно что большая деревня.
— Но ведь белых было не слишком много, — нахмурилась Кларенс. — Думаю, их все знали — во всяком, случае, по именам.
— Сказать по правде, — немного напряженным тоном произнесла Бисила, — я больше времени проводила у себя в деревне, чем на плантации.
Лаха и Инико тревожно и многозначительно переглянулись. Оба знали, что их мать не любит говорить о жизни на плантации, и теперь лихорадочно соображали, как заставить Кларенс замолчать.
— А ты знаешь, мама, — вмешался Лаха, намереваясь сменить тему, — Кларенс, оказывается, живет на севере Испании!
— Ну, как сказать, — ответила Кларенс. — Север Испании весьма велик, а моя родная долина совсем маленькая, как этот остров.
— И там всегда холодно и идет снег, да? — спросил Лаха.
— Я не смог бы жить в таком холоде, — высказался Инико, теребя в пальцах маленькую раковину на кожаном шнурке, висевшую у него на шее.
— Ты не смог бы жить ни в каком другом месте, кроме Биоко, — со смехом заявил Лаха.
— Ничего удивительного, — заметила Кларенс, пожав плечами. — Со мной то же самое. Порой я жалуюсь на погоду, климат и прочие неудобства, но при этом не могу долго жить вдали от родины. Такое вот любопытное смешение любви и ненависти.
Инико поднял на нее взгляд.
Огромные глаза смотрели так неотступно, что она покраснела.
Поистине, этот человек страшно ее нервировал.
— А как называется твоя деревня? — спросила Бисила, вставая, чтобы принести еще кофе.
— Ох, она очень маленькая, — ответила Кларенс. — Хотя сейчас ее знают многие, благодаря горнолыжной станции. Она называется Пасолобино.
От звона разбитой чашки, упавшей на стол, все вздрогнули. На пол побежали темные ручейки разлитого кофе. Бисила, поспешно извинившись, побежала на кухню за тряпкой, чтобы вытереть стол и убрать осколки. Остальные, как могли, попытались сгладить неловкость.
— Вот уж действительно — ужасное название! — пошутил Лаха.
— Говорят, все названия что-то означают. — В глазах Инико наконец промелькнуло что-то похожее на улыбку. — В данном случае все просто: « Пасолобино» означает «Земля волков».
Он чуть приподнял левую бровь.
— Но ты не выглядишь такой уж свирепой, — заметил он, впервые посмотрев на Кларенс.
— Ох, ты меня еще не знаешь! — дерзко ответила Кларенс, выдержав его взгляд.
— Ну, если там рядом горнолыжная станция, — вмешался Лаха, — то это, должно быть, богатое место.
— Сейчас — да, — ответила Кларенс. — А несколько лет назад долина была совершенно пустынна. Люди разъехались и жили в городе. Работы не было, один холод и коровы. Но теперь все по-другому. Теперь там поселилось много народу, вернулся кое-кто из старожилов, и условия жизни стали намного лучше.
— Вот видишь, Инико? — Лаха повернулся к брату. — Оказывается, прогресс — не так уж и плохо.
Инико немного помолчал, помешивая кофе ложкой.
— Думаю, на этот счет лучше спросить местных жителей, — сказал он наконец.
— А кто же тогда, по-твоему, я? — Кларенс почувствовала себя оскорбленной.
— Для Инико ты — примерно то же, что и я, — саркастически заметил Лаха. — Ты принадлежишь к банде завоевателей.
— Самое нелепое упрощение! — возмутилась она, и ее щеки жарко вспыхнули.
Она потянулась через стол к Инико, чтобы привлечь его внимание, похлопав по руке, и слегка повысила голос: — Очень легко делать выводы, не удосужившись даже разобраться в ситуации. Ты же ничего обо мне не знаешь!
— Ну, я достаточно тебя знаю, — усмехнулся он.
— Это ты так думаешь! Если мой отец был колонистом, как многие другие, это не значит, что я должна неустанно просить прощения...
Внезапно она застыла, задумавшись: а как она поступит, если вдруг окажется лицом к лицу со своим единокровным братом?
Инико покривил губы, затем посмотрел на Лаху и присвистнул.
— Должен признать, у нее есть характер...
Он произнес это примирительным тоном, но Кларенс рассердилась, что он предпочитает говорить о ней так, словно ее здесь нет. Она откинулась на спинку стула, не имея ни малейшего желания продолжать разговор. К счастью, в эту минуту с кухни вернулась Бисила с веником и совком в руках. Она казалась очень усталой. Лаха шагнул к ней, чтобы помочь, но его мать лишь покачала головой. Все четверо молчали, пока Бисила заметала на совок осколки чашки.
— Как звали твоего отца? — внезапно спросила она дрожащим голосом.
Кларенс наклонилась вперед, облокотившись о стол.
— Хакобо, — ответила она. — Его зовут Хакобо. И он еще жив.
От вопросов Бисилы снова затеплилась надежда. Имя ее отца не настолько распространенное, чтобы его можно было легко забыть. Но что это? Ей почудилось, или Бисила действительно окаменела?
Она подождала несколько секунд, прежде чем снова спросить:
— Вы его знали?
Бисила покачала головой, прерывистыми движениями вытирая стол.
— Мне жаль, но нет.
— Он приехал сюда вместе с моим дядей Килианом. Это очень редкое имя. Не думаю, что его так легко забыть.
Бисила замерла.
— Мой дядя тоже еще жив... — продолжила Кларенс.
— Мне очень жаль, — повторила Бисила угасающим голосом, — но я их не помню. — Она направилась на кухню, бормоча себе под нос: — Память, знаете ли, все больше подводит...
Лаха нахмурился.
Ненадолго воцарилось неловкое молчание, которое решил нарушить Инико, поднявшись и подав рюмки для тростникового бренди.
Кларенс закусила губу от досады. Любые ее попытки что-то разузнать о Сампаке неизменно заводили в тупик. Если даже Бисила утверждает, что не помнит ее отца, оставалось только разместить объявления в местных газетах.
Но тут она вспомнила свой поход на кладбище и решила использовать последний козырь. Дождавшись, пока Бисила вернется и снова сядет рядом, Кларенс рассказала, какое странное чувство ее охватило, когда она прочитала название Пасолобино на могильной плите в Африке.
— Хотелось бы знать, — задумчиво произнесла она, — кто приносит цветы на могилу моего деда...
Бисила сидела, опустив голову и сложив руки на коленях. Кларенс заметила, как изменилось ее лицо. Хотя, возможно, Бисила просто устала, потому что не привыкла ложиться поздно.
— Ну что ж. — Кларенс посмотрела на часы. — Большое спасибо за ужин, Бисила. И за гостеприимство. Надеюсь, мы с вами еще увидимся до моего возвращения в Испанию.
Бисила слегка кивнула, но ничего не сказала.
Лаха понял, что Кларенс собирается распрощаться с ними и вернуться в отель, но у него возникла другая идея.